Долина лошадей - Ауэл Джин Мари Антинен (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Она принесла ему миску с бульоном, и, только ощутив его аромат, Джондалар понял, как сильно проголодался. Он попытался сесть, но резкая боль в ноге напомнила ему о том, что он пострадал, и сильно. Казалось, каждое движение вызывает боль во всех уголках тела. И тут он впервые задался вопросом: где это он и как он тут оказался? Внезапно ему припомнилось, как Тонолан направился к ущелью… потом раздался рев… и появился огромный пещерный лев. Просто великан по сравнению с теми, которых ему доводилось когда-либо видеть.
– Тонолан! – закричал он и принялся озираться по сторонам. – Где Тонолан? – В пещере не было никого, кроме женщины. У него сжалось сердце. Он все понял, но отчаянно не желал в это верить. Может быть, Тонолан лежит в другой пещере где-нибудь неподалеку. Может быть, заботиться о нем поручили другому человеку. – Где мой Брат? Где Тонолан?
Это слово показалось Эйле знакомым. Именно его мужчина так часто повторял в тревоге, пока метался в бреду. Она догадалась, что незнакомец спрашивает о своем спутнике, и склонила голову в знак почтения перед погибшим молодым человеком.
– Где мой Брат, женщина? – Джондалар принялся трясти ее за плечи. – Где Тонолан?
Подобная вспышка привела Эйлу в замешательство. Громкие крики, в которых звучали гнев и горе, все его действия и слова ясно выражали чувства, которые нахлынули на него, и ей стало не по себе. Люди из Клана ни за что не позволили бы себе дать волю своим чувствам подобным образом, хотя их переживания отличались такой же силой. Способность владеть собой – вот что красит человека.
Но его сокрушенный взгляд, заострившиеся скулы, изломанная линия плеч поведали ей о том, что он не может смириться с открывшейся ему истиной. Люди, среди которых она выросла, общались между собой не только с помощью нехитрых знаков и жестов. Осанка, положение тела, выражение лица – все это помогало передать оттенки смысла и входило в состав лексикона. Одна-единственная напрягшаяся мышца вносила тонкие нюансы в значение сказанного. Эйла давно научилась понимать язык тела, к тому же страдания, связанные с утратой любимого человека, были ей не в диковинку.
Взгляд ее тоже говорил о тех чувствах, которые она испытывала, о печали и сострадании. Она покачала головой и снова потупилась. Джондалар понял, что невозможно далее отрицать страшную для него правду. Он отпустил Эйлу, и плечи его безвольно поникли.
– Тонолан… Тонолан… ну почему ты не смог вовремя остановиться? О Дони, почему? Почему ты отняла у меня Брата? – надрывно выкрикнул он, пытаясь совладать с терзавшими его болью и отчаянием. Никогда прежде он не испытывал такого глубокого горя. – Почему ты взяла его к себе и оставила меня в полном одиночестве? Ведь ты знала, что только его я и любил… по-настоящему. О Великая Мать… Как я буду жить без Брата?.. Тонолан…
Эйла хорошо знала, что такое горе, какие муки связаны с ним, и она всей душой желала хоть немного утешить незнакомца. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла его и прижала к себе, чувствуя, как содрогается его тело, слыша, как он все повторяет имя погибшего спутника. «Пусть эта женщина незнакома мне, – подумал Джондалар, – но она тоже живое человеческое существо, способное на сочувствие. Она видит, как мне плохо, и пытается помочь».
Прильнув к ней, он почувствовал, как из глубин его существа могучей волной взметнулась в поисках выхода неукротимая сила, совладать с которой так же трудно, как с лавой, извергающейся из жерла вулкана. Он громко зарыдал, и тело его судорожно задергалось. Дикие, истошные крики вырывались из охрипшего горла, и каждый вдох давался ему ценой огромных мучительных усилий.
Он впервые с тех пор, как повзрослел, дал волю своим чувствам. Джондалар с ранних лет приучился держать в узде страсти, клокотавшие в тайниках его души, и избегал открыто проявлять эмоции, но потрясение, которое он испытал в связи с гибелью Тонолана, оказалось слишком сильным, и в памяти его всплыли давнишние тягостные воспоминания.
Серенио не ошиблась, предположив, что его любовь – испытание, которое по силам лишь немногим. Стоило в душе его вспыхнуть гневу, как его начинало нести, и ему удавалось остановиться, лишь дойдя до полного изнеможения. Однажды в отрочестве он натворил немало бед: в порыве праведного негодования сильно искалечил человека. Все его эмоции отличались невероятной силой. Даже матери пришлось в какой-то степени отгородиться от него и молча с сочувствием наблюдать за тем, как друзья со временем начинали сторониться его, потому что он слишком бурно выражал свою любовь, слишком упорно цеплялся за них и требовал от них слишком много. Такими же чертами характера обладал человек, с которым она когда-то жила вместе, у очага которого родился Джондалар. И только его младшего брата ничуть не пугала такая любовь, он радовался ей, и ему всегда удавалось с помощью шутки разрядить напряженную ситуацию.
Когда мать поняла, что ей не справиться с Джондаларом, чье поведение вызывало возмущение у всех обитателей Пещеры, она приняла мудрое решение и отправила его жить к Дондалару. За время отсутствия Джондалар овладел искусством изготовления различных орудий и научился сдерживать свои эмоции. Он превратился в высокого, мускулистого, на редкость привлекательного мужчину с удивительными глазами, наделенного неповторимым обаянием, коренившимся в глубине его натуры. Женщины первыми догадались о том, что он куда интереснее, чем могло бы показаться, и сочли его неотразимым, но ни одна не совладала с ним. Как бы женщины ни стремились проникнуть в глубины его души, им не удавалось затронуть его сокровенных чувств. Он довольно быстро сообразил, как нужно обращаться с каждой их них, но такого рода отношения казались ему поверхностными и вовсе его не устраивали. Единственная женщина, с которой он мог бы общаться на равных, посвятила себя иному призванию. Да и в любом случае хорошей пары из них бы не получилось.
Джондалар предавался скорби со всей страстностью, свойственной его натуре, но молодой женщине, оказавшейся в тот момент рядом, уже довелось изведать ничуть не менее сокрушительное горе. Ей не однажды приходилось терять все, что у нее было, и ощущать холод, которым веет из мира духов, но она сумела пережить это и теперь почувствовала, что за бурным всплеском охвативших его эмоций кроется нечто большее, чем обычная тоска, и, памятуя о собственных утратах, попыталась облегчить его страдания.
Когда приутихли его рыдания, Эйла заметила, что все это время она тихонько что-то напевала, придерживая его голову, лежавшую у нее на коленях. Она поступала точно так же, убаюкивая Убу, дочку Айзы, под звуки такого монотонного пения засыпал ее сын, отступали ее собственные горести и печали, и теперь оно пришлось к месту. Наконец Джондалар вконец обессилел и перестал держаться за Эйлу. Он отвернулся и продолжал лежать, глядя на каменную стену пещеры. Когда Эйла склонилась над ним, чтобы смыть следы слез прохладной водой, он закрыл глаза. Он не хотел – или не мог – смотреть на нее. Вскоре дыхание его стало ровным, и Эйла поняла, что он заснул.
Она проверила, все ли в порядке у Уинни с жеребенком, а затем вышла из пещеры. Ее тоже охватила сильная усталость, но на душе стало легче. Остановившись у края выступа, она окинула взглядом долину и вспомнила о том, каким долгим показалось ей возвращение сюда, когда в волокуше лежал раненый, как ей хотелось доставить его живым. При мысли об этом она опять разволновалась. Этот человек не должен погибнуть. Она торопливо направилась в пещеру и проверила, дышит ли он, а затем отнесла остывший бульон к очагу – он так и не поел, утешение оказалось нужнее, чем еда, – расставила по местам сосуды с настоями и вытяжками, которые понадобятся, когда он проснется, и присела рядом с ним на меховую шкуру.
Эйла никак не могла насмотреться на него и все вглядывалась в его лицо, словно пытаясь разом унять тоску, скопившуюся в душе за все те годы, на протяжении которых ей ни разу не довелось повстречаться с людьми. Теперь, когда она уже успела немного привыкнуть к нему, ей удалось увидеть его лицо как нечто целое, а не только его отдельные черты. Ей хотелось притронуться к нему, провести пальцем по щекам и подбородку, по тонким гладким волоскам бровей. Внезапно ей вспомнилось нечто поразительное.
