Двадцать лет спустя (изд. 1957г.) - Дюма Александр (полные книги txt) 📗
— Хорошо, ваше величество, — сказал Мазарини, — на это нечего ответить.
— Нет, — заперев ларчик, — сказала королева и положила на него руку, нет, есть что ответить на это: надо сказать, что я была неблагодарна к людям, которые спасли меня и сделали все, что только могли, чтобы спасти его; и храброму д'Артаньяну я не пожаловала ничего, а только позволила ему поцеловать мою руку и подарила вот этот алмаз.
Королева протянула кардиналу свою прелестную руку и показала ему чудный камень, блиставший на ее пальце.
— Он продал его в тяжелую минуту, — заговорила она опять с легким смущением, — продал для того, чтобы спасти меня во второй раз; за вырученные деньги он послал гонца к Бекингэму с предупреждением о грозящем ему убийстве.
— Значит, д'Артаньян знал об этом?
— Он знал все. Каким образом, не понимаю. Д'Артаньян продал перстень Дезэссару; я увидала кольцо у него на руке и выкупила. Но этот алмаз принадлежит д'Артаньяну; возвратите ему перстень от меня, и так как, на ваше счастье, подле вас находится такой человек, то постарайтесь им воспользоваться.
— Благодарю вас, ваше величество, — сказал Мазарини, — я не забуду вашего совета.
— А теперь, — сказала королева, изнемогая от пережитого волнения, что еще хотели бы вы узнать у меня?
— Ничего, ваше величество, — ответил кардинал самым ласковым голосом.
— Умоляю только простить меня за несправедливое подозрение. Но я вас так люблю, что ревность моя, даже к прошлому, не удивительна.
Слабая улыбка промелькнула на губах королевы.
— Если вам не о чем больше спрашивать меня, — сказала она, — то оставьте меня. Вы понимаете, что после такого разговора мне надо побыть наедине с собой.
Мазарини поклонился.
— Я удаляюсь, ваше величество. Но позвольте мне прийти опять.
— Да, только завтра. И этого времени вряд ли будет достаточно, чтобы мне успокоиться.
Кардинал взял руку королевы, галантно поцеловал ее и вышел.
Как только он ушел, королева прошла в комнату сына и спросила Ла Порта, лег ли король.
Ла Порт указал ей на спящего ребенка.
Анна Австрийская взошла на ступеньки кровати, приложила губы к нахмуренному лбу сына и поцеловала его. Потом так же тихо удалилась, сказав только камердинеру:
— Постарайтесь, пожалуйста, милый Ла Порт, чтобы король приветливей смотрел на кардинала. И король и я, мы оба многим обязаны кардиналу.
V
ГАСКОНЕЦ И ИТАЛЬЯНЕЦ
Тем временем кардинал вернулся к себе в кабинет, у дверей которого дежурил Бернуин. Мазарини спросил, нет ли каких новостей и не было ли известий из города, затем, получив отрицательный ответ, знаком приказал слуге удалиться.
Оставшись один, он встал и отворил дверь в коридор, потом в переднюю; утомленный д'Артаньян спал на скамье.
— Господин д'Артаньян! — позвал Мазарини вкрадчивым голосом.
Д'Артаньян не шелохнулся.
— Господин д'Артаньян! — позвал Мазарини громче.
Д'Артаньян продолжал спать.
Кардинал подошел к нему и пальцем коснулся его плеча.
На этот раз д'Артаньян вздрогнул, проснулся и, придя в себя, сразу вскочил на ноги, как солдат, готовый к бою.
— Я здесь. Кто меня зовет?
— Я, — сказал Мазарини с самой приветливой улыбкой.
— Прошу извинения, ваше преосвященство, — сказал д'Артаньян, — но я так устал…
— Излишне просить извинения, — сказал Мазарини, — вы устали на моей службе…
Милостивый тон министра привел д'Артаньяна в восхищение.
— Гм… — процедил он сквозь зубы, — неужели справедлива пословица, что счастье приходит во сне?
— Следуйте за мной, сударь, — сказал Мазарини.
— Так, так! — пробормотал д'Артаньян. — Рошфор держал слово; только куда же он, черт возьми, делся?
Он всматривался во все закоулки кабинета, но Рошфора не было нигде.
— Господин д'Артаньян, — сказал Мазарини, удобно располагаясь в кресле, — вы всегда казались мне храбрым я славным человеком.
«Возможно, — подумал д'Артаньян, — но долго же он собирался сказать мне об этом».
Это, однако, не помешало ему низко поклониться Мазарини в ответ на комплимент.
— Так вот, — продолжал Мазарини, — пришло время использовать ваши способности и достоинства.
В глазах офицера, как молния, сверкнула радость, но тотчас же погасла, так как он еще не знал, куда гнет Мазарини.
— Приказывайте, монсеньер, — сказал он, — я рад повиноваться вашему преосвященству.
— Господин д'Артаньян, — продолжал Мазарини, — в Прошлое царствование вы совершали такие подвиги…
— Вы слишком добры, монсеньер, вспоминая об этом. Правда, я сражался не без успеха…
— Я говорю не о ваших военных подвигах, — сказал Мазарини, — потому что, хотя они и доставили вам славу, они превзойдены другими.
Д'Артаньян прикинулся изумленным.
— Что же вы не отвечаете?.. — сказал Мазарини.
— Я ожидаю, монсеньер, когда вы соблаговолите объяснить мне, о каких подвигах вам угодно говорить.
— Я говорю об одном приключении… Да вы отлично знаете, что я хочу сказать.
— Увы, нет, монсеньер! — ответил в совершенном изумлении д'Артаньян.
— Вы скромны, тем лучше! Я говорю об истории с королевой, об алмазных подвесках, о путешествии, которое вы совершили с тремя вашими друзьями.
«Вот оно что! — подумал гасконец. — Уж не ловушка ли это? Надо держать ухо востро».
И он изобразил на своем лице такое недоумение, что ему позавидовали бы Мопдори и Бельроз, два лучших актера того времени.
— Отлично! — сказал, смеясь, Мазарини. — Браво! Недаром мне сказали, что вы именно такой человек, какой мне нужен. Ну, что бы вы сделали для меня?
— Все, монсеньер, что вы мне прикажете, — ответил д'Артаньян.
— Сделали бы вы для меня то, что когда-то сделали для некоей королевы?
«Положительно, — мелькнуло в голове д'Артаньяна, — он хочет заставить меня проговориться. Но мы поборемся, Не хитрее же он Ришелье, черт побери!»
— Для королевы, монсеньер? Я не понимаю.
— Вы не понимаете, что мне нужны вы и ваши три друга?
— Какие три друга, монсеньер?
— Те, что были у вас в прежнее время.
— В прежнее время, монсеньер, — ответил д'Артаньян, — у меня было не трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями.
— Хорошо, хорошо, господин офицер, — сказал Мазарини. — Скрытность прекрасная вещь. Но как бы вам сегодня не пожалеть об излишней скрытности.
— Пифагор заставлял своих учеников пять лет хранить безмолвие, монсеньер, чтобы научить их молчать, когда это нужно.
— А вы хранили его двадцать лет. На пятнадцать лет больше, чем требовалось от философа-пифагорейца, и это кажется мне вполне достаточным.
Сегодня вы можете говорить — сама королева освобождает вас от вашей клятвы.
— Королева? — спросил д'Артаньян с удивлением, которое на этот раз было непритворным.
— Да, королева! И доказательством того, что я говорю от ее имени, служит ее повеление показать вам этот алмаз, который, как ей кажется, вам известен и который она выкупила у господина Дезэссара.
И Мазарини протянул руку к лейтенанту, который вздохнул, узнав кольцо, подаренное ему королевой на балу в городской ратуше.
— Правда! — сказал д'Артаньян. — Я узнаю этот алмаз, принадлежавший королеве.
— Вы видите, что я говорю с вами от ее имени. Отвечайте же мне, не разыгрывайте комедии. Я вам уже сказал и снова повторяю: дело идет о вашей судьбе.
— Действительно, монсеньер, мне совершенно необходимо позаботиться о своей судьбе. Вы, ваше преосвященство, так давно не вспоминали обо мне!
— Довольно недели, чтобы наверстать потерянное. Итак, вы сами здесь, ну а где ваши друзья?
— Не знаю, монсеньер.
— Как, не знаете?
— Не знаю; мы давно расстались, так как они все трое покинули военную службу.
— Но где вы их найдете?
— Там, где они окажутся. Это уж мое дело.
— Хорошо. Ваши условия?
— Денег, монсеньер, денег столько, сколько потребуется на наши предприятия. Я слишком хорошо помню, какие препятствия возникали иной раз перед нами из-за отсутствия денег, и не будь этого алмаза, который я был вынужден продать, мы застряли бы в пути.
