Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко) - Дюма Александр (полная версия книги .TXT) 📗
— Вас не поймут, господин де Бражелон.
— Меня это нисколько не беспокоит. Сам себя я достаточно хорошо понимаю.
— Вы даже не пытались поговорить с Луизой, не так ли?
— Я! — вскричал молодой человек, сверкая глазами. — Я! Право, почему бы вам не посоветовать мне жениться на ней! Быть может, теперь король и согласился б на это!
И в гневе он встал.
— Я вижу, — сказала Монтале, — что мы вовсе не исцелились и что у Луизы есть еще один враг.
— Враг?
— Ведь фавориток при французском дворе не очень-то жалуют.
— Разве ей мало защиты ее возлюбленного? Она избрала себе возлюбленного такого сана, что врагам его не осилить. И потом, — добавил он с некоторой иронией после внезапной паузы, — у нее есть такая подруга, как вы.
— Я? О нет: я больше не принадлежу к числу тех, кого мадемуазель де Лавальер удостаивает своим взглядом, но…
Это «но» было полно угроз, от этого «но» забилось сердце Рауля, так как оно предвещало горе той, которую он так любил, и на этом же многозначительном «но» разговор был прерван довольно сильным шумом в алькове за деревянной панелью.
Монтале прислушалась; Рауль уже вставал со своего места, когда в комнату, прикрыв за собой потайную дверь, спокойно вошла какая-то женщина.
— Принцесса! — воскликнул Рауль, узнав невестку короля, красавицу Генриетту.
— О, я несчастная! — прошептала Монтале, слишком поздно бросаясь навстречу принцессе. — Я ошиблась часом!
Однако она все же успела предупредить идущую прямо к Раулю принцессу:
— Господин де Бражелон, ваше высочество.
Принцесса вскрикнула и отступила.
— Ваше королевское высочество, — бойко заговорила Монтале, — вы так добры, что подумали о лотерее и…
Принцесса начала терять присутствие духа.
Рауль, не догадываясь еще обо всем, но чувствуя, что он лишний, заторопился уйти.
Принцесса приготовилась уже что-то сказать, чтобы положить конец неловкому положению, как вдруг напротив алькова раскрылся шкаф, и из него, сияя, вышел де Гиш. Принцесса едва не лишилась чувств; чтобы устоять на ногах, она прислонилась к кровати. Никто не посмел ее поддержать. В тягостном молчании прошло несколько ужасных минут.
Рауль первый прервал его; он направился к графу, у которого от волнения дрожали колени, и, взяв его за руку, громко начал:
— Дорогой граф, скажите ее высочеству, что я бесконечно несчастлив и поэтому заслуживаю ее прощения; скажите ей, что я любил, и ужас перед предательством, жертвой которого я оказался, отвращает меня от предательства даже в самых невинных формах его. Вот почему, сударыня, — с улыбкой повернулся он к Монтале, — я никогда не разглашу тайну ваших свиданий с моим другом де Гишем. Добейтесь у принцессы (принцесса так великодушна и милостива), чтобы она простила также и вас, она, которая только что застала вас вместе. Ведь вы оба свободны; любите друг друга и будьте счастливы!
Принцессу охватило непередаваемое отчаяние. Несмотря на утонченную деликатность Рауля, ей было в высшей степени неприятно зависеть от его возможной нескромности. Не менее неприятно было принцессе воспользоваться лазейкой, которую предоставлял ей этот деликатный обман. Живая и нервная, она мучительно переживала и то и другое. Рауль понял ее и еще раз пришел к ней на помощь. Он склонился пред Генриеттой и совсем тихо произнес:
— Ваше высочество, через два дня я буду далеко от Парижа, а спустя две недели я буду вдали от Франции, и никто никогда меня не увидит.
— Вы уезжаете? — обрадованно спросила она.
— С герцогом де Бофором.
— В Африку? — воскликнул де Гиш. — Вы, Рауль? О, мой друг, в Африку, где умирают!
И, забыв обо всем, не подумав, что его забывчивость компрометирует принцессу в еще большей мере, чем его появление в комнате Монтале, он сказал:
— Неблагодарный, вы даже не посоветовались со мной!
И он обнял Рауля.
В это время с помощью Монтале принцесса исчезла, а за нею исчезла и сама Монтале.
Рауль провел рукою по лбу и улыбнулся:
— Все это я видел во сне!
Затем, обратившись к де Гишу, он продолжал:
— Друг мой, я ничего не стану таить от вас, ведь вы избраны моим сердцем: я еду туда умирать, и ваша тайна — не пройдет и года — умрет вместе со мной.
— О Рауль! Вы же мужчина!
— Знаете ли вы мою мысль, де Гиш? Я думаю, что, лежа в могиле, я буду более живым, чем сейчас, в этот последний месяц. Ведь мы христиане, друг мой, а я не мог бы отвечать за свою душу, если б такое страдание продолжалось и дальше.
Де Гиш хотел возразить, но Рауль перебил его:
— Обо мне больше ни слова; вот вам, дорогой друг, совет, и это гораздо важнее. Вы рискуете больше, чем я, так как вас любят.
— О…
— Мне бесконечно приятно, что я могу говорить с вами так откровенно. Остерегайтесь Монтале.
— Она добрый друг.
— Она была подругой… той… кого вы знаете, и погубила ее из тщеславия.
— Вы ошибаетесь.
— А теперь, когда она погубила ее, она хочет отнять у нее единственное, что извиняет ее предо мною, — ее любовь.
— Что вы хотите сказать?
— То, что против любовницы короля — заговор, и этот заговор в доме принцессы.
— Вы так думаете?
— Я убежден.
— И Монтале во главе этого заговора?
— Считайте ее наименее опасной из тех, кто может повредить… той, другой.
— Объяснитесь, друг мой, и если я смогу вас понять…
— В двух словах: было время, когда принцесса ревниво следила за королем.
— Я это знаю…
— О, не бойтесь, де Гиш, вас любят, вас любят: чувствуете ли вы цену двух этих слов? Они означают, что вы можете ходить с поднятой головой, что вы можете спокойно спать по ночам, что вы можете благодарить бога за каждое мгновение вашей жизни! Вас любят — это значит, что вы можете позволить себе выслушать все, решительно все, даже совет вашего друга, который хочет уберечь ваше счастье. Вас любят, де Гиш, вас любят! Вам не будут знакомы ужасные ночи, бесконечные ночи, которые проводят с сухими глазами и истерзанным сердцем несчастные, обреченные на смерть. Ваш век будет долгим, если вы будете поступать как скупец, который настойчиво, мало-помалу, собирает брильянты и золото. Вас любят! Разрешите же мне сказать вам по-дружески, как следует поступать, чтобы вас любили всегда.
Де Гиш некоторое время смотрел в упор на несчастного юношу, полубезумного от отчаяния. И в его душе промелькнуло нечто вроде стыда за свое счастье.
Рауль понемногу брал себя в руки; его лихорадочное возбуждение сменилось привычной для него бесстрастностью в голосе и в чертах лица.
— Заставят страдать, — сказал он, — ту, чье имя я уже не в силах произнести. Поклянитесь же мне, что вы не только не будете содействовать этому, но защитите ее так же, как я сам защищал бы ее.
— Клянусь, — ответил де Гиш.
— И в тот же день, когда вы окажете ей какую-нибудь важную для нее услугу, в тот день, когда она будет благодарить вас, обещайте мне, что вы скажете ей: «Сударыня, я сделал вам добро по просьбе господина де Бражелона, которому вы принесли столько зла».
— Клянусь! — прошептал тронутый словами Рауля де Гиш.
— Вот и все. Прощайте. Завтра или, может быть, послезавтра я уезжаю в Тулон. Если у вас есть несколько свободных часов, подарите их мне.
— Все, все мое время — ваше!
— Благодарю вас.
— Что вы сейчас собираетесь делать?
— Я отправляюсь к Планше, где мы надеемся, граф и я, увидеть шевалье д’Артаньяна. Я хочу обнять его перед отъездом. Он порядочный человек и любил меня. Прощайте, дорогой друг. Вас, наверное, ждут. А когда вы захотите повидаться со мной, вы найдете меня у графа. Прощайте!
Молодые люди поцеловались. Кто увидел бы их в этот момент, тот не преминул бы сказать, указав на Рауля:
— Этот человек поистине счастлив.
X. Опись, составляемая Планше
В отсутствие Рауля, побывавшего, как известно читателю, в Люксембургском дворце, Атос и в самом деле поехал к Планше с намерением узнать что-нибудь о д’Артаньяне.