Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
– Государь сократит до пяти, – вздохнул Бенкендорф. – И заменит четвертование виселицей. Только тех, кто злоумышлял цареубийство. Впрочем, Рылеева стоило бы вздернуть за плохие стихи.
– Не шути этим, – остановил Михаил. – Так о моем назначении. Ты хотел что-то пояснить?
– Турки решили, что раз у нас молодой император и в столице мятеж, то мы дадим слабину на переговорах о границе. Они выставили ряд новых требований. Нужно, чтобы в Аккерман ехал человек, известный гражданскими подвигами. Так сказать, воплощенное достоинство империи. Посол в Константинополе Рибопьер тебе поможет. За нами должны остаться города Анаклия, Сухум, Редут-Кале. И чтобы наши купцы могли торговать по всей Порте. На остальном можно не настаивать.
Михаил кивнул.
Глава 13
Коронация
Август – сентябрь 1826 года. Москва.
– Можем ли мы ожидать, что ваш брат снизойдет до присутствия на коронации? – вдовствующая императрица поджала губы.
С тех пор как Константин ответил на ее молитвенное письмо самым наглым отказом, матушка пребывала с ним в немой ссоре. Между тем цесаревич вел себя вызывающе, и для внимательных наблюдателей было очевидно: каждым следующим шагом он загоняет себя все глубже в угол. Варшавский сиделец не только не приехал поддержать брата в дни мятежа, но и не явился на похороны покойного императора. А это уже был скандал. Полновесный. Дипломатический. Снова всколыхнулись слухи, будто старший из великих князей не признает Николая, боится ехать в Петербург, ждет ареста…
Стыд терзал молодого императора, он устал чувствовать себя вечно обязанным и при каждом случае получать от благодетеля пощечины.
– Сударыня, вы знаете о поступке вашего сына в день похорон? – с раздражением парировал Николай. Разговор шел за завтраком. Никого, кроме членов семьи, не было.
Государыня-вдова вспыхнула. Ее руки сжали салфетку.
– Это как раз то, о чем я вам говорила – фамильный недуг, – проронила она. – Константин не всегда отдает себе отчет в своих действиях.
– А, по-моему, это хамство, – отрезал Никс.
Остальные с ним согласились. Даже Рыжий не находил оправдания поведению брата. Тот устроил похороны Александра в Варшаве. Слово в слово по придворному церемониалу. Длинная траурная процессия с факелами. Сотни аршинов черного крепа. Караван плакальщиков по всем улицам города. За катафалком, шел, рыдая, Константин Павлович. Потом закрытый гроб, где лежал польский мундир императора, выставили в кафедральном соборе Святого Яна для прощания, и все войско, все чины двора проходили перед саркофагом без тела. Что и кому хотел этим сказать цесаревич?
– Нет ни малейшей надежды уговорить его прибыть на коронацию. – Никс достал платок и высморкался с ревом полковой трубы.
– Надежда умирает последней, – покачала головой maman. – Константин прислал своего министра финансов князя Любецкого. Чтобы напомнить вам: ежегодный дефицит польского бюджета – миллион злотых. Покойный император покрывал эту дыру из нашей казны.
– Ни за что! Я и не знаю, как заикнуться об этом Канкрину!
– Вы хотите увидеть брата в Москве? – невозмутимо возразила Мария Федоровна. – Он назвал цену.
14 августа поутру государь занимался с бумагами, когда дверь в кабинет чуть приоткрылась и камердинер доложил, что его величество ожидает великий князь.
– Минуту! – крикнул Никс, полагая, что это Михаил.
Он снова опустил глаза к письму. Отчет Воронцова из Аккермана его крайне интересовал. Там была высказана счастливая мысль: нам следует разделять дела турецкие и греческие. И если в турецкие не лезть – пусть сами разбираются, то уж греческие – наша вотчина, и будьте любезны предоставить их на милость белого царя. Пока Никс кусал перо, сочиняя, что бы такое ответить, в дверь заглянул другой камердинер, посообразительнее, и извиняющимся голосом сообщил:
– Его высочество цесаревич Константин Павлович…
Император подскочил со стула и, отшвырнув перо, бросился вон из кабинета. Оправдания, извинения, поцелуи. Как ему удалось попасть в Кремль незамеченным? А кто осмелился бы его не пустить? Константин оставил свиту у Смоленской заставы, а сам пешком прошел через все посты. Причем далеко не каждый его узнавал и делал на караул. Инкогнито дает большие преимущества, запомните это, брат!
Было 11 часов утра. Во дворце уже толклось много народу, и на глазах у публики следовало вести себя в соответствии с принятыми ролями. На мраморной лестнице в виду свиты государь преклонил колени перед старшим братом. Это вынудило цесаревича сделать то же самое. Потом Николай хотел обнять гостя, но тот поцеловал ему руку, как подданный своему монарху. Умиленная свита утирала слезы при виде семейного согласия. Впервые за последние месяцы хмурое лицо Николая расцвело улыбкой.
Спектакль был сыгран, и братья удалились во внутренние покои. Им было о чем поговорить. Никс предпочел сначала проводить его высочество к матери и дать растаять в окружении невесток, которые на радостях щебетали, как канарейки. Ему и самому требовалась пауза, чтобы собраться с мыслями. Беседа не обещала быть легкой.
– К счастью, корону на меня возложат в вашем присутствии, – сказал Николай на следующий день, когда вышел с братом на прогулку.
Константин промолчал, ибо в голосе государя слышался укор. Братья брели по старому царицыному саду под красной кирпичной стеной вдоль реки. Дорожки здесь были просто протоптаны и даже не замощены плиткой. Однако летом эта сельская непритязательность в самом большом городе империи трогала душу.
– Я вижу, вы с задором взялись за дела, – чуть брюзгливо заметил гость. – Трудитесь с пяти, толпы курьеров, реки чернил?
Молодой император почувствовал себя виноватым.
– Работы много.
– Хотите, дам совет?
Неважно, что Николай не хотел.
– Не изменяйте того, что сделал наш дорогой усопший ангел. Не нужно ничего придумывать. Надо идти в направлении, принятом покойным. Брат был гений. Тогда как вы…
Никс смутился. Разве он ровнял себя с Александром?
– …получили весьма скромное образование. Возьмите за правило, что вы – всего лишь уполномоченный покойного благодетеля. Каждую минуту вы должны быть готовы дать ему отчет.
Николай ощутил себя мальчиком, который не знает, как спрятать грязные ладони за спину.
– Его величество никогда не устроил бы гласного судебного процесса. Это уронило бы достоинство власти.
– Вы предпочли бы тихо удушить виновных подушками?
Константин понял, что перегнул палку. Тон брата стал язвительным и злым.
– Ответьте мне, почему следствие в Варшаве идет не так, как Петербурге? Сеймовый суд отказывается признать заговорщиков виновными. Это неповиновение?
– Нет, нет, – быстро попытался отвести от себя упрек Константин. – Просто вы не представляете, что такое судебный процесс в государстве конституционном, где свободы не могут нарушаться по желанию правителей…
Кто это говорил? Человек, перешагивавший через все известные законы?
– Европа отвергает компетентность петербургского суда, называет его трибуналом. Не было допущено защиты, виновные не выслушаны.
– Я слушал их полгода! – сорвался Николай. – Очень полезно позволить им высказывать свои изуверские взгляды на публике!
– Почитайте европейские газеты…
– Я делаю это каждое утро. У нас было полторы тысячи трупов. Надобно полтора миллиона? И лет на десять занять Россию внутренним кровопролитием? Тогда мы никому не помешаем.
Разговор становился жарким. Взаимные обвинения готовы были посыпаться градом. Братья подошли к барьеру, перед которым следовало остановиться.
– Ваш министр финансов князь Любецкий пытался заговаривать со мной о западных губерниях, – с раздражением сказал Николай. – Внушите своим подчиненным, что целостность России для меня священна. Поляки могут негодовать. Но я их по крайней мере не обманываю.
Весь день 21 августа герольды в плащах с двуглавыми императорскими орлами разъезжали по улицам, трубя в трубы. На перекрестках они осаживали коней, эффектно разворачивали свитки, чтобы дорогая толстая бумага хлопала на ветру, и начинали громкими дьяконскими голосами читать объявления о коронации. Народ сбегался поглазеть на красивых всадников, выскочивших в круговерть московской суеты из какой-то другой, ослепительной и изящной жизни.
