Нострадамус - Зевако Мишель (онлайн книга без .TXT) 📗
— Да-да, припоминаю… Это правда! — признался Генрих. — Я часто думал потом об этом ребенке. Я думал, что он умер…
— И тем не менее вы опасались его появления из небытия! И вот он пришел! Сын Мари де Круамар восстал против своего собственного отца, и это я, я сам привел его к вам!
— Против собственного отца? — тяжело дыша, спросил Генрих.
— Против вас!
— Против меня?! Меня?!. Но я же не отец ему! Слава богу, я избавлен хотя бы от чудовищной мысли, что пал от руки собственного сына! А я было заподозрил… Нет, если вы говорите, что Руаяль де Боревер — сын Мари де Круамар, он никак не может быть моим сыном, потому что… потому что ни моему брату, ни мне так и не удалось сломить сопротивления этой девушки…
Нострадамус закрыл лицо руками. Он судорожно сжал лоб, словно мешая мыслям вырваться наружу. В этот момент он услышал позади себя смешок. Обернулся и увидел Джино. Впрочем, ему было не до старичка, он даже не обратил на него внимания. Он чувствовал, что падает в бездонную пропасть. Его сердце выскакивало из груди. Он дрожал всем телом…
И в ту же секунду, когда он осознал, с каким грохотом обрушилось столь тщательно возведенное им за двадцать с лишним лет здание Великой Мести, он понял и другое: то, от чего он дрожит, от чего сердце рвется вон из груди, от чего кружится голова, — это радость.
Радость!
Мари не предала его, не изменила ему!
Он забыл, что Мари давно умерла, он забыл, что Руаяль де Боревер вот-вот погибнет под топором палача, он забыл обо всем на свете. Задыхаясь, глядя на короля пылающим взглядом, он схватил умирающего за руки и хрипло спросил:
— Она не уступила вашим домогательствам?
— Пустите! Мне нечем дышать! — стонал Генрих. — Это конец… Я умираю…
— Одно слово! — хрипел Нострадамус. — Одно только слово!
В угасавшем взгляде короля вспыхнул последний огонек. Он приподнялся, протянул руку к распятию и с просветленным близкой смертью лицом отчетливо произнес:
— Клянусь Богом, перед которым вот-вот предстану, клянусь спасением моей души, что говорю правду: Мари де Круамар умерла незапятнанной. Она не уступила ни мне, ни моему брату. Да будет благословен Господь, давший мне в последнюю минуту это утешение! Прощайте… Супруг Мари де Круамар, я ничем не оскорбил вас… Ребенок Мари де Круамар — не мой сын… Ах, силы небесные, помогите мне! Я…
Король упал на подушки, черты его заострились, лицо застыло навсегда… В душе у Нострадамуса бушевала буря.
«Боже! Но если… если Руаяль де Боревер не его сын… если Мари сопротивлялась до конца… Этот ребенок… Господи! Это дитя, которое я сам отвел на эшафот… Господи, это… это…»
Он не осмеливался! Нет! Он не мог решиться и закончить мысль… Но кто-то рядом ее закончил… Вслух! И этим человеком был Джино!
Старичок подошел к Нострадамусу, тронул его за плечо и сказал:
— Эта мысль, которая тысячу раз приходила тебе в голову и которую ты тысячу раз отгонял от себя, эта мысль верна! Это правда! Руаяль де Боревер — твой сын!
V. Перед могилой
Нострадамус и сам не знал, как очутился в своем замке. У него было смутное ощущение, что там, в королевской спальне, он свалился на ковер, как пьяный. Но почти сразу же, под воздействием какого-то снадобья, влитого ему в рот Джино, пришел в себя. Нострадамус туманно припоминал, что комнату, где скончался Генрих II, наводнили люди, что там собралась целая толпа, что послышался чей-то голос: «Король умер!» — и ему в ответ толпа загремела: «Да здравствует король!»… Потом он оказался за дверью, а затем уже у себя дома.
Боль оглушила его. Он был один. Он хотел побежать на поиски Джино, но сил не было даже на то, чтобы сделать один шаг. Наконец после долгих вздохов, рыданий, неразборчивых криков ему удалось выдавить из себя:
— Джино! Джино!
Старичок сразу же появился. Нострадамусу хотелось накинуться на него с расспросами, но Джино протянул к нему руку, и маг застыл на месте, как пригвожденный к полу. В то же самое мгновение он со смешанным с удивлением испугом заметил, что его слуга странно преобразился. Он вроде бы стал выше ростом, взгляд из привычно насмешливого стал ясным, безмятежным, в нем не светились ни печаль, ни радость, ни какое-либо другое человеческое чувство.
И вдруг Нострадамусу показалось, что где-то когда-то он уже видел это лицо.
— Кто вы? — чуть дыша, спросил он. — Где я видел вас? Как я познакомился с вами?
Джино заговорил. Его обычно пронзительный, резкий голос стал чистым и звучным.
— Нострадамус, — сказал Джино, — ты видел меня двадцать три года назад в подземельях Великой Пирамиды. Я — один из магов — хранителей Загадки. Я — один из тех, кто пытался научить тебя мудрости…
— Учитель! Учитель! — потерянно бормотал Нострадамус.
Он тяжело упал на колени. Джино медленно покачал головой и продолжил:
— Ты скрыл от нас свои проекты мщения, и ты счел себя более могущественным, чем мы. Когда мы одарили тебя той частью реального могущества, которой ты достоин, мы вернули тебя на землю, чтобы подвергнуть последнему испытанию. Нам хотелось понять, сможешь ли ты восторжествовать над бедными человеческими чувствами, овладевшими твоей душой…
— Учитель! Учитель! — рыдал Нострадамус.
— И для этого мы, сначала приоткрыв путь к свету, надели тебе повязку на глаза. Мы свели тебя с твоим сыном, но не разрешили узнать, что он твой сын…
Нестерпимая боль разлилась по груди Нострадамуса.
— Я сопровождал тебя с первых же твоих шагов после выхода из Пирамиды. Я помогал тебе. Ты забыл, Нострадамус, что главный закон всякой мудрости — закон прощения. Я надеялся, что ты сумеешь подняться над теми нищими чувствами, которые переполняли твое сердце…
Тогда бы ты был прощен. Тогда бы я, взяв тебя за руку, отвел снова к твоим кротким учителям, и ты стал бы равным нам…
Нострадамус, ты остался всего лишь человеком в своем мщении. Мы позволили тебе осуществить твои планы. В то время, как ты считал себя способным читать в человеческом будущем, мы заботливо спрятали от тебя все, что относилось к судьбам тех, кто был тебе дорог, и прежде всего — к судьбе твоего сына…
— Спасите его! Спасите его! — умолял Нострадамус.
— В боли, как и в гневе, ты всегда остаешься человеком… Что для нас значит человеческое существование? Твоя боль — ничто… Твоя месть — ничто… Прощай, Нострадамус!
Нострадамусу показалось, что Джино, не сходя с места, начинает таять на глазах.
Он предпринял сверхчеловеческое усилие, чтобы взять себя в руки, и с отчаянием потянулся к этому ускользающему от него призраку, грозящему с минуты на минуту раствориться в воздухе.
— Раз вы надели мне на глаза повязку, — воскликнул он, — раз вы помешали мне узнать моего сына, раз вы поселили в моем сердце эту страшную боль, дайте мне сейчас хоть маленькую, хоть крошечную надежду, сжальтесь надо мной, помилуйте меня!
Нет, тающее лицо мага не выразило ни надежды, ни жалости… Нострадамусу удалось только расслышать слова, донесшиеся как будто из дальней дали:
— Прах человечества… Прах миров, идущих в бесконечность… Всего лишь прах, который колышется под невидимыми ветрами… Века и тысячелетия, пыль времен… Любовь, ненависть, радость, гнев — прах чувств…
Джино исчез. Нострадамус, пошатываясь, поднялся с колен. Он больше не думал о существе, с которым только что беседовал, ему было все равно, кто он: человек, маг из Великой Пирамиды, дух Добра или Зла… Только одна мысль преследовала его и вызывала ярость: он оказался бессилен и не мог узнать своего сына, а в результате его, ЕГО сына приговорили к смертной казни без права помилования!
«А она! — Нострадамус снова задохнулся в сдерживаемых рыданиях. — Она! Она, которую я сто раз проклинал! Значит, она осталась верна мне! О, боже! Верна, когда ее бросили в темницу, верна под пыткой, верна до последнего вздоха!»
Не меньше часа Нострадамус нестерпимо страдал. Какие это были муки! Но вдруг он вспомнил, что, пусть даже маги Пирамиды лишили его возможности узнать собственного сына, они, по крайней мере, научили его вызывать мертвых из гроба. И ему захотелось увидеть свою дорогую покойницу… Мари де Круамар…
