Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - Дюма Александр (читать онлайн полную книгу TXT) 📗

Это письмо содержало просьбу скрыть от Люсьена причину его смерти, просьбу никого не посвящать в эту тайну и похороны устроить без помпы и шума.

Барон Жиордано взял на себя все эти хлопоты, а я сразу же навестил господ де Буасси и де Шатогранда, чтобы попросить их хранить молчание об этом трагическом поединке и предложить де Шато-Рено на какое-то время покинуть Париж, не говоря ему по какой причине они так настаивают на его отъезде.

Пообещав помочь в моем деле, насколько это в их власти, они пошли к де Шато-Рено, я же отнес на почту письмо, адресованное мадам де Франчи, в котором сообщалось, что ее сын только что умер от воспаления мозга.

XVIII

Вопреки обычаям, эта дуэль наделала мало шума.

Даже газеты, эти громогласные и лживые общественные рупоры, промолчали.

Всего лишь несколько самых близких друзей провожали тело несчастного молодого человека на Пер-Лашез. Единственно, несмотря на неоднократные настоятельные просьбы к де Шато-Рено, он отказался покинуть Париж.

Был момент, когда я следом за письмом Луи к семье хотел послать свое письмо, но хотя цель и была возвышенной, ложь по отношению к смерти сына и брата мне претила. Я был убежден, что Луи перед этим долго боролся с собой и что у него были важные причины, о которых он мне рассказал, чтобы решиться на это.

Я рисковал быть обвиненным в безразличии или даже в неблагодарности, сохраняя молчание. И я был убежден, что и барон де Жиордано также переживал.

Через пять дней после случившегося, где-то около одиннадцати часов вечера, я работал за столом у камина, один, в довольно мрачном расположении духа, когда вошел мой слуга, быстро закрыл за собой дверь и весьма взволнованным голосом сказал, что господин де Франчи хочет со мной поговорить.

Я повернулся и пристально на него посмотрел: он был очень бледный.

— Что вы сказали, Виктор? — переспросил я.

— О, месье, — ответил он, — правда, я сам ничего не понимаю.

— Какой еще господин де Франчи хочет со мной поговорить? Ну!

— Друг месье… я видел как он приходил к вам один или два раза…

— Вы с ума сошли, мой дорогой! Вы разве не знаете, что пять дней назад мы пережили горечь его потери?

— Да, месье, и вот из-за этого, месье видит, я так Взволнован. Он позвонил, я был в прихожей и открыл дверь. Я сразу же отскочил, когда увидел его. Он вошел и спросил, дома ли месье. Я был так взволнован, что ответил да. И он мне сказал: «Ступайте сообщите ему, что господин де Франчи просит разрешения с ним поговорить», вот почему я пришел.

— Вы сошли с ума, мой дорогой! Прихожая была слабо освещена, и вы, конечно, плохо видели, вы все еще не проснулись и не расслышали. Вернитесь и спросите еще раз имя.

— О, это совершенно бесполезно, и уверяю, месье, что не ошибаюсь: я хорошо видел и хорошо слышал.

— Тогда пусть войдет.

Виктор, весь дрожа, вернулся к двери, открыл ее и потом, оставаясь внутри комнаты, сказал:

— Пусть месье соблаговолит войти.

И я услышал, несмотря на то, что ковер их приглушал, шаги, которые пересекли прихожую и приблизились к моей комнате, затем почти сразу же я действительно увидел, как на пороге двери появился господин де Франчи.

Признаюсь, что первым охватившим меня чувством было чувство ужаса. Я поднялся и сделал шаг назад.

— Извините, что беспокою вас в подобный час, — сказал мне господин де Франчи, — но я приехал всего лишь десять минут назад, и вы понимаете, что я не хотел ждать до завтра, чтобы прийти поговорить с вами.

— О, мой дорогой Люсьен, — воскликнул я, бросившись к нему и обняв, — это вы, это ведь вы!

И помимо воли я прослезился.

— Да, — сказал он, — это я.

Я подсчитал, сколько времени прошло: едва ли письмо должно было дойти, не говоря уже о Суллакаро, но даже и до Айяччо.

— О, Боже мой, — воскликнул я, — так вы ничего не знаете!

— Я знаю все, — сказал он.

— Как это все?

— Да, все.

— Виктор, — сказал я, поворачиваясь к слуге, все еще не пришедшему в себя, — оставьте нас, или лучше вернитесь через четверть часа с сервированным подносом: вы поужинаете со мной, Люсьен, и вы останетесь здесь ночевать, не так ли?

— Я согласен со всем этим, — сказал он, — я не ел от самого Оксерра. Тем более меня никто не знает, и к тому же, — добавил он с очень печальной улыбкой, — из-за того, что все принимают меня за моего бедного брата, меня не впустили в его дом, и я ушел, оставив всех в сильном смятении.

— Это и понятно, мой дорогой Люсьен, ваше сходство с Луи так велико, что даже я сам сейчас был поражен.

— Как! — воскликнул Виктор, который все еще не мог собраться с силами и уйти. — Месье — это брат?…

— Да, но сейчас идите и принесите нам поесть.

Виктор ушел, мы остались одни.

Я взял Люсьена за руку, подвел к креслу и сам сел рядом с ним.

— Но, — проговорил я, все больше поражаясь тому, что вижу его, — вы, должно быть, были уже в дороге когда узнали эту ужасную новость?

— Нет, я был в Суллакаро.

— Невозможно! Письмо вашего брата едва ли еще пришло.

— Вы забыли балладу о Бюргере, мой дорогой Александр. «Мертвые ходят быстро!»

Я содрогнулся.

— Что вы хотите сказать? Объясните, не понимаю.

— А вы не забыли, что я вам рассказывал о видениях в нашей семье?

— Вы видели вашего брата? — воскликнул я.

— Да.

— Когда же?

— В ночь с шестнадцатого на семнадцатое.

— И он вам все сказал?

— Все.

— Он вам сказал, что он мертв.

— Он мне сказал, что убит: мертвые не лгут.

— А он вам сказал, как это произошло?

— На дуэли.

— С кем?

— С господином де Шато-Рено.

— Не может быть! — воскликнул я. — Нет, вы узнали об этом каким-то другим путем?

— Вы думаете, что я расположен шутить?

— Извините! Но, в самом деле, то, что вы говорите, так необычно. И все что с вами происходит, с вами и вашим братом, настолько выходит за рамки привычного…

— Что вы не хотите в это верить, не так ли? Я понимаю! Но посмотрите, — сказал он и распахнул рубаху, показывая мне синюю отметину на коже над шестым правым ребром, — в это вы верите?

— Действительно, — воскликнул я, — именно на этом месте была рана у вашего брата.

— И пуля вышла вот здесь, не так ли?… — продолжил Люсьен, показывая пальцем над левым бедром.

— Фантастично! — воскликнул я.

— А теперь, — сказал он, — хотите я вам скажу в котором часу он умер?

— Говорите!

— В девять часов десять минут.

— Послушайте, Люсьен, расскажите мне все по порядку: я ума не приложу, о чем вас спросить, чтобы услышать ваши невероятные ответы. Мне больше по душе связанный рассказ.

XIX

Люсьен облокотился на кресло, пристально поем стрел на меня и продолжил:

— Да, Боже мой, все очень просто. В день, когда убили брата, я выехал на лошади ранним утром, собираясь навестить наших пастухов со стороны Карбони. Как вдруг, после того как я посмотрел на часы и убрал их в карман жилета, я получил такой сильный удар под ребро, что потерял сознание. Когда я вновь открыл глаза, то уже лежал на земле и меня поддерживал Орланди, который поливал мне водой лицо. Моя лошадь была в четырех шагах от меня, она стояла, повернув морду ко мне, раздувая ноздри и отфыркиваясь.

— Так что же с вами случилось? — спросил Орланди.

— Боже, — ответил я, — да я и сам ничего не знаю, А вы не слышали выстрела?

— Нет.

— Мне кажется, что мне сюда попала пуля.

И я показал ему место, где ощущал боль.

— Во-первых, — заметил он, — не было никакого выстрела ни из ружья, ни из пистолета, а во-вторых, у вас нет дырки на сюртуке.

— Значит, — ответил я, — это убили моего брата.

— А, это другое дело, — ответил он.

Я расстегнул сюртук и нашел отметину, которую только что вам показал. Единственное, она поначалу была свежей и казалась кровоточащей.

На какое-то мгновение я потерял контроль над собой, настолько я был сломлен этой двойной болью: физической и моральной. Я хотел вернуться в Суллакаро, но я подумал о матери: она ждала меня лишь к ужину, и надо было как-то объяснить причину возвращения, а мне ей нечего было сказать.