Сальватор - Дюма Александр (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Людовик прекрасно понял этот взгляд Рождественской Розы. Понял так хорошо, что снова потупил голову, думая о том, что попадет в крайне неловкое положение, если Рождественская Роза потребует более доходчивых объяснений по поводу изменения формы их отношений.
Но и она, увидев, как он опустил взгляд, почувствовала в сердце что-то новое и незнакомое. Сердце ее сжалось, но сжалось мягко и счастливо.
И тут случилась непонятная штука: произнеся про себя те слова, которые она хотела произнести вслух, Рождественская Роза заметила, что в то время, как Людовик, всегда говоривший ей «ты», перестал вдруг это делать, она, всегда вслух говорившая ему «вы», сказала ему про себя «ты». Это открытие заставило Рождественскую Розу замолчать, задрожать и покраснеть.
Она откинулась на подушку и натянула на глаза один из тех кусочков марли, которые составляли один из самых живописных ее нарядов.
Людовика это очень обеспокоило.
– Я ее огорчил, – подумал он, – и теперь она плачет.
Он встал и с огромной нежностью, которую не поняла эта невинная девочка, подошел к кровати, наклонился над подушкой и нежно произнес:
– Роза, дорогая моя Роза!
На этот голос, проникший в глубину сердца ребенка, она так живо обернулась, что ее прерывистое дыхание смешалось с дыханием Людовика.
Тот попытался было поднять голову, но тут Рождественская Роза, сама не отдавая отчета в том, что делает, инстинктивным движением обхватила обеими руками шею Людовика. Поцеловав молодого человека в горячие губы, она прошептала, как бы отвечая на его слова «Роза, дорогая моя Роза!»:
– Людовик, дорогой мой Людовик!
Затем они оба вскрикнули. Рождественская Роза оттолкнула молодого человека, а тот резко отступил назад.
В этот момент открылась дверь комнаты.
Появился Баболен, крича:
– Слушай, Рождественская Роза, Бабилас убежал из дома, но Броканта его настигла, и теперь ему достанется по первое число!
И тут послышались долетевшие до антресолей Рождественской Розы жалобные крики Бабиласа. Они подтверждали старую пословицу «Кто крепко любит, крепко наказывает!».
Глава LI
Командор Триптолем де Мелун, камердинер короля
В тот же самый день спустя примерно три четверти часа после того, как господин Жакаль и Жибасье расстались на углу улицы Вьей-Эстрапад и Жибасье отправился за Карамель к Барбет, а господин Жакаль уселся в свою карету, достопочтенный господин Жерар, сидя в своем замке Ванвр, был занят чтением газет, в комнату вошел тот же самый лакей, который в момент, когда хозяин его был при смерти, отправился за священником в Ба-Медон и привез с собой брата Доминика. Вошедший в комнату лакей был встречен грубыми словами хозяина: «В чем дело? Почему вы беспокоите меня? Опять какой-нибудь попрошайка?» На что лакей объявил самым торжественным тоном:
– Его Превосходительство командор Триптолем де Мелун, камердинер короля!
Эти слова произвели удивительное действие.
Господин Жерар покраснел от гордости, быстро поднялся, бросил взгляд в коридор, стараясь увидеть издали ту знаменитую личность, о визите которой было объявлено с таким воодушевлением.
И в полумраке коридора он действительно увидел человека высокого роста, худощавого телосложения с белыми волосами, или скорее в завитом парике, в коротких брюках, со шпагой на боку, одетого на французский манер с выпущенным кружевным жабо и с маленьким крестиком в петличке.
– Просите! Просите! – крикнул господин Жерар.
Слуга посторонился, и в гостиную вошел Его Превосходительство командор Триптолем де Мелун, камердинер короля.
– Входите, господин командор! Входите же! – сказал господин Жерар.
Командор сделал два шага вперед, остановился, непринужденно поклонился, едва кивнув головой и подмигивая левым глазом, – короче всеми своими движениями: он повернул голову, чтобы получше рассмотреть господина Жерара, подняв свои золотые очки на лоб, – проявлял ту наивысшую наглость и принимал тот высокомерный вид, которые являлись привилегией дворян из родовитых семейств.
А тем временем господин Жерар, согнувшись вопросительным знаком, ждал, когда же незнакомцу будет угодно объяснить ему причину своего визита.
Командор соблаговолил сделать господину Жерару знак, что тот может поднять голову. После чего достопочтенный филантроп бросился к креслу и пододвинул его к посетителю. Тому не оставалось поэтому ничего, кроме как сесть. И он сел, пригласив господина Жерара последовать его примеру.
Когда хозяин и гость уселись друг напротив друга, командор, не произнеся ни слова, достал из кармашка на животе табакерку и, забыв справиться у господина Жерара, нюхает ли тот табак, взял щепоть и с наслаждением втянул ее носом.
Затем, опустив очки на нос и пристально посмотрев на господина Жерара, произнес:
– Мсье, я прибыл к вам по поручению Его Величества.
Господин Жерар поклонился так низко, что голова его исчезла между коленями.
– Его Величества? – пробормотал он.
Тут командор холодным и высокомерным тоном сказал:
– Король послал меня с тем, чтобы поздравить вас, мсье, с удачным исходом вашего процесса.
– Король оказывает мне слишком большую честь! – воскликнул господин Жерар. – Но как могло случиться, что король?..
И он посмотрел на командора Триптолема де Мелуна с таким выражением на лице, что было ясно его крайнее удивление.
– Король – отец всех своих подданных, мсье, – ответил командор. – Он интересуется всеми, кто страдает, и, зная о бесконечных страданиях, которые испытало ваше сердце после пропажи ваших племянников, Его Величество пожелал выразить через меня свои поздравления и свои соболезнования. Полагаю, нет нужды, мсье, говорить вам, что я присоединяю к чувствам Его Величества и мои собственные чувства.
– Это слишком любезно, господин командор! – ответил скромно господин Жерар. – И я не знаю, вполне ли я достоин этого…
– Достойны ли вы этого, мсье Жерар? – воскликнул командор. – И у вас хватает скромности спрашивать, достойны ли вы этого? Честно признаюсь, вы меня удивляете! Как! Человек, который столько перестрадал, как вы, человек, который так много трудился, как вы, человек, который имеет такую милосердную душу, как ваша, человек, чье имя написано на фонтане, на умывальнике, на церкви, на каждом камне мостовой в этой деревне! Человек, чья широкая известность означает любовь к добру, милосердие к себе подобным, величие и бескорыстие по отношению ко всем, – этот человек вопрошает, достоин ли он милостей от короля?! Повторяю вам, мсье, я поражен таким самоуничижением. Это – еще одна добродетель, которую можно добавить к вашим и без того бесчисленным добродетелям!
Господин Жерар уже не владел собой: слушая похвалы из уст человека, который прибыл к нему от короля, он стал понемногу надуваться и мог бы лопнуть от самодовольства, если бы лесть продолжала изливаться все с той же интенсивностью. Слова милости короля звучали в его ушах словно пленительная музыка, и он уже начал смутно различать в будущем уж не знаю какое огромное вознаграждение за свои добродетели.
– Господин командор, – взволнованно произнес он, – в отношении себе подобных я поступал только так, как должен поступать любой христианин. Разве вера не учит нас служить друг другу, любить друг друга и помогать друг другу?
Командор поднял очки высоко на лоб и посмотрел на господина Жерара одним из своих маленьких неподвижных глаз.
– Однако, – подумал он, глядя на господина Жерара, – меня крайне удивило бы, если во всей этой филантропии не было бы некоторой дозы иезуитства! Попробуем сыграть на слабостях этого человека.
А вслух произнес:
– Э, мсье, да разве не для того, чтобы блюсти те принципы, которым учит нас Святая Церковь, и призван король, которого называют христианнейшим королем и который по праву заявляет, что он – старший сын нашей Святой Матери-Церкви? И разве не его обязанность отличать и вознаграждать настоящих христиан?
