Завещание бессмертного - Санин Евгений Георгиевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗

Евгений Санин

Завещание бессмертного

Часть первая

Глава первая

1. Хозяин Пергама

На высокой постели из слоновой кости, украшенной золотыми фигурками богов, утопая в мягких подушках, лежал худощавый человек, лет двадцати пяти, с белокурыми кудрявыми волосами и такой же светлой неряшливой бородой. Его большие, слегка выпученные глаза, отливая нездоровым блеском, неотрывно смотрели на золотого Зевса с рубиновыми глазами. Полные губы, беспрестанно вздрагивая, неслышно шептали молитву повелителю всех богов.

Это был царь Пергама – Аттал, прозванный в своем народе Филометором, [1] шестой по счету правитель богатейшего в мире государства мира, которое стало центром всего, что чувствовало себя истинно эллинским, и третий носящий тронное имя Атталидов.

Это был последний царь греческого происхождения, в жилах которого текла кровь всех диадохов – полководцев Александра Македонского, разделивших после смерти своего кумира его великое царство: Птолемея Лага, Лисимаха, Селевка Никатора…

«О, Зевс! Зевс!.. – исступленно твердил он про себя, чувствуя, как сдавливает от слез горло. – Ты царь и я царь, кому, как не тебе понять меня? Кому, как не тебе помочь мне? О, великий из всех богов, ты, карающий зло и несущий людям справедливость, зачем ты сделал несчастнейшим из всех смертных не беглого раба… не ленивого крестьянина… не продажного вельможу, а меня: повелителя целого народа, твоего наместника на этой земле?! Зачем ты отдал своему брату Аиду [2] мою мать Стратонику и милую, нежную Беренику, которая так и не успела стать моею женой?… Почему не отвратил подлую руку, поднесшую им отравленную чашу, не предупредил меня, чтобы я дал им противоядия, ведь ты знаешь, что я изобрел средства против всех известных на Земле ядов?!»

Чуткое ухо царя уловило тихий говор за дверью: то ближайшие вельможи, не решаясь переступить порога царской спальни, гадали, в каком настроении проснулся сегодня их повелитель.

Глаза Аттала злобно сощурились на дверь, уголки губ задергались.

«Да, великий, я отомстил… Я собрал на пир всех тех, кто мог быть причастным к убийству матери и невесты, всех старых советников отца и велел своей охране перестрелять их из луков. Этим я вырвал у змеи, имя которой – заговор, самый большой ядовитый зуб. А если у нее их было два? Пять? Десять?! О, великий Зевс, помоги мне, избавь от врагов, убереги от друзей, открой глаза на то, что истинно творится за моим дворцом! Где? За каким домом, каким поворотом кинжалы, пики и отравленные стрелы? Они смотрят своими остриями мне прямо в глаза!.. Я не выдержу этого, о, великий!..»

Пока Аттал, давясь рыданиями, бился головой в подушки, его ближайшее окружение, стоящее за дверью спальни, никак не могло прийти к решению, кому входить первым.

«Друг и советник царя» Менедей; седобородый Верховный жрец; придворный лекарь Агафокл и даже всегда решительный и быстрый, как и подобает главе охраны царя, начальник кинжала Зимрид переминались с ноги на ногу и старались переложить это рискованное дело на чужие плечи.

Базилевс в последнее время вспыльчив и озлоблен: не один десяток вельмож, не говоря уже о слугах и рабах, попавших ему под горячую руку, испытали на себе искусство палача. Что толку от того, что царь после этого неделями носит траур по казненному, одаривая его семью золотом, когда голова уже распрощалась с телом?

– Иди! – подталкивал Зимрида локтем Менедей. – У тебя несколько срочных докладов базилевсу!

– Мои доклады могут и подождать! – возражал начальник кинжала, в свою очередь, глядя на Верховного жреца. – Базилевс молится, сейчас ему нужен такой человек, который стоит на самом мосту между людьми и богами…

– Во время молитв не плачут, ибо они дарят людям целительную надежду! – нравоучительно поднял палец Верховный жрец. – А базилевс рыдает! Что, если ему опять нездоровится? Тогда единственный, кто должен быть с ним сейчас, – это лекарь!

Три пары глаз требовательно уставились на побледневшего Агафокла.

– Но я был у базилевса вчера вечером! – отступая на шаг, пробормотал он. – Он здоров…

– А те страшные сердцебиения, что начались у него после гибели матери? – надвинулся на лекаря Менедей. – Или ты забыл, что точно такие же приступы унесли жизнь нашего обожаемого базилевса Эвмена?!

– Н-но они уже месяц как не тревожат Аттала! – воскликнул в отчаянии Агафокл.

– А ты уверен, что они не начались вновь? – прошипел Зимрид.

– Или мне войти первому и доложить базилевсу, как ты печешься о его бесценном здоровье? – добавил Менедей.

– Правда, правда! – закивал Верховный жрец. – Иди первым, доложи!

– Ну? – не слушая старца, прикрикнул на Агафокла Менедей.

Лекарь покорно вздохнул и робко постучал в дверь. Не услышав ответа, стукнул сильнее.

Аттал вскрикнул от неожиданности, невольно прижал руку к груди, почувствовав, как бешено заколотилось сердце.

– О боги! Опять… – простонал он, впиваясь бешеными глазами в вошедшего лекаря.

– Я только, я… – забормотал лекарь, отступая назад, но дверь предусмотрительно закрылась за его спиною. – Я только хотел узнать как твое бесценное здоровье, величайший…

– Проклятье! Кто тебя просил входить так внезапно? – прохрипел Аттал, падая на подушки. – Стой! Раз уже вошел, так помоги! Успокой мое сердце, исцели его! Озолочу! Дам тебе столько золота, что ты и все твои потомки… даже через тысячу лет… будут жить в довольстве и роскоши!

Агафокл торопливо просеменил к постели, приложил ухо к груди и, отшатнувшись, упавшим голосом сказал:

– О, величайший! Я пытался вылечить от такой болезни еще твоего отца Эвмена. Увы! От нее нет ни притирок, ни снадобий. Это добрые и злые силы борются сейчас в твоей груди, и твое бедное сердце мечется между ними… Потерпи, скоро добрые силы одержат верх, и сердце сразу успокоится!

– Прошлый раз это твое «скоро» продолжалось целых два часа, которые были для меня длиннее вечности! – сдавленно прохрипел Аттал. – А если верх возьмут злые силы?…

– О, величайший, это невозможно! Ведь ты такой добрый, такой славный…

– Эвмен был куда добрей и славнее меня, и тем не менее…

С минуту царь смотрел на склонившуюся перед ним голову лекаря и, когда несколько новых толчков в груди потрясли все его тело, закричал:

– Менедей, Зимрид, все, кто там есть, – сюда! Скорее!..

Вбежавшие вельможи, увидев царя, бледного, с каплями пота на лбу, в растерянности остановились.

– Повелеваю… – прошептал Аттал, судорожно стискивая тончайшие одежды на груди. – Найдите такого лекаря, который смог бы избавить меня от этих страданий! Пошлите людей в Александрию, Афины, Сирию, Индию, на все рабские рынки, где иногда продают толковых лекарей, но отыщите такого, кто спас бы меня… Я ничего для него не пожалею, отдам все – лучше быть рабом и нищим, чем мучиться так… Невольнику я дам свободу, незнатному – титул своего друга, бедному – столько золота, сколько весит он сам! Богатому подарю целый город… Ступайте! Скорее!..

– А с этим что делать? – кивнул на замершего Агафокла Зимрид.

Сердце в груди Аттала зашлось так, что стало темно в глазах. Это решило судьбу лекаря.

– Отдай его палачу, – отворачиваясь, мстительно бросил царь.

– О, величайший, пощади! – закричал Агафокл. – При чем тут я? Это все злые и добрые силы… Тебе надо больше молиться и приносить щедрые жертвы богам!..

– Правда, правда! – закивал Верховный жрец, но тут же осекся, потому что Аттал, метнув уничтожающий взгляд на лекаря, повторил приказ:

– Палачу! Пусть рассказывает эти сказки в царстве Аида. Хвала богам, что хоть там никто не будет нуждаться в его сомнительных услугах!

– Правда, правда! – поддакнул Верховный жрец, поспешно уходя из спальни вслед за начальником кинжала, который увел за собой вопившего Агафокла.