Темная роза - Хэррод-Иглз Синтия (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
В канун Рождества король был повержен вторым ударом, а когда он пришел в себя, всем стало ясно, что конец близок. При дворе воцарилась напряженная атмосфера, под внешним спокойствием бродили шепотки, страх сочетался с возбужденным ожиданием, кое-кого видели в недолжных местах в недолжное время и, наоборот, не видели в надлежащее время в месте, где они должны были присутствовать. Туда-сюда сновали курьеры, оглядывающиеся вокруг заговорщицки, а ночная тишина то и дело нарушалась шагами или обрывками разговоров.
Это напомнило Нанетте атмосферу того ужасного дня, когда они с королевой Анной ожидали ареста. Ей хотелось вернуться домой, в Йоркшир, но это было, конечно, невозможно – даже если бы она могла уехать сама, Екатерина не отпустила бы ее. В такое время королеве хотелось быть окруженной друзьями.
Глава 28
Тишина установилась во всей стране, когда пришел январь. Вскоре после Нового года очередной удар уложил короля в постель, двор королевы по совету докторов переместился в ее покои. Король еще бодрился и принял, четырнадцатого января иностранных послов, а девятнадцатого приказал казнить графа Сюррея, хотя всем было очевидно, что он умирает. Партия Сеймура тихо ликовала – подстроенное ими падение Сюррея, на основании того, что он изобразил на своем гербе английских леопардов, повлекло заключение в Тауэр и герцога Норфолка. Если бы удалось убедить короля подписать смертный приговор и ему, то это был бы сокрушающий удар католической партии.
Но король слабел и, хотя еще цеплялся за жизнь, уже не мог писать или заниматься делами. Беспомощный, Генрих был погребен в горе своей плоти, то и дело просил пить, чтобы утолить пробужденную лихорадкой жажду. Недавно приближенный к королю член Совета сэр Энтони Денни ежедневно приносил королеве и ее фрейлинам бюллетени о состоянии здоровья короля – больше о них никто и не вспоминал. Рано утром двадцать седьмого января он пришел сообщить королеве, что король пережил новый удар.
– Теперь это только дело времени, мадам, – объявил он, – я счел необходимым сообщить его величеству, что доктора рекомендуют ему приготовиться к концу, и спросил его, не хочет ли он видеть кого-либо из духовных лиц. Он ответил, что хочет видеть только Кранмера, и то не сейчас.
– Не ждите, Денни, – ответила Екатерина, – пошлите за Кранмером сразу же если хотите, скажите, что я приказала это. Король переменит свое решение, как только увидит его.
– Мадам, мастер Кранмер сейчас в Кройдоне, и я полагаю, что лучше всего послать за ним курьера.
Королева подала ему руку для поцелуя:
– Милый Денни, вы настоящий друг. А кто сейчас с королем – я имею в виду, кроме членов Совета? Кто из его друзей?
Это различие прозвучало горько. Денни слегка сжал руку королевы:
– Там Уилл Сомерс, мадам. Он сидит на полу у постели, так что королю довольно повернуть голову, чтобы увидеть его. Они иногда разговаривают, но Уилл так плачет, что трудно разобрать его слова.
– Бедный Уилл... А король не спрашивал обо мне, Денни? Мне нужно посетить его?
– Нет, мадам, о вас он не спрашивал.
– Но он упоминал обо мне? Произносил мое имя? Денни покачал головой.
– По-моему, – тихо произнес он, – король не понимает, где он и какой сейчас год. Все, что я могу разобрать из его речи, относится к прошлому.
– Понятно, – сухо сказала Екатерина, – тогда, Денни, лучше вам вернуться к нему. Спасибо, что вы рассказали мне обо всем. Вы сообщите мне сразу, если... если что-то случится? Или если король призовет меня?
– Конечно, мадам, не сомневайтесь, – заверил ее Денни и удалился.
Екатерина долго молчала, а потом подняла взгляд на сидящих рядом фрейлин. Среди них были ее сестра и падчерица, но она обратилась только к Нанетте:
– Я рада, что хотя бы Уилл там. Если бы с ним был Томас...
– Он не останется один, – заверила ее Нанетта.
– Только эти двое, из столь многих. Он пережил всех своих друзей.
Нанетта прикусила губу, чтобы не произнести вертевшиеся на языке слова «Не удивительно, учитывая, что он стольких убил». Она с горечью вспомнила Анну, Джорджа, Хэла Нориса, Франка Уэстона, Тома Уайата, юного Сюррея, лучшего друга сына короля, Фицроя. Вот цена короны: чтобы править, нужно то и дело приносить а жертву своих лучших друзей. Но, по правде говоря, ей тоже было жалко великого короля, этого блестящего, умного и хитрого правителя, пойманного в ловушку и умирающего сейчас в груде бренной плоти. Ведь он был помазанником Божиим, он представлял перед Господом свой народ, принимал на себя его грехи, ибо люди были слишком слабы, чтобы отвечать за себя самостоятельно. И даже умирая, он умирал за них, как и жил. Анна, умирая, поняла это – она ведь была помазанной королевой, последней из его королев, которой было даровано помазание, и она понимала, что означает это жертвоприношение. Екатерине же это было недоступно – она видела в короле только человека.
Его любили и боялись, но прежде всего и самое главное он был королем, а после него не осталось никого, кроме мальчика и своры жадных псов. Лучший из них – Хартфорд, дядя принца, но он слишком слаб. Умирая, король оставлял свой народ на растерзание этим псам, и он, сражаясь за жизнь на смертном одре, знал это лучше, чем кто-либо другой. Он оставлял их без господина, и народ, как собака, любящая хозяина, который и кормит, и бьет ее, теперь пребывал в скорби и страхе.
Всю ночь двадцать седьмого января в покоях королевы не спали, и как только занялось серое январское утро двадцать восьмого, пришел Денни, с опустошенным взглядом и дорожками от слез на щеках, чтобы сообщить, что их повелитель умер.
– Он умер, не проронив ни единого слова, примерно в два часа утра. При нем был Кранмер. Король больше не мог говорить, но когда Кранмер спросил его, кается ли он в своих грехах, тот сжал руку в знак согласия. Он умер, как и жил, настоящим католиком.
– Да упокоит Господь его душу, – сказала Екатерина, перекрестившись. У нее одной из всех присутствующих глаза остались сухими. – Кто теперь с ним?
– Кранмер, и Уилл Сомерс, и епископы. Лорд Хартфорд отправился к принцу с остальными членами Совета. Я тоже должен идти туда, – добавил он. – Гонка началась, и замедливший на старте не получит приза.
Когда он ушел, Маргарет Невилл спросила:
– Что вы теперь будете делать, мадам? Екатерина покачала головой, чтобы прийти в себя:
– Не знаю, но мне тут, похоже, нечего делать. Они, наверно, приведут сюда Эдуарда, тогда я смогу увидеть его. Я нужна ему, так как он будет сильно горевать. А потом – я поеду в Челси, как и планировалось.
Для нее приготовили Дуврский дворец, небольшой уютный дворец на реке, недалеко от Челси. Ее вдовий траур также был продуман, было составлено распоряжение о роспуске ее двора. Королевское завещание было утверждено, порядок наследования установлен, приготовления к похоронам сделаны, был даже подготовлен роспуск парламента и составлен список временного правительства. Все это сделали сразу же, как только стало ясно, что король умирает. Почему же тогда смерть короля застала их всех врасплох?
Он был с ними всю жизнь, эта гигантская, величественная, сверкающая фигура, приказывающая и контролирующая, направляющая и указующая. Сколько они себя помнили, он распоряжался их жизнями, и чем ближе был человек ко двору, тем сильней было влияние на его жизнь. Невозможно было представить, что король мертв, невозможно смириться с мыслью, что его нет с ними, в центре той паутины, что связывала их жизни. Лишь немногие счастливчики еще были способны что-то делать, остальные же бесцельно бродили, ожидая, что будет дальше, и оплакивая своего повелителя.
Нанетта проснулась внезапно, без видимой причины, в глухой темноте своего алькова и стала думать: что прервало ее сон? Рядом похрапывала Одри, а к ногам привалился теплый клубок Уриана. Это, возможно... ах вот, опять – за пологом алькова промелькнула полоска света. Нанетта осторожно подобралась к краю постели, стараясь не разбудить камеристку, и выглянула наружу. Там было не так темно, комнату освещали звезды и луна, их света вполне хватало, чтобы рассмотреть очертания предметов. Нанетта встала с постели и подошла к окну. Выглянув во двор, она заметила силуэты лошадей. Послышался приглушенный кашель – там был и человек! – и позвякиванье удил, четко прозвучавшее в полной тишине.
