Охотники на мамонтов - Ауэл Джин Мари Антинен (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Прожив несколько лет в изгнании в Пещере Даланара, Джондалар вырос и вернулся в родную Пещеру высоким, сильным и на редкость красивым мужчиной, который мог претендовать на любовь любой женщины. Достаточно было одного взгляда его неотразимых сияющих глаз, чтобы пробудить в любой женщине ответное желание. В сущности, сами женщины усиленно предлагали ему себя. Они преследовали его, жаждали его любви и надеялись, что он разделит с ними Дары Радости. И зачастую он оправдывал их надежды, но ни одна из этих женщин не могла заглушить воспоминания о его первой любви, не могла помочь ему избавиться от сознания собственной виновности, терзавшего его душу. И вот он наконец нашел в этом огромном мире ту единственную и неповторимую женщину… Так почему же сейчас его любимая лежит в постели другого мужчины?
Одна мысль о том, что ее выбор пал на другого, причиняла ему страдание, но, услышав ее томные вздохи, явно свидетельствующие, что она делит Дары Радости с Ранеком, Джондалар издал приглушенный стон и, с силой ударив кулаком по лежанке, скорчился, как от дикой мучительной боли. Ему показалось, что в животе у него полыхают раскаленные угли, жуткая тяжесть сдавила его грудь, а горло обожгло такой болью, что он едва мог дышать, словно весь дом вдруг наполнился едким удушливым дымом. Изо всех сил зажмурив глаза, Джондалар старался подавить горькие слезы, но они все-таки прорвались наружу.
Наконец в очаге Лисицы наступила тишина, и Джондалар смог немного расслабиться. Но через некоторое время все началось сначала, и он понял, что не выдержит этого мучительного испытания.
Вскочив с лежанки, он немного помедлил, а затем решительно вышел в пристройку. Уинни мгновенно навострила уши и повернула голову в его сторону, но он, промчавшись мимо, выбежал наружу.
Сильный ветер отбросил Джондалара к стене дома. Ночь оказалась неожиданно холодной, и он, задыхаясь, ловил ртом морозный воздух, осознав вдруг весь ужас своего положения. Его блуждающий взгляд скользнул по замерзшей реке и поднялся к разорванным дорожкам облаков, проплывающих по телу бледной луны. Он отошел от жилища на несколько шагов. Ножи ледяного ветра мгновенно прорвались под рубаху и, казалось, даже под кожу и мускулы, пробирая до самых костей. Поеживаясь, он вернулся обратно в пристройку и медленно, словно ноги отказывались его слушаться, прошел мимо лошадей ко входу в очаг Мамонта. Войдя внутрь, он помедлил, напряженно прислушиваясь, и поначалу ничего не услышал. Но затем из очага Лисицы опять донеслись звуки сдавленного дыхания, страстных стонов и удовлетворенного сопения. Он с тоской взглянул на свою лежанку и вновь повернулся к пристройке, не зная, как поступить.
Уинни, пофыркивая, вскинула голову, и Удалец, лежавший на подстилке, тоже приподнял голову и тихо приветливо заржал. Джондалар подошел к животным, расстелил меховые покрывала на земле возле Удальца и хорошенько завернулся в них. В пристройке было не так холодно, как снаружи. Сюда не проникал ледяной ветер. Из очага Мамонта просачивалось немного тепла, да и лошади согревали помещение своим дыханием, которое, кроме того, заглушало другие, так раздражавшие Джондалара звуки. Но даже в этой спокойной обстановке он не спал почти всю ночь, вспоминая томные вздохи и стоны и вновь и вновь мысленно представляя себе все возможные и невозможные картины любовной страсти.
Эйла проснулась с первыми лучами света, проникшими в жилище сквозь щели вокруг крышки дымохода. Потянувшись, она повернулась к Джондалару и была несколько смущена, обнаружив рядом с собой Ранека. Прежде чем пришло понимание случившегося, она почувствовала сильную головную боль, напомнившую ей о праздничной ночи и количестве выпитой Талутовой бузы. Эйла тихо соскользнула с лежанки, взяла свою одежду, так аккуратно сложенную Ранеком, и поспешно вернулась к себе. Но Джондалара там тоже не было. Ее взгляд пробежал по другим лежанкам очага Мамонта. Заметив на одной из них Диги и Торнека, она подумала, что они, наверное, случайно заснули здесь, разделив Дары Радости. Затем Эйла припомнила, что Уимеза пригласили в очаг Зубра, Трони вчера неважно себя чувствовала. Может быть, Диги и Торнек просто сочли, что здесь им удастся лучше выспаться. В конце концов, это не так важно, но ее беспокоило, куда пропал Джондалар.
Восстановив в памяти события вчерашнего праздника, она поняла, что не видела его примерно с середины вечера. Кто-то сказал, что он лег спать, но тогда где же он сейчас? Ее мысль вновь вернулась к Диги и Торнеку, и она подумала, что, возможно, он тоже спит в каком-то другом очаге. Ей захотелось пойти поискать его, но, похоже, все еще спали, и Эйла решила, что не стоит будить людей раньше времени. Испытывая легкое беспокойство, она натянула на себя меховое покрывало и вскоре вновь погрузилась в сон.
Когда она проснулась в следующий раз, крышка дымового отверстия была уже сдвинута в сторону и в дом проникал яркий дневной свет. Эйла резко села на постели, но тотчас легла обратно и закрыла глаза, почувствовав ужасную пульсирующую головную боль. «То ли я заболела, то ли это последствия Талутовой бузы… — размышляла она. — Почему люди пьют ее, если от нее так болит голова?» Эйла задумалась о том, как прошел вчерашний праздник. Она припомнила, что играла на барабане, танцевала и пела, хотя смутно осознавала, как все это происходило. Она много смеялась, иногда даже над собой, обнаружив, как слабо и неуверенно звучит ее голос во время песен, но совсем не смущалась, хотя постоянно находилась в центре всеобщего внимания. Все это было как-то не похоже на нее. Обычно она предпочитала оставаться в тени, со стороны наблюдая за происходящими событиями, а уж если осваивала какое-то новое занятие, то делала это в уединенном месте. Неужели под влиянием этой бражки изменились ее привычки и склонности и она стала менее осмотрительной? Менее сдержанной и более развязной? Может быть, поэтому люди и пьют ее?
Эйла вновь открыла глаза и, поддерживая голову руками, очень медленно поднялась с лежанки. Она облегчилась — стоявшая около сводчатого дверного проема специальная, туго сплетенная корзина примерно наполовину была заполнена сухим измельченным навозом, который хорошо впитывал жидкость и закрывал фекалии.
Умывшись холодной водой, Эйла развела костер и положила в него кипятильные камни. Натягивая рубаху и штаны, которые она сшила еще в своей пещере, Эйла думала, что теперь это будет ее повседневная одежда, хотя еще не так давно этот наряд казался ей очень необычным и сложным.
Стараясь не делать резких движений, она достала несколько мешочков с травами из своей лекарской сумки и сделала целебный сбор, смешав в определенных пропорциях ивовую кору, тысячелистник, шалфей и ромашку. Эйла налила воды в корзину, в которой обычно заваривала чай, и, опуская в нее раскаленные камни, довела воду до кипения, а затем бросила в нее приготовленный сбор трав. Присев на корточки возле очага, она терпеливо ждала, пока настоится этот целебный напиток. Но вдруг Эйла резко поднялась и, не обращая внимания на усилившуюся головную боль, вновь быстро достала лекарскую сумку.
«Надо же, едва не забыла… — думала она, выуживая оттуда пакет с тайными травами Изы. — Возможно, они помогают моему тотему побеждать дух мужского тотема, как считала Иза, но мне кажется, что они как-то снижают животворную силу мужского органа». В любом случае пока лучше было исключить любую возможность зачатия ребенка. Положение Эйлы еще было не слишком определенным. Ей очень хотелось зачать ребенка от Джондалара, но не сейчас; ожидая, пока настоятся травы, Эйла размышляла, какой ребенок может появиться, если ее дух смешается с духом Ранека: «Возможно, малыш будет похож на него? Или на меня? Или на нас обоих? Скорей всего на нас обоих, как Дарк… и Ридаг. Ведь они тоже дети смешанных духов. Темнокожий ребенок Ранека будет тоже резко отличаться от остальных Мамутои, но при этом, — с оттенком горечи подумала Эйла, — никто не будет называть его отвратительным уродцем или считать, что он животное. Он сможет говорить, и смеяться, и плакать, как любой человек из племени Других».
