Батарея держит редут - Лощилов Игорь (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
– Помогите же, – прохрипел он и указал на темный лаз.
Павел, затаив дыхание, нырнул туда и почти сразу обнаружил девушку, та была без сознания. Он вытащил ее на поверхность и стал приводить в чувство, это удалось не сразу, прошло довольно времени, прежде чем она очнулась и зашлась в глубоком кашле.
Челяев вместе с Болдиным водворил камень на место и с особой тщательностью обследовал его положение, проверяя правильность установки, а затем подал сигнал, по которому им с вершины стены сбросили веревочную лестницу. Скоро без особых препятствий все четверо снова оказались в крепости. Майор приказал о происшедшем не распространяться, причем это касалось в основном Павла, поскольку Антонина все еще была не в себе, а перс вообще потерял язык от страха.
Павел догадался, что на месте старого караульного помещения существовал тайный подземный ход, о котором мало кто знал. Мало не мало, а персы вызнали – выходит, кто-то им об том нашептал. Майор по этому поводу долго не распространялся, пояснил просто: крепость долгое время была без надлежащего надзора, поэтому многие ее тайны перестали быть таковыми. Он приказал старый тайный ход заделать и прокопать новый, потому супостат заблудился и вместе с пленницей едва не задохнулся. А когда камень с внешней стороны крепости отвалили и дым стал вытягиваться, они выползли прямо в наши руки. Ничего, дыма, конечно, наглотались, но это не смертельно, через день совсем оклемаются.
Так вполне благополучно закончилось дело с похищением командирской дочки. Предполагалось, что, если оно удастся, полковник Реут проявит сговорчивость и согласится на все условия персидской стороны. Реут, конечно, был доволен таким исходом дела, хотя высказал обиду, что его держали в неведении. Но это так, между прочим, а сам на следующий день пригласил основных участников акции к себе на обед. Разносолов там особых не было, зато вина, сколько хочешь, и, разумеется, отцовской благодарности через край. В конце обеда растроганный отец наклонился к Павлу и признался:
– Я сначала был против вас несколько предубежден – этакая, думаю, столичная штучка, залетела за быстрой славой и легкими чинами, а теперь вижу, что ошибся, прошу прощения. Хочу еще одно дать вам поручение, деликатнейшее, чтобы только между нами, понимаете?
Павел не ожидал такого доверия и еле заметно кивнул.
– Вот и ладно, приходите ко мне вечером, тогда и поговорим.
Павел с трудом дождался окончания обеда, но, как вести себя с майором, не знал: с одной стороны, он его начальник, в такой как у них, службе секретов вроде бы не должно быть, а с другой стороны, полковник предупредил, что дело деликатное, так и сказал: между нами. Решил тогда это дело таким и оставить: между ними. К вечеру, как было сказано, явился он к Реуту и получил его задание: нужно-де встретить человека, которого послал генерал Ермолов со своим приказом, и препроводить его к нему, но чтобы о том никто не ведал. Павел от оказанного доверия был сам не свой, однако чувства свои сдержал и заверил, что задание выполнит с честью. Реут сказал, где следует встретить посланца, сообщил пароль, и Павел отправился выполнять задание.
Он обосновался на привычном месте у Эриванских ворот. Ночь была темной, и Павел боялся, что разминется с лазутчиком, так как тот, не знакомый с крепостью, может не попасть на условленное место. Но опасения оказались напрасными: где-то около полуночи он увидел, как мимо мелькнула тень, и подал условленный знак. Через мгновение они уже обменялись дружескими рукопожатиями. С вала, как было условлено, им была спущена лестница, и прибывшего, по виду обычного армянина, он препроводил к командиру полка.
Наутро был собран военный совет. Реут, облаченный в парадную форму, зачитал послание, полученное от генерала Ермолова:
«Я в Грузии. У нас есть войска и еще придут новые. Отвечаете головой, если осмелитесь сдать крепость. Защищайтесь до последнего. Употребите в пищу весь скот, лошадей, но чтоб не было подлой мысли о сдаче крепости».
– Друзья мои! – продолжил Реут. – До сей поры мы пребывали в неопределенности, так как не имели связи с командованием, но, верные святому воинскому долгу, не помышляли о том, чтобы оставить крепость и сдаться врагу. Никакие соблазны не заставили нас помыслить о том, чтобы отойти без приказа от российских рубежей. Давайте и впредь исполнять свой долг, хранить верность царю и отечеству!
Карабах, как считают наши начальники, это ключ всех провинций и его нужно удерживать, ибо тогда никто не посмеет ничего сделать. Пока видим, что делаем персам препятствие, будем держаться до последних сил.
Более ничего такого высокого полковник говорить не стал. Рассказал, как жила и оборонялась крепость последние дни, кого похвалил, кому сделал замечание, а комендантскую службу отметил особо, и хотя никакие фамилии не упомянул, без того всем было ясно.
Офицеры расходились в явно приподнятом настроении, некоторое время и Болдин чувствовал гордость по причине своей причастности к происшедшим событиям. Это даже майор Челяев заметил: «Что-то вы заважничали, поручик, в последнее время. Болдин как можно равнодушнее пожал плечами, как бы давая понять, что не понимает майора».
– А этого армянина, кто письмо от генерала Ермолова привез, больше не встречали? – Смущенный Павел молчал. – Конечно, нет, он ведь из Шуши-кент, спустился оттуда, да туда же затем и вернулся.
Заметив недоумение Павла, он усмехнулся:
– Эх, поручик! Секреты, конечно, хранить надо, но и думать следует. Откуда полковник Реут мог знать, что именно в этот день и час из самого Тифлиса прибудет послание генерала Ермолова? Разве сорока на хвосте принесла или... или?..
– Он сам его и отправил...
– Разумение, хотя и поздно, но пришло.
– Но для чего?
– А разве сами не видели, как обрадовались офицеры? Военный человек без надежды жить не может, вот вы с полковником всем нам надежду и подарили. Но это сказано только вам для понимания важности нашей службы, а остальные, понятно, догадываться ни о чем не должны. Ясно?
Болдину, конечно же, было ясно, но гордости после такого разоблачения за свою новую службу у него не убавилось.
На следующий день в крепость явился представитель Аббас-Мирзы с приглашением на переговоры. Офицеры хотели было бросить жребий кому идти, но Реут напомнил: у нас-де есть штатный переговорщик – и велел идти капитану фон Клюгенау.
– А и верно, очень им понравилось, как тот гусиным шагом выступает, – посмеялись офицеры.
Капитан отправился, как и положено официальному представителю, с флагом и барабанщиком. Встречен он был тоже официально: почетным караулом шахской гвардии. Это у них так было заведено, чтобы все публичные мероприятия с участием принца обставлялись с помпой. Клюгенау ввели в шатер, где он приветствовал Аббас-Мирзу. Тот выглядел весьма надменным, лишь слегка наклонил голову в ответ и заговорил сквозь зубы:
– Я уже потерял всякое терпение и не могу быть более снисходительным к вам и к жителям города. Мое войско требует нового штурма, но я не хочу кровопролития. Я ждал, полагая, что вы образумитесь. Теперь не в моей воле сдерживать стремление моих храбрых войск. Я и так потерял много времени через свою снисходительность.
Это были пустые слова, в них выражалась досада и уязвленное самолюбие, слова, которые не требовали какого-либо ответа, и Клюгенау молчал. Принц встал со своего изящного подобия трона и подошел к нему, возвышая голос:
– Неужели вы думаете, что я пришел сюда из-за одной Шуши? У меня еще много дел впереди, и уверяю вас, что соглашусь на заключение мира только на берегах Москвы.
Тут Клюгенау не смог сдержать легкой улыбки, и Аббас-Мирза продолжил:
– Клянусь честью, вы не получите помощи. Вы, верно, не знаете, что ваш государь ведет междоусобную войну со своим старшим братом, и, следовательно, ему не до Кавказа. Я предлагаю вам почетные условия сдачи: гарнизон выйдет из крепости с оружием и имуществом. Только оставит пушки.
