Тени «Желтого доминиона» - Рахим Эсенов Махтумович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

Рахим Эсенов

Тени «Желтого доминиона»

Пролог

Лицо у Каракурта коричневое, будто продубленное, в глубоких морщинках. На Ашира Таганова поглядывали большие настороженные глаза с красными прожилками в белках. Теперь арестованный не отмалчивался, говорил беспрестанно, хотя в основном о событиях, не связанных с ним. Но не чувство раскаяния руководило им – ведь сам он искренним никогда не был и даже не представлял себе, как может человек быть до конца откровенным, особенно когда нужно отвечать за содеянное. Страшась больше всего расплаты, Каракурт пытался то обмануть Таганова, то разжалобить его, то убедить в том, что все годы, проведенные в эмиграции, он был лишь простым исполнителем, пешкой, которую хозяева переставляли туда, куда хотели.

Следователь не перебивал Нуры Курреева – пусть выговорится! Увлекаясь, тот пробалтывался порой о таком, что интересовало советские органы контрразведки. Временами Куррееву казалось, что Таганов, как ни странно, терял к нему всякий интерес, и это еще больше распаляло его, растравляло болезненное самолюбие, заставляя вспоминать все новые подробности своих долгих скитаний по чужим весям. Но он ошибался: Таганов внимал каждому слову Каракурта, ибо знал, что имеет дело с хитрым и опытным врагом, способным изобразить и смущение, и подавленность, дабы ввести в заблуждение чекиста. От него не ускользнуло, что Курреев часто с трудом подыскивал нужные туркменские слова, путая их с немецкими и английскими. Так бывает с людьми, надолго разлученными с родиной.

Допрашивая Каракурта, Ашир Таганов иногда рассказывал тому легенды и притчи, умышленно напоминал о прошлом, ибо тот еще жил давними представлениями о Туркмении, а экскурс в старое будоражил в нем воспоминания о детстве, юности, родном ауле… А о новой жизни Курреев имел весьма смутное представление; он все еще находился во власти фантастических измышлений, распространяемых о республиках Средней Азии западными радиостанциями наподобие «Свободы», где Каракурту самому пришлось послужить не один год.

Курреев немало удивлял Таганова. Как-то на допросе Каракурт неожиданно кинулся к окну. Но Ашир спокойно отнесся к его выходке – кабинет находился на третьем этаже, окно зарешечено густой сеткой. Курреев прижался лицом к сетке и, шумно потянув ноздрями воздух, проговорил:

– Чуреком пахнет… Я не ошибся?

– Нет, не ошибся, – Таганов указал глазами на стул, предлагая Куррееву вернуться на место. – Вокруг нашего здания жилые кварталы. У некоторых во дворе тандыры…

– В городе – тандыры? Как в Конгуре…

– Нас это не удивляет. Никакой магазинный хлеб не может сравняться с чуреком, испеченным вручную. Для кого-то это экзотика, для другого же – родной аул, откуда начинается его родина… Там он родился, вырос, там жила его мать, руки которой пекли для него чурек.

– Я забыл вкус туркменского чурека, – Курреев опустил голову. – Столько лет прошло…

Таганов вытянул ящик письменного стола, достал сверток и протянул его Куррееву.

– Ты принес мне чурек?! – Курреев, быстро разворачивая сверток, ощутил сквозь бумагу тепло свежеиспеченного хлеба. – Целый чурек. Можно, я попробую только? Сил терпеть нет.

Таганов кивнул.

– Это Айгуль испекла. Она знает о тебе. Только детям пока не говорили.

– Айгуль?! Она знает, говоришь? Значит, не забыла? – Курреев застыл с поднесенным ко рту кусочком хлеба.

– Как видишь… Это ты, Нуры, забыл.

– Не забыл я! Нет, не забыл! Клянусь Аллахом! Пусть мраком станет для меня светлый день.

– Без истерики, Нуры. Ешь лучше!

Курреев неторопливо прожевал кусочек, второй, завернул чурек в бумагу, стряхнул крошки с брюк. Заметив укоризненный взгляд Таганова, тихо произнес:

– Я что-то сделал не так, Ашир?..

– Забыл, как свят хлеб в народе? Какой же туркмен хлеб под себя бросит? Пусть даже крошки. Забыл притчу старого Аннамурата-ага? Про чабана, обронившего в песок кусочек хлеба. Как долго искал… Да и мудрено отыскать, песок ведь. А дело было под вечер. Чабан заприметил то место, воткнул, как вешку, свой посох, чтобы с рассветом поискать снова. Утром – хоть и далеко уходил, но вернулся, а там, видит, – посох, воткнутый в песок, стал золотым.

– Вспомнил, Ашир… Да. Я жил среди таких, кто по-людски и хлеба не ел, а если и ел, то не знал ему цены. – Курреев опустился на колени, подобрал с пола хлебные крошки.

– Надеюсь, ты помнишь хорошо? Двадцать восьмой год. Я напомню тебе… Иран, старый караван-сарай в горах. Твоя первая встреча с Вилли Мадером. Так в какую националистическую организацию ты вступил тогда по его совету?

– Она называлась «Шарк Юлдуз», что значит «Звезда Востока». Ее возглавлял муфтий Садретдин-хан, узбекский националист, друг Алим-хана, бывшего эмира Бухары.

– Этот центр был в иранском городе Мешхеде… Что ты можешь сказать о деятельности другого националистического центра – в афганском городе Герате?

– Это «Общество туркестанского национального объединения». В нем верховодил Аннакули Курбансеидов, туркмен, известный богач. Там состояли Джунаид-хан и его сыновья.

– Но ты тоже там состоял!

– Я больше в Иране отирался и был далек от его дел.

– Ты несколько раз участвовал в заседаниях этого общества.

– По заданию Мадера.

– На заседания приходили только его члены. Посторонних туда и близко не подпускали.

– Я числился членом номинально, – вздохнул Каракурт. – Активного участия в его деятельности не принимал. Мадера интересовали члены общества.

– Не только это, Нуры. Если забыл, так я напомню… В тридцать пятом году среди афганских туркмен затеяли сбор средств на нужды эмиграции. Ты разъезжал по Гератской провинции, побывал в Мазари-Шарифе и у туркмен под Кабулом. Всюду ты выступал от имени общества, призывая вносить пожертвования на борьбу с советской властью. Тогда вы собрали свыше семисот тысяч рупий и заработали благодарность от Мадера. А теперь вспомни тридцать шестой год. От имени этого же общества ты уговаривал афганских туркмен открыть в Кабуле Дом для эмигрантов. С кем только ты не встречался? И с Джунаид-ханом, и с его сыновьями, и с влиятельными афганцами, даже с одним королевским генералом. Дом открыть удалось, и ты, Нуры, снова заслужил похвалу Мадера. Ведь Дом для эмигрантов, по сути, стал филиалом германского абвера, а все твои поездки по Афганистану служили одной цели – созданию шпионской сети в стране, вербовке новых агентов. Так что, Нуры, от этого общества тебе отмахиваться просто неприлично.

– Да, кое-что я забыл, Ашир.

– Тебе хочется забыть! Но мы ведь условились, Нуры, говорить обо всем без утайки. Да, я знаю, ты больше жил в Иране, Мадер держал тебя под рукой. Но ты поспевал всюду и с заданиями хозяев справлялся блестяще. Все тобою были довольны – и Мадер, и Кейли… Так какие организации тебе еще известны? Я имею в виду националистические, действовавшие против СССР.

– В иранском ауле Хасарча действовал Туркменский национальный союз во главе с Кульджаном Ишаном, в Стамбуле – Туркестанское национальное объединение. Денег на то не жалели…

Надо сказать, что в то время в Иране и Афганистане возникло немало и других организаций из числа узбеков, казахов, туркмен. В конце двадцатых и в начале тридцатых годов в странах Ближнего и Среднего Востока антисоветские организации появлялись как грибы после дождя. Их всех роднило одно – ненависть к советской власти. Но руководители эмигрантских организаций понимали, что на одной ненависти далеко не уедешь и им самим с Советами не совладать. Нехватка денег и сил заставляла их искать выход. Какой? Искать хозяина! А хозяева тем временем подыскивали себе слуг. Так что каждый обрел то, что искал… За спиной каждой эмигрантской организации встали разведки Англии, Германии, Франции. Они снабжали отряды басмачей оружием, боеприпасами, транспортом. Ничего не жалели – ни золота, ни денег. Лишь бы воевали, расшатывали советскую власть…