Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю (читать книги TXT) 📗
Германик с презрением махнул рукой.
— Вижу, что так. И еще одно — меня проинформировали, что среди солдат ведется постоянная целенаправленная пропаганда, враждебная цезарю и Империи. Ты что же, хочешь предстать перед судом по обвинению в государственной измене?
— Это ложь! — крикнул Пизон. — Мои слова не так поняли. Я всем сердцем предан цезарю. Императрица Ливия...
— Оставим Ливию, — перебил его Германик. — Слушай дальше. Кстати, о судах. Как я установил, судопроизводство в провинции не выдерживает никакой критики. Взятки, подкуп, лжесвидетельства, запугивание, угрозы и шантаж стали обычными вещами. И виноват в этом прежде всего ты, проконсул, в чьи обязанности входит наблюдение за неукоснительным соблюдением законов нашей страны. Ты же подрываешь величие и достоинство Рима в глазах местных жителей.
Германик был возмущен до глубины души. Он сам был образцом честности и порядочности и не допускал, чтобы другие халатно относились к своим обязанностям.
А в этом случае вообще трудно было поверить, что дело только в халатности. Но неужели же родовитый римлянин, патриций, бывший консул так не дорожит престижем своей страны? Или он делает все это намеренно? Но с какой целью?
И все же, хотя факты говорили сами за себя, Германику не хотелось думать, что Пизон стал изменником. Пока нет неопровержимых доказательств, он не может никого обвинять в столь серьезном преступлении. Но если это действительно так, то доказательства могут найтись в любой момент и тогда не будет пощады предателю.
К сожалению, у Германика не было возможности ознакомиться с донесениями агентов Марка Светония Паулина, иначе все его сомнения рассеялись бы очень быстро, а подлый изменник Гней Пизон был бы арестован прямо здесь, немедленно.
Но рапорт Паулина, который вез Децим Варон, уже давно сгорел в печке в кабинете проконсула Сирии.
— Идем дальше, — сурово сказал Германик. — Объясни мне, пожалуйста, что делает в Антиохии свергнутый армянский царь Вонон? Почему он имеет возможность рассылать во все концы подстрекательские письма, сеять смуту на границе и портить наши отношения с соседями?
«Вот и армянин влип, — подумал Пизон. — Я бы сказал: так ему и надо, если бы его шкура сейчас не составляла с моей одно целое».
— Но ведь мы сами посадили Вонона на армянский престол, — попытался возразить проконсул. — И наш долг помочь ему вернуться на него.
— Разве? Мы предложили армянам свою кандидатуру, но они ее отвергли. Армения — независимая страна, и ее жители имели на это право.
Я скажу тебе, что я сделаю: через несколько дней я отправлю в Тигранокерт моего представителя, ты же выделишь несколько когорт солдат, которые будут его сопровождать.
Армянам будет предложено выбрать себе нового царя, кого они пожелают, и я готов утвердить его на престоле, если он даст гарантии лояльности по отношению к Риму.
— А ты уверен, что достойный цезарь Тиберий это одобрит? — осторожно спросил Пизон. — Ведь неизвестно еще, кого выберут эти азиаты. Новый царь может повредить интересам Империи.
— Что я слышу? — воскликнул Германик. — Гней Пизон заботится об интересах Империи! Нет, любезный, я могу сказать, что тебя волнует. Вонон ведь засыпает подарками тебя и твою жену, а золото для тебя значит гораздо больше, чем интересы Империи, как я уже мог убедиться.
Так что не беспокойся — цезарь мудрый человек и одобрит мое решение. А Вонону можешь передать, что уже скоро я отправлю его куда-нибудь в Испанию, где он не сможет больше плести свои интриги.
«Армянин ни за что на это не согласится, — с испугом подумал Пизон. — Он пойдет на все, только бы вернуть себе престол. И даже приемный сын цезаря его не остановит. Они теперь сразятся не на жизнь, а на смерть. О, Боги, и надо же мне было попасть между двумя таким жерновами! Проклятое честолюбие и жадность, вы меня погубите».
— Следующий интриган, — продолжал Германик, — с которым у тебя сложились весьма теплые отношения. Каппадокийский царь Архелай. Мне сообщили, что в своих письмах он открыто призывает к неповиновению Риму, а ты не только не пресекаешь это, но и потворствуешь изменнику. На днях я решу, что нам делать с Архелаем, а пока...
Словно в ответ на эти слова раздался стук в дверь и вошел ординарец Германика с навощенными табличками в руке.
— Известия из Мелитены, достойный Германик, — сказал он. — Нам сообщают, что каппадокийский царь Архелай скончался.
— Вот как? — спросил Германик. — Что ж, это упрощает дело. Сами Бога помогают мне. Можешь идти.
Ординарец повернулся и вышел.
— Теперь мне все ясно, — заговорил вновь Германик. — Смерть царя меняет ситуацию. Скоро я попросту превращу Каппадокию в римскую провинцию и покончу со всеми смутами, раз уж Архелай и его приближенные не оправдали нашего доверия.
Пизон был потрясен. Смерть верного союзника изрядно подрывала их шансы на успех.
— Поговорим еще об иудеях и арабах, — продолжал Германик. — Как мне стало известно, в Антиохию зачастили послы тетрарха Антипаса и набатейских правителей. О чем это вы с ними беседовали?
— Ну... о безопасности границ, — пробормотал Пизон. — Ведь Палестина подчиняется мне, проконсулу Сирии, и я обязан...
— А! — махнул рукой Германик. — Не рассказывай сказки. — Мне известно, что Антипас усиленно собирает оружие и заключил союз с арабами, женившись на дочери их вождя. С чего бы это? Неужели все только в интересах Империи? Что молчишь, проконсул?
Пизон опустил голову. Возразить ему было нечего. Он понял, что Германик уверен в его предательстве, и не строил никаких иллюзий на этот счет. Все, час пробил. Теперь надо или отказаться от всего, или предпринять решительную, последнюю попытку исправить положение.
Трусливый Пизон знал, что выйти из игры ему уже не удастся. Армянин Вонон держал его в руках слишком крепко и не собирался выпускать. Значит, оставалось только одно: принять вызов.
«О Боги олимпийские, — с тоской подумал проконсул, — нет в мире такой жертвы, которой бы я вам не принес, если вы меня спасете. Помогите мне, и я этого не забуду».
— Так вот что я тебе скажу в заключение; Гней Пизон, — мрачно произнес Германик. — Я убежден, что ты предал свою страну, вступив в сговор с ее врагами. Не знаю, сделал ли ты это ради обогащения или по иным мотивам. Это выяснит суд.
Но пока у. меня нет достаточно убедительных доказательств, чтобы арестовать тебя. Однако не надейся — они будут со дня на день и уж тогда пощады не жди. Советую тебе привести в порядок свои дела и составить завещание. Хотя, наверное, твое имущество все равно будет конфисковано в пользу казны.
Пизон вздрогнул. Германик задел самое его чувствительное место — деньги. И как же он оставит жену и сына без средств к существованию. Нет, это невозможно.
Проконсул собрался с силами, поднял голову и взглянул в лицо своему собеседнику.
— Я понял тебя, достойный Германик, — глухо произнес он. — Что ж, в твоей воле решать мою судьбу. Я могу только ждать и надеяться.
— Ты сам выбрал эту свою судьбу, — сухо ответил Германик. — И теперь некого винить, кроме себя самого. Можешь идти и, пожалуйста, никуда не отлучайся из Антиохии. Ордер на арест я могу подписать в любую минуту. Будь здоров.
Пизон слез со стула и поплелся к двери.
«Да, я сам выбрал свою судьбу, — подумал он, выходя из комнаты. — Но и ты сейчас выбрал свою. Что ж, время покажет, чья из них окажется более счастливой».
Глава XXII
Решение принято
Сразу же после разговора с Германиком Пизон поспешил в резиденцию Вонона — роскошный особняк, который тот занимал в центре Антиохии.
Проконсула уже ждали. Молчаливый слуга немедленно провел его в кабинет хозяина. Там сидел сам кандидат на армянский престол и еще какой-то мужчина, закутанный в плащ.
— Ну? — спросил Вонон без предисловий. — Говори скорее. Что сказал тебе Германик?
Пизон огорченно махнул рукой и передал неутешительные результаты его разговора с посланником Рима.
