Закон пустыни - Жак Кристиан (е книги TXT) 📗
– Как Небамон может тебе навредить?
– Но ведь ты же меня защитишь?
Он погладил ее волосы.
– Все, что мне нужно, это быть рядом с тобой. Как это прекрасно! Когда я просыпаюсь рядом с тобой, моя душа наполняется счастьем. Своей любовью ты возвысила меня. Мое сердце полно тобой. Никогда не покидай меня. Когда я гляжу на тебя, другого света мне не нужно.
Их губы слились, нежно, как в первый раз. Этим утром Пазаир спустился в свой рабочий кабинет с большим опозданием.
Нефрет уже собиралась уйти по делам, когда к ней прибежала запыхавшаяся молодая женщина.
– Подождите, прошу вас! – крикнула Силкет, жена крупного чиновника Бел-Трана.
Осел с медицинской сумкой на спине стоял смирно.
– Мой муж срочно хочет видеть судью Пазаира.
Бел-Тран, производитель и торговец папирусом, обладавший незаурядным талантом управления, был выдвинут сначала на должность главного казначея зерновых складов, а затем помощника распорядителя государственной казны. Он питал дружбу и признательность к судье Пазаиру, который помогал ему в трудных ситуациях. Силкет, годами намного моложе него, была пациенткой старшего лекаря Небамона, которому удалось сделать черты ее лица тоньше, а бедра – стройнее. Бел-Тран гордился тем обстоятельством, что его женой была одна из красивейших женщин Египта, даже если ради этого ей пришлось лечь под нож хирурга. Светлой кожей и изящными чертами лица Силкет напоминала девочку-подростка с развитыми формами.
– Если он согласится пойти со мной, я отведу его в казначейство, где Бел-Тран примет его, прежде чем отправится в Дельту. Кроме того, мне хотелось бы посоветоваться с вами.
– Вы себя плохо чувствуете?
– Меня мучают ужасные мигрени.
– А что вы едите?
– Признаюсь, я обожаю сладкое. Фиговый сок, например. Очень люблю гранатовый сок, а пирожные и печенье поливаю соком рожкового дерева.
– А овощи?
– Они мне не очень нравятся.
– Больше овощей, меньше сладкого, и ваши мигрени пройдут. А еще я выпишу вам мазь из стеблей тростника, ягод можжевельника и лавра, сосновой смолы и скипидарной камеди, растертых в однородную массу с добавлением жира.
– Мой муж вам хорошо заплатит.
– Как ему будет угодно.
– Не согласились бы вы стать нашим домашним врачом?
– Если мое лечение устраивает вас, то почему бы и нет?
– Мы с мужем будем счастливы. Судья пойдет со мной?
– Надеюсь, вы вернете его в целости и сохранности.
Чем быстрее и успешнее работал Бел-Тран, тем больше ему доверяли щекотливых и сложных дел. Его великолепная память на цифры и способность считать с головокружительной скоростью делали его незаменимым. Несколько недель спустя после его назначения в высшее руководство государственной казны Бел-Тран стал ближайшим помощником распорядителя Дома золота и серебра, входившего в ведомство государственных финансов. Похвалы в его адрес лились рекой: четкий, быстрый, методичный, ревностный трудяга, он мало спал, первым появлялся на службе в казначействе, а уходил всегда последним. Некоторые предрекали ему стремительный карьерный рост.
Когда его жена и Пазаир вошли в дом, Бел-Тран диктовал писцам служебные письма. Мужчины дружески обнялись, Бел-Тран отослал писцов и попросил жену приготовить ему завтрак посытнее.
– У нас есть повар, но в отношении качества продуктов с Силкет лучше не спорить. Ее мнение – решающее.
– Вы кажетесь очень занятым.
– Я и не думал, что моя новая работа будет такой увлекательной. Но поговорим о вас!
Черные волосы, уложенные с помощью ароматизированного желе, массивное телосложение, пухлые руки и ноги – таков был Бел-Тран. Он быстро говорил и все время двигался. Его мозг постоянно обдумывал добрый десяток планов и решал множество проблем; казалось, он не может позволить себе ни минуты отдыха.
– Вы пережили настоящее испытание. Я узнал обо всем слишком поздно и не смог вмешаться.
– Я вас не упрекаю. Из этой истории меня мог вытащить только Сути.
– Кто главные виновники, на ваш взгляд?
– Старший судья, Монтумес и Небамон.
– Старший судья должен будет подать в отставку. Случай с Монтумесом посложнее; он будет клясться, что его ввели в заблуждение. Что же до Небамона, то он пока отсиживается в своем поместье, но это не такой человек, чтобы отказаться от своих планов. А вы не забыли о полководце Ашере? Он вас ненавидит. Своим расследованием вы чуть не погубили его репутацию; но он все так же могуществен, его влияние ничуть не уменьшилось. Не кажется ли вам, что это он манипулирует остальными, как куклами?
– Я написал визирю просьбу разрешить продолжить следствие.
– Прекрасная мысль.
– Я верю в него. Баги не потерпит, чтобы справедливость так попиралась. Нападая на вас, ваши враги столкнутся с ним.
– Даже если он не даст мне самому вести следствие, даже если я больше не буду судьей, я узнаю, кто убил Беранира. Я чувствую себя ответственным за его гибель.
– Вы преувеличиваете.
– Я был слишком болтлив.
– Не мучайте себя.
– Обвинить меня в смерти учителя – это самый жестокий удар, какой только можно было мне нанести.
– Но они проиграли, Пазаир! Я хотел вас видеть для того, чтобы выразить вам свою поддержку. Какие бы испытания ни предстояли, я с вами. Не хотите ли вы переехать, поселиться в жилище попросторнее?
– Я дождусь ответа визиря.
Кем был начеку всегда, даже во сне. От детских и отроческих лет, проведенных в далеких нубийских краях, в нем сохранился инстинкт охотника. Сколько его товарищей, слишком уверенных в себе, погибли в пустыне от когтей и клыков льва?
Нубиец внезапно проснулся и принялся ощупывать свой деревянный нос; иногда ему снилось, что этот мертвый материал вдруг превращается в живую, теплую плоть. Но момент оказался неподходящим для мечтаний: по лестнице кто-то поднимался. Павиан тоже открыл глаза. Кем жил окруженный оружием – луками, саблями, кинжалами и щитами; в одно мгновение он оказался вооружен, а в его жилище уже ломились двое стражников. Нубиец уложил первого, павиан – второго; однако на смену первым уже подходили еще человек двадцать.
– Спрячься! – приказал Кем своей обезьяне.
Павиан бросил ему взгляд, в котором досада смешивалась с обещанием отомстить, вылез в окно, спрыгнул на крышу соседнего дома и исчез.
Кем боролся яростно, совладать с ним было трудно; но когда вошел Монтумес, он уже лежал на спине, связанный по рукам и ногам.
Начальник стражи лично надел на его запястья еще одни путы.
– Наконец-то, – произнес он, улыбаясь, – мы поймали убийцу.
Пантера дробила осколки сапфира, изумруда, топаза и красного железняка, просеивала полученную пудру через сито из тонких волокон тростника. Потом высыпала ее в котелок и зажгла под ним огонь из щепок смоковницы. Затем добавила в его содержимое немного скипидарной смолы, чтобы получилась идеальная мазь, которой она придала форму конуса; ею она будет смазывать парики и закреплять прически, а также придавать приятный запах телу.
Сути застал светловолосую ливийку в тот момент, когда она рассматривала уже готовую смесь.
– Ты обходишься мне недешево, чертовка, а я еще не научился зарабатывать деньги. Теперь я даже не могу продать тебя в рабство.
– Ты переспал с египтянкой.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Тебя выдает запах.
– Пазаир поручил мне одно деликатное дельце.
– Пазаир, вечно этот Пазаир! Он приказал тебе изменить мне?
– Я общался с одной замечательной женщиной, она служит в самой крупной ткацкой мастерской нашего города.
– И что же в ней такого… замечательного? Грудь, задница или передок?
– Фу, как грубо.
Пантера бросилась на своего любовника с такой яростью, что он оказался прижатым к стене и не мог перевести дыхание.
– В твоей стране супружеская измена считается преступлением, не так ли?
