Приключения Найджела - Скотт Вальтер (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗

«Будь что будет, — сказал себе Найджел. — Сейчас у меня почти так же мало шансов разбогатеть, как и в тот день, когда я впервые приехал в этот проклятый город. Но быть несправедливо обвиненным в серьезном преступлении и запятнанным гнусными подозрениями… Быть предметом унизительной жалости честного горожанина и злорадства завистливого, желчного царедворца, для которого успехи и достоинства ближнего невыносимы, словно солнечный свет для крота… Поистине горестно думать об этом! И ведь последствия скажутся иа моей дальнейшей жизни и помешают мне занять то положение, какого я мог бы добиться с помощью своей головы или руки, если ее мне оставят».

Сознавать, что ты являешься предметом общей неприязни, видеть, что ты всеми покинут, — что может быть невыносимее и мучительнее для человеческого существа! Самые закоренелые преступники, чья рука не дрогнув совершала гнуснейшие злодеяния, больше терзаются от сознания, что их муки ни в ком не вызовут сострадания, чем от страха перед неминуемой казнью и телесными мучениями. Известно, что они часто пытаются преуменьшить чудовищность своих преступлений и даже вовсе отрицают то, чему имеются очевиднейшие доказательства, — так боятся они уйти из жизни, сопровождаемые проклятиями всего человечества.

Неудивительно, что Найджел, изнемогая под тяжестью всеобщего несправедливого подозрения и погруженный в мрачные мысли, вспомнил, что на земле есть по крайней мере одно существо, которое не только верит в его невиновность, но даже употребило все свои слабые силы, чтобы спасти его.

— Бедная девушка, — повторял он, — бедная, безрассудная, но великодушная девушка! Твоя судьба сходна со жребием той самоотверженной шотландки, что вложила свою руку в дверную скобу, дабы помешать войти злодеям, посягавшим на жизнь ее государя. Этот подвиг преданной души не принес пользы, он только обессмертил имя той, что его совершила и чья кровь, говорят, течет в жилах моего рода.

Не берусь сказать читателю, какое влияние имели связанные с этими воспоминаниями мысли о предках и древнем происхождении; возможно, они и уменьшили горячую симпатию к Маргарет Рэмзи, пробужденную в Найджеле пришедшим ему в голову сравнением — пусть несколько натянутым — ее поступка с тем историческим подвигом, о котором мы упомянули. Как бы то ни было, противоречивые чувства дали новое направление его размышлениям.

«Предки? — думал он. — Древность рода? Что они мне? Мое родовое поместье отчуждено, титул стал мне укором, ибо что может быть смешнее титулованной нищеты! Честь моя подверглась сомнению. Я не останусь в этой стране. И если, покидая ее, я заручусь навеки обществом подруги, такой привлекательной, храброй и преданной, кто посмеет сказать, что я обесславил высокое звание, от которого я, в сущности, сам отрекаюсь?»

Было что-то удивительно приятное и романтическое в той картине, которая ему представилась: верные и любящие супруги, составляющие друг для друга весь мир, рука об руку встречающие превратности жизни… Мысль соединиться узами с существом столь красивым, с таким бескорыстием и самоотверженностью принявшим участие в его судьбе, приобрела форму сладостных видений, которым любят предаваться романтически настроенные молодые люди. Внезапно мечты его рассеялись, так как он с горечью осознал, что в основе их лежит самая эгоистическая неблагодарность с его стороны. Будь он владельцем замка и крепостных башен, лесов и полей, прекрасных родовых угодий и славного имени, он отверг бы, как невозможную, мысль о том, чтобы возвысить до себя дочь простого механика; но думая о том времени, когда он лишится своего знатного имени и погрязнет в бедности и несчастьях, он, стыдно признаться, был не прочь, чтобы бедная девушка в слепоте своей любви отказалась от лучшего жребия, какой сулило ей твердое положение в обществе, и избрала сомнительный, полный неожиданностей путь, на который был осужден он сам. Найджелу с его благородной душой показалась отвратительной созданная им картина себялюбивого счастья; и он употребил все силы, чтобы на остаток вечера выбросить из головы мысли об очаровательной девушке или по крайней мере заставить себя не останавливаться на том опасном соображении, что она — единственное живое существо, которое считает его достойным доброго отношения.

Ему не удалось, однако, изгнать ее из своих сновидений, когда, измученный утомительным днем, он погрузился в тревожную дремоту. Образ Маргарет вплетался в беспорядочный и спутанный клубок снов, навеянных его недавними приключениями. Воображение, воссоздавая яркое повествование сэра Манго, явило Найджелу кровь, кипящую и шипящую от прикосновения раскаленного железа, но и тут Маргарет стояла около него, словно светлый ангел, и дыханием исцеляла его раны. Наконец, измученный этими фантастическими видениями, Найджел уснул и спал крепким сном до утра, пока его не разбудил хорошо знакомый голос, который прежде часто прерывал его сон в тот же утренний час.

Глава XXXI

Знакомые звуки, разбудившие Найджела в конце предыдущей главы, были не чем иным, как ворчанием Ричи Мониплайза. Этот достойный слуга, подобно многим лицам, высоко стоящим в собственном мнении, имел обыкновение, не найдя другого собеседника, разговаривать с тем, кто всегда охотно его слушал, то есть с самим собой. Он чистил и встряхивал платье лорда Гленварлоха с величайшим хладнокровием и спокойной аккуратностью, словно никогда и не покидал своего места; при этом он бормотал себе под нос:

— Хм, давно пора плащу и камзолу попасть в мои руки. Навряд ли по ним прохаживалась щетка с тех пор, как мы с ними разлучились. Да-а, шитье порядком-таки поистерлось и золоченые пуговицы тоже. Ей-богу, тут их недостает целой дюжины, не будь я честный человек! Это все от эльзасских похождений. Да не отнимет у нас бог своей милости и да не предоставит нас самим себе в наших помыслах! Я что-то не вижу шпаги… Впрочем, это, наверно, из-за нынешних обстоятельств.

Несколько мгновений Найджел думал, что грезит, — до того невероятным казалось ему, чтобы слуга, который, по его предположениям, находился в Шотландии, сумел его разыскать и добиться доступа в тюрьму. Однако, поглядев в щелку между занавесями и увидев долговязую, неуклюжую, костлявую фигуру Ричи, он убедился, что это явь; придав своей физиономии вдвое более важное выражение, чем обычно, тот прилежно чистил хозяйский плащ и время от времени развлекал себя, то насвистывая, то напевая унылую старинную шотландскую балладу. Будучи совершенно убежден в подлинности сей персоны, лорд Гленварлох не мог удержаться, чтобы не выразить удивления бессмысленным вопросом:

— Во имя неба, ты ли это, Ричи?

— А кто же еще, милорд? — ответил Ричи. — Я подумал, что, пока ваша светлость живет в этом месте, вам будет приятно, если прислуживать вашей светлости будет человек, не состоящий здесь на службе.

— Я удивлен, что мне вообще кто-то прислуживает, а в особенности ты, Ричи. Ведь мы с тобой расстались, и я думал, что ты давно в Шотландии.

— Прошу прощения у вашей светлости, но мы еще не расстались и вряд ли так скоро расстанемся. Для расторжения договора, как и для его заключения, нужно согласие двух сторон, и хотя вашей светлости было угодно вести себя так, что дело шло к разрыву, я по зрелом размышлении почел за благо не оставлять вас. Говоря откровенно, если ваша светлость не понимает, что такое верный слуга, то я отлично знаю, что значит добрый господин. Коли уж на то пошло, так мне теперь будет еще легче служить, ибо вы лишены возможности преступать границы благоразумия.

— Я и в самом деле вынужден хорошо себя вести, — с улыбкой сказал лорд Гленварлох. — Но надеюсь, ты не воспользуешься моим положением и не станешь слишком строго относиться к моим безрассудным выходкам?