Каменный Кулак и мешок смерти - Кууне Янис (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Драккары начали причаливать к берегу без команды сторешеппаря. В другое время сын Снорри, возможно, и разгневался бы на такое самоволье. Но теперь ему было не до брани. Нельзя сказать, что Хрольф был на короткой ноге с Ньёрдом [98] или Аегиром, [99] но их повадки он худо-бедно познал на собственной шкуре, а вот с вотчиной Хенира [100] Гастинг в своей жизни никогда сношений не имел. Страх перед требой такого высокого порядка, как освящение драккаров и испрошение Удачи для похода, сковал сторешеппаря железными оковами, так что Хрольф едва мог двигаться. А ведь для всех людей, что шли за ним, он был форингом [101] и, следовательно, должен был обращаться к богам от их имени. Хрольф был готов отдать самую толстую золотую цепь со своего пояса первому встречному отшельнику святых мест, только бы тот свершил правильный обряд вместо него.
Но отшельника на берегу не оказалось.
Зато там собралось семь шеппарей, куда более сведущих в делах Тихого Бога, чем сам Хенир. Даже не будь Хрольф так подавлен своим невежеством, ему все равно не удалось бы противиться их наставлениям. По прихоти судьбы бывший Потрошитель сумьских засек стал их вожаком, и они не могли противиться его приказам в походе, но доверить испрошение своей Удачи сыну бонде они ни в коем часе не собирались. И посему, вооружившись всей хитростью, что была им дана, они обустроили обряд по своему разумению, но в то же время так, что ни у кого из руси не возникло сомнения в том, кто в набеге форинг. Семь матерых шёрёвернов водили Хрольфа по капищу, как тряпичную куклу. Они вкладывали в его руку жертвенные ножи, а в уши шептали правильные слова. Манскапы дружно галдели там, где надо было галдеть, и падали на землю тогда, когда надо было падать. И в конце обряда племянник Неистового Эрланда чувствовал себя не только предводителем набега, но и великим годи. [102]
Венеды во все глаза следили за причудливым обрядом. Он был лишь отдаленно похож на ту жалкую подачку, которую Хрольф сделал Ньёрду, Рене и Аегиру на берегу острова Волин. Впрочем, само действо особой красочностью и разнообразием не отличалось, но это разочаровало только Годиновича, ожидавшего чего-то похожего на хороводы Ярилова дня.
А вот окончание обряда поразило Волькшу до глубины души. После того, как закланные козлы истекли кровью и сторешеппарь достал из них заветную требуху, после того, как, заключенные в козьих кишках тайные знаки, были истолкованы и перепроверены метанием священных рун, после того, как огонь поглотил жертвенные части животных, а оставшиеся тушки оказались на вертелах, варяги один за другим подошли к баклагам, что стояли под кровостоком алтарных камней, и наполнили свои шлемы кровью. Затем они распустили волосы и, окуная руки в красную росу, принялись пятернями расчесывать свои космы и плести косы, тугие, плотные, перевитые разноцветными лентами.
– Венеды, а вы что стоите? – спросил приятелей кто-то из варягов.
Волькша и Олькша переглянулись.
– А мы не девки, чтобы косы плести, – раззявил Рыжий Лют свой щербатый рот.
Варяг венедского не понимал и потому только хмыкнул. А Волкан потащил Ольгерда прочь от «прихорашивающихся» шёрёвернов.
– Ну чего ты зубоскалишь? – упрекал он рыжего верзилу. – Ты же не знаешь всех варяжских обычаев. Может, они неспроста это делают? А? Лучше пойдем у твоего Улле спросим что к чему. Он гёт. Глядишь, и не примет нас за полных невежд.
– А чего это он «мой»? – возмутился Олькша. Прежняя страсть к мальчишеским перебранкам нет-нет да и возвращалась к нему, даром что поросль на его щеках была уже едва отличима от всамделишной бороды.
– Можно подумать, это я с ним дружбу вожу так, что не разлей вода, и меда с ним что ни день распиваю, – укорил его Годинович.
– Можно подумать, это я построил себе дом на отшибе и к старым приятелям носа по целым седмицам не кажу, – взъелся Ольгерд. – Баню мне истопить уже скоро месяц как обещал.
– А то у тебя рук нет? Я же сказал, что ты можешь в любой день ее топить, – не отступал Волькша. – Или тебе теперь только все готовенькое подавай, варяг шелудивый?
– Это я шелудивый?! – взвился Рыжий Лют.
Как же давно он не бранился всласть! Разве по-свейски можно как следует выругаться? Смех, да и только. Вот и разошелся Ольгерд во всю мощь своего сквернословия. Вспомнил даже такие ругательства, которыми они еще в постреленочьем возрасте перекидывались.
Волькша, подзадоривая соплеменника, держал ухо востро, дабы не пропустить тот миг, когда Олькша задумает перейти от брани к тумакам. Но этого не произошло. Рыжий Лют натешился словами, а о своей привычке довершать ссору дракой так и не вспомнил.
– Ну что, пойдем Улле пытать? – вполне мирно спросил он, когда из щербины между его зубами вылетело последнее ругательство.
– Пойдем, – согласился Волькша.
Ольгерд сгреб своего щуплого приятеля за плечи, и они пошли по берегу Фюрис искать мосластого гёта.
Тот уже доплетал свои косы и с отвращением посматривал на остатки козлиной крови в шлеме.
– Ты чего морщишься? – спросил у своего помощника новоявленный лиллешеппарь Грома.
– Да не люблю я крови, – сознался Ульрих. – Вот кабы ее пожарить или хотя бы развести элем, то еще можно. А так, сырую пить – не могу. Как подумаю об этом, так кишки наружу просятся.
– Так не пей, – тоже искривившись от гадливости, сказал Волькша.
– Надо, – обреченно вздохнул Улле. – Иначе Удачи не будет.
Венеды с удивлением уставились на варяга.
– Раз жертва была принята всеми Двенадцатью, [103] то, стало быть, они превратили кровь козла в кровь Квасира. [104] Испив «мед поэзии», воин обретает мудрость, а Удача любит мудрых. Я раньше злился на Хрольфа за то, что он не почитает богов как надобно, а теперь вот думаю, что наш шеппарь был куда как благоразумен…
– Ну а башку-то зачем кровищей натирать? – без обиняков перебил его Олькша.
Ульрих заморгал глазами, силясь понять венедское наречие. Волькша быстренько растолковал.
– А… – протянул гёт. – Это чтобы враг в бою не сбил с головы шлем.
Годинович хохотнул. Все оказалось так просто. Волосы, намазанные кровью, довольно долго оставались клейкими, и благодаря этому железный шишак попросту прилипал к голове.
Когда Рыжий Лют добрался своим невеликим разумением до такой простой сути этого странного обычая, он посмотрел на остатки крови в шлеме Ульриха с думой в глазах.
– А может, и мне… того… – почесывал затылок Олькша.
– Да брось ты! – толкнул его в бок Волькша. – Тоже мне гадость удумал.
– Так ведь дельная затея, – продолжал колебаться Олькша.
– Да чтоб тебя перевернуло! – озлился на него Годинович. – Если ты свои патлы кровью намажешь, на мою баньку можешь больше не зариться.
– А я свою поставлю, – упрямился Рыжий Лют.
– Ну и леший тебе тогда приятель, – сказал Волкан. – Я в сечи у тебя за правым плечом стоять больше не буду, варяжина поганая. Еще косицы заплети, хорек ягницкий.
Улле и Ольгерд вытаращились на Годиновича. Что-что, а ругался сын ладонинского толмача редко, еще реже угрожал.
– Да я пошутил, – пробасил Олькша, глядя, как Ульрих давится, хлебая козлиную кровь. – Вот ведь гадость!
– То-то, – тут же остыл Волькша.
Пир, если так можно назвать съедание трех козлов четырьмя сотнями ртов, продолжался до вечера. Кроме вонючей козлятины были на нем и привезенное с Бирки пиво, и соленая свинина с ржаными хлебами. Гремели над Фрейеровой могилой здравицы и хвалы хозяину Валхалы за заботу о павших воинах.
Однако стоило солнцу пойти на закат, как весь сонм полупьяной руси погрузился обратно на драккары и отплыл вниз по течению Фюрис.
