Сто лет назад - Марриет Фредерик (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Мало-помалу и я тоже пристрастился к охоте и к тем опасностям, с какими она почти всегда сопряжена здесь, и нигде и никогда не чувствовал себя так хорошо, как в лесу во время охоты. Мы охотились почти целых два месяца; наконец королю надоело, и мы вернулись в город. Здесь моя жизнь пошла своим прежним порядком. Благодаря милому нраву и доброму ко мне отношению моей юной госпожи, я был бы совершенно счастлив, если бы не новый ужасный пример безмерной и бесчеловечной жестокости старого короля, случившейся вскоре после нашего возвращения в город. Этот ужасный поступок грозного властелина вызвал у всех присутствующих чувство ужаса и отвращения и показал нам, что даже чарующее обаяние моей прелестной госпожи, его возлюбленной Уины, не всегда может укротить безумный гнев старого чудовища.
Однажды поутру я увидел, что один из телохранителей короля, всегда очень дружелюбно относившийся ко мне, один из немногих туземцев, с которыми я сошелся, был привязан к столбу казней против входа большого королевского шатра. При виде его немого отчаяния и скорби я, зная, какая участь ожидала несчастного, кинулся в хижину моей госпожи. Мое отчаяние было так велико, что я не в состоянии был вымолвить ни слова; я только обхватил ее колени и молящим голосом повторял имя несчастного, указывая ей на столб, к которому он был привязан. Она тотчас же поняла меня и, желая спасти человека или же исполнить мою просьбу, бросилась, не теряя ни минуты, в большой шатер короля и пыталась умилостивить старого дикаря, прося его пощадить жизнь несчастного. Но король был вне себя от злобы и дикого бешенства и наотрез отказался помиловать даже по ее просьбе. Схватив свою громадную саблю, он занес ее высоко над головой, намереваясь покончить разом со своим злополучным телохранителем; но Уина была проворна, как кошка, и на лету повисла на руке короля, отклонив и парализовав удар. Это окончательно взбесило старого изверга; глаза его разгорелись, как горящие уголья, и, обернувшись к молодой женщине с истинно дьявольским выражением злобы в лице, он ухватил ее за волосы и, протянув по земле, зажал ее между ног и занес над ней свою саблю, как бы собираясь одним взмахом отсечь ей голову. Я невольно вскрикнул от ужаса при виде грозившей ей опасности, но тотчас же подумал, что он все-таки не убьет ее. У меня не было при себе никакого оружия, но убей он ее, я бы, кажется, задушил его голыми руками, хотя это должно было стоить мне жизни. Наконец изверг выпустил из рук волосы Уины и пинком ноги отшвырнул ее от себя так, что она покатилась по земле, а он, взмахнув над головой своей страшной саблей, разрубил страшным ударом несчастного надвое с головы и до бедер так, что все внутренности его вывалились к его ногам. После этого страшного подвига король оглянулся на всех присутствующих с таким выражением, от которого у нас кровь застыла в жилах, и с сердито-нахмуренным лицом ушел к себе, предоставив нам управляться, как знаем, со своими чувствами.
Бедная Уина, напуганная и возмущенная обхождением с ней старого короля, как только я отвел ее в хижину, и мы остались с ней с глазу на глаз, тотчас же дала волю бушевавшим в ней чувствам, высказывая самое ярое отвращение и глубочайшее презрение и ненависть к своему супругу и горько сожалея о том, что связала свою жизнь с этим омерзительным для нее существом.
Весь дрожа от страха и ужаса при воспоминании об опасности, какой я подверг ее своей просьбой о заступничестве, и сильно взволнованный тем состоянием, в каком я видел ее теперь, я мешал свои слезы с ее слезами и вполне разделял ее чувства. Если бы нас увидел в эти минуты старый король, то нетрудно себе представить, что бы из этого вышло, но я даже не думал об этом тогда: мне было все равно! Я был молод, пылок, полон решимости и поклялся в душе, что будь, что будет, но я не позволю убить себя или ее, не отомстив за себя и за нее. Под конец она доплакалась до того, что заснула, а я осторожно ступая, вышел за дверь и занял свое обычное место во время ее сна — у самого входа в хижину. И хорошо было, что я вышел за дверь: не прошло и двадцати минут, как старый изверг, поборов свой гнев, вышел из своей хижины и направился к Уине, чтобы помириться с ней, так как эта молодая женщина была положительно необходима для его счастья.
Теперь он принялся осыпать ее ласками, сулил ей все, чего она могла пожелать, старался всячески задобрить ее, но я видел, что после отвратительной сцены, разыгравшейся утром, отвращение ее к нему удвоилось, и ей стоило громадных усилий, чтобы не дать ему этого заметить.
Во многих других хижинах королевского дворца жили и ютились десятки женщин, старых и молодых, и все они, как я узнал впоследствии, были жены или наложницы старого короля, но ни одну из них, кроме тех четырех, которых мы застали подле него, когда впервые были допущены в его присутствие, я никогда не видал с ним.
Благодаря расположению моей госпожи ко мне я имел возможность постоянно снабжать моих товарищей мясом, дичью и всякими лакомыми кусочками с королевского стола, и благодаря тому же вмешательству с ними во время нашего плена обходились хорошо.
Так прошло еще два месяца; я был счастлив в обществе прекрасной Уины и глубоко несчастлив в присутствии старого короля, взгляд которого не мог переносить без содрогания. Но вот однажды поутру нам, всем белым, приказано было выйти на площадь, где нас тотчас же окружил довольно многочисленный отряд вооруженных негров; вскоре стало ясно, что нас собирались отправить куда-то, но куда и зачем или с какою целью, этого нам не удалось узнать. Спустя немного времени толпа расступилась, и Уина, подойдя ко мне, собственноручно сняла с моей головы обруч, украшенный перьями, и маленькие кандалы с руки и с ноги и отнесла все эти предметы к ногам короля. Затем она вернулась ко мне и сказала, что с этой минуты я свободен, как и все мои товарищи, но что мне одному будет позволено остаться здесь при ней, если я пожелаю.
В первую минуту я ничего не ответил. Тогда она настоятельно стала просить меня остаться с ней и быть по-прежнему ее рабом, а так как не могла и не смела высказать своих чувств или прибегнуть к ласкам, чтобы уговорить меня, то она только злобно топнула своей маленькой ножкой о землю, выражая этим свою досаду и огорчение. В душе моей происходила борьба: я полагал, что нас отправляют в дар какому-нибудь другому королю, и сознавал, что нигде не могу рассчитывать на столь счастливую и легкую жизнь, как здесь в качестве раба Уины. Кроме того, я был искренне привязан к ней и за последнее время, пожалуй, даже более, чем привязан, а это-то и было опасно. Если бы старого короля не было в живых, то я охотно согласился бы провести весь остаток дней моих с Уиной и даже теперь еще колебался, невзирая на уговоры своих товарищей. Но вот толпа, окружавшая нас со всех сторон, снова несколько расступилась, и я увидел, что старый король смотрит на меня в упор; я почувствовал в этот момент, что затаенная ревность проснулась в нем, и понял, что, согласись я остаться здесь, я не мог бы поручиться ни за один час своей жизни.
Уина тоже обернулась, и ее взгляд встретился со взглядом короля. Прочла ли она в нем то же самое, что прочел я, не знаю, но только после того она не пыталась более удержать меня, а махнула рукой в знак того, чтобы мы отправлялись в путь, и медленно направилась к своей хижине.
Дойдя до дверей своего жилища, она обернулась в нашу сторону, и все мы преклонились перед ней, как один человек, затем тронулись в путь. Потом она еще раза два или три сделала нам прощальный знак рукой, и каждый раз наши стражи заставляли нас преклоняться до земли ей в ответ.
Затем я видел, как Уина поднялась на холм, куда обыкновенно ходила поклоняться солнцу, и оттуда в последний раз помахала нам рукой и рухнула на землю, как подкошенная, а немного погодя поднялась и, по-видимому, принялась возносить свои моления за меня ли, за себя ли, как знать?
Мы шли на северо-запад, и на этот раз наша стража обращалась с нами с величайшим почтением; ежедневно мы отдыхали во время пути с 10 и до 4-х часов пополудни, не считая ночи, которая, впрочем, у нас была довольно короткая, так как добрую половину ночи мы продолжали идти. Впрочем, идти ночью было гораздо легче и приятнее, не говоря уже о том, что за время нашего пребывания в этой стране все мы успели освоиться с местным климатом и местными условиями.
