Любовь шевалье - Зевако Мишель (книги онлайн полные версии TXT) 📗
— У меня есть три тысячи ливров. Прощальный дар Данвиля, о чем он, впрочем, не подозревает. Так ты решил расплатиться с почтеннейшим Ландри?
— Да, и еще с мадам Югеттой.
— Значит, ты задолжал им обоим?
— Вот именно. Ландри ждет от меня денег, а Югетта — благодарности. С ним-то я улажу дело просто, а вот с ней… Тут, похоже, будет посложнее… Экю — они и есть экю, и стоимость их куда меньше, чем цена слов, согретых душевным теплом… Что ж, попробую сказать Югетте именно такие слова. Пока же давайте собираться в дорогу, батюшка. В пути много чего может приключиться, и тогда понадобится не только сила, но и хитрость. Данвиль — опасный враг, а вслед за нами кинется еще и свора более мелких псов…
— Я знаком с двумя-тремя лихими ребятами… По-моему, их нелишне будет прихватить с собой. Поищу-ка я этих головорезов по притонам Воровского квартала.
— Правильно, батюшка, только не слишком рискуйте.
Ветеран безмолвно посмотрел на сына, тяжко вздохнул и отбыл.
Жан отстегнул шпагу, в задумчивости походил по спальне и опустился в большое кресло, за которым в особняке Монморанси закрепилось название «королевского», поскольку в нем не раз отдыхал в прежние времена Генрих II.
Не стоит считать, что шевалье ломал перед отцом комедию, изображая молодого влюбленного, который подшучивает над своим фиаско, однако позволяет всем догадываться, что сердце его разбито навеки. Жан никогда не лгал даже самому себе, а это куда сложнее, чем устраивать представления перед окружающими.
На лице шевалье играла обычная холодновато-насмешливая улыбка; он не проливал горьких слез, не испускал тяжких вздохов. Жан умел скрывать свои чувства. Однако он был юн и наивен. Он не мог не сострадать чужим бедам и хотел порой стать сказочно богатым, чтобы помочь тем несчастным, с которыми сводила его жизнь. Но ведь он был нищим!
Иногда шевалье тянуло отправиться в путешествие по свету; он бы везде защищал гонимых и безжалостно карал гонителей. Юноша всегда относился к себе без всякого снисхождения и был начисто лишен способности восхищаться собственной персоной. И все же он неясно осознавал, что в нем заключена какая-то удивительная сила. Порой он предавался дерзким мечтам о славе, о некоей своей особой миссии. При этом Жан весьма трезво оценивал свои реальные возможности. Мы помним, с каким благородным достоинством беседовал он с королем. Государь для подданных — существо высшего порядка, едва ли не божество. А Жан говорил с Карлом IX как с равным, в своей обычной, слегка ироничной манере, сам в душе изумляясь, что совсем не трепещет перед монархом. Вот и теперь, один на один со своими мыслями, Жан оставался таким же уравновешенным, каким был всегда. Он знал, что будет любить Лоизу всю жизнь, понимал, что не вынесет этой муки, и потому сказал отцу, что должен умереть.
Вот каким человеком был юноша, потрясший Екатерину Медичи, которая редко чему-нибудь изумлялась. Жан де Пардальян заслужил уважение королевы Наваррской. Он жестоко высмеял герцога Анжуйского и сыграл шутку с королем Франции. Он все время оставлял в дураках Данвиля, а герцог де Монморанси принимал его в своем дворце как царствующую особу.
Шевалье де Пардальян был совершенно нищ. Если бы не три тысячи экю, позаимствованные его батюшкой в особняке Данвиля, юноша вышел бы из ворот дворца Монморанси без единого гроша… Чистосердечный и ироничный, с пылкой и ласковой душой, наделенный мощью Самсона и изяществом герцога де Гиза, он шагал по жизни, не подозревая, что приближается к своему триумфу. Жан не сердился на маршала де Монморанси, поскольку был уверен, что события развиваются так, как и должны развиваться; он придерживался распространенного тогда мнения (от которого, впрочем, многие не отказались и сейчас), что бедняк не вправе брать в жены наследницу огромного состояния. Не обижался Жан и на Лоизу; он лишь повторял про себя с очаровательным простодушием:
— Она не будет счастлива! Ни один мужчина никогда не полюбит ее так, как люблю ее я! О, моя маленькая бедняжка!
Думая же о себе, Жан шептал:
— Я не в силах выносить больше этих мучений. Еще несколько дней — и я лишусь рассудка. Но надеюсь, что вскоре эта пытка кончится. Ночью мы доберемся до владений Монморанси, и завтра я уже снова буду в столице… Теперь прикинем, сколько недругов меня здесь ожидает… Во-первых, Данвиль — весьма недурной фехтовальщик; во-вторых, д'Аспремон, о котором рассказывал батюшка; потом еще — трое придворных герцога Анжуйского плюс Моревер. Выходит — шесть… Брошу вызов всем одновременно… Черт возьми, должны же они справиться со мной вшестером! И шевалье де Пардальян героически завершит свой жизненный путь…
В эту минуту Жан ощутил, как что-то теплое уткнулось ему в ноги. Это преданный Пипо осторожно приблизился к своему господину и положил морду ему на колени, устремив на юношу ласковый взор бездонных карих глаз, полных почти человеческого сострадания.
— Пипо, милый! — искренне обрадовался шевалье.
Пес бодро гавкнул в ответ, будто заверяя:
— Разумеется, это я! Твой верный друг! А ты совсем позабыл обо мне, даже не смотришь в мою сторону… Но я всегда с тобой… до последнего вздоха!
Жан понял, что хотел сказать Пипо, погладил его по голове и нежно произнес:
— Близок час разлуки, Пипо… Это очень удручает меня. Я так тебе за все благодарен! Ведь если бы ты мне не помог, я бы и сейчас гнил в тюрьме… И голодали мы с тобой вдвоем, и холодали… Ты был отличным товарищем, никогда не вешал носа… Что с тобой станется без меня?
Пес вдумчиво внимал хозяйским речам. Но вот шевалье умолк, Пипо же будто осмыслял его слова. Потом он заглянул Жану в лицо и негромко заскулил.
В этот момент распахнулась дверь, и в спальню вошел Пардальян-старший.
— Пипо! И ты тут! — вскричал ветеран.
Пес с немым вопросом посмотрел на старика.
— Я сбегаю на постоялый двор «У ворожеи», — сообщил отец Жану. — Так сколько ты задолжал милейшему Ландри?
— Я провожу вас, батюшка.
— Ну вот уж нет! Если меня попытаются схватить, мне поможет Пипо. В крайнем случае принесет тебе весточку. Пожалуйста, Жан, сиди здесь!
Шевалье не стал спорить, и ветеран отбыл в сопровождении овчарки. Он радовался, что отправился без сына: старик решил выяснить, что происходит в городе. Долг владельцу «Ворожеи» был всего лишь предлогом. Заслуженный воин прежде всего хотел разведать, много ли соглядатаев вертится вокруг постоялого двора.
Отец ломал голову над тем, как уберечь сына от беды.
— В Монморанси мы, к счастью, поедем вместе, — бормотал старый рубака. — Но как заставить Жана разлюбить Лоизу? Я-то на его месте просто увез бы малышку — и все дела! Впрочем, есть у меня одна идея… Военная хитрость столетней давности — но вдруг да сработает… Эй, Пипо, не печалься! А ну развеселись!..
Пардальян протянул руку, и пес лихо запрыгал, заливаясь довольным лаем.
Нам еще неизвестно, что задумал Пардальян-старший. Посмотрим пока, что он будет делать на постоялом дворе «У ворожеи».
Но прежде чем направиться туда, ветеран обследовал все закоулки близ дворца Монморанси и удостоверился, что здесь опасаться нечего. Потом старик поспешил к переправе через Сену и вскоре оказался на другом берегу реки. Там он быстро достиг улицы Сен-Дени и подошел к постоялому двору «У ворожеи». В трактир Като Пардальян собирался заглянуть попозже.
Почтеннейший Ландри воззрился на появившегося ветерана, испытывая целую гамму чувств, в которой преобладали изумление, волнение и робкая надежда.
«А вдруг он сегодня вернет мне долг?» — рискнул предположить знаменитый кулинар.
— Любезнейший Ландри, — прямо с порога начал Пардальян, — я навестил вас, чтобы расплатиться — и за себя, и за сына. Мы с шевалье уезжаем из Парижа.
— О, сударь, как мне горько это слышать! — восторженно вскричал хозяин постоялого двора.
— Не расстраивайся, Грегуар! Мы теперь богаты и отправляемся в провинцию, наслаждаться тишиной и покоем.
У потрясенного Ландри отвисла челюсть.
