Принцесса Володимирская - Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Она оглядывала себя сначала просто, затем, найдя зеркало, выбрала его своей любимой игрушкой. После простеньких платьиц, которые носила она в деревушке, и разноцветных камушков, которые носила на ниточках в виде четок, теперь на ней были шелк, и кружева, и всевозможные вещицы. Пуговки и пряжки блестящие, как солнечные лучи, и с камушками, которые сияли, конечно, не тем блеском, что те, которые она сама доставала в ручьях холма Святого Трифона.
Через несколько дней, когда ребенок вполне оправился, окреп и повеселел, путешественники двинулись далее… на север. На этот раз путь их длился около месяца.
XII
Прошло около пятнадцати лет.
За несколько часов езды от маленькой столицы маленького государства, города Киля, стоял невдалеке от моря небольшой замок, но без башен, бойниц и зубчатых стен.
Это было большое здание простой архитектуры, несколько тяжеловатой. Со стороны моря он был закрыт большим парком, обнесенным каменной стеной. С противоположной стороны почти такая же каменная ограда окружала двор и несколько служб.
На этом поместье лежал отпечаток однообразия, скуки. Этот дом издали можно было принять за монастырь, или за больницу, или, наконец, за какое-нибудь казенное здание – училище, склад, казармы. Но, наблюдая вблизи за жизнью в этом поместье, пришлось бы отказаться от этого предположения: слишком мирно и тихо бывало всегда в этом большом доме, и во дворе, и в парке. Теперь окрестные поселяне давно привыкли к странному, чересчур мирному строю жизни обитателей замка, но лет пятнадцать назад много толков было во всей окрестности.
Нежданно явился богач иноземец, скупил огромное пространство земли и тотчас же на пустом месте, но около рощи стал строить этот дом. Несмотря на большие размеры и всякие затеи, постройка шла необыкновенно быстро, и через полтора года после покупки земли уже все было в том виде, в каком оно теперь.
В этом поместье поселился богатый польский пан. Про него ходили всякие слухи. Одни говорили, что он должен был бежать из отечества, эмигрировать, другие уверяли, что он не был эмигрантом. Он назывался графом Краковским, но многим аристократам Киля было известно, что этот вымышленный польский магнат хотя и граф, но носил в действительности у себя на родине другую фамилию, известную и прославленную в истории Польши.
Но причины, побудившие его это сделать, были неизвестны. Во всяком случае, он не был изгнанником из своего отечества, так как получал большие доходы со своих поместий, оставшихся на родине.
Семейство, жившее в доме, состояло из трех лиц: во-первых, самого владельца, человека лет сорока, на вид несколько старше, сумрачного, вечно молчаливого и нелюдима. Уже прошло много лет, как он поселился здесь, а знакомых у него было очень мало. Сам он иногда бывал в Киле и посещал там главным образом лиц придворного кружка, но знакомые эти редко бывали в гостях у Краковского.
Во-вторых, с ним жила его сестра, старая девица, и была, подобно своему брату, такая же сумрачная. Однако насколько Краковский был молчалив, но добр и любезен со всеми, настолько старая девица была раздражительна и просто зла.
Вместе с ними жила молодая девушка девятнадцати лет, замечательной красоты, одаренная большим умом и самыми блестящими способностями. Она считалась воспитанницей и приемышем графа, но, как это бывает часто, все знали или чувствовали, что эта воспитанница, в сущности, его дочь.
Для самого графа эта красавица девушка была выше всего в мире. Можно было догадаться, что именно ради нее он бросил отечество и добровольным изгнанником поселился на чужой стороне.
Девушка была идолом в доме – начиная с владельца и кончая даже ребятишками соседних деревень.
Эту девушку звали Людовикой. Но так как в этой семье все было загадочно, то и для нее самой было загадочно это имя. Ей помнилось, что когда-то в детстве она жила в другой стране, где были высокие горы. Она ясно помнила, что тот дом, под кровлей которого она сознательно оглянулась на мир божий в первый раз, был мало похож на теперешнее ее жилище. Тот домик был вдесятеро меньше не только замка, но и дома, в котором теперь помещались их кучера и привратники.
И девушка знала и догадывалась, что в ее жизни есть что-то загадочное, чего не хотят ей объяснить.
Она помнила хорошо, что когда-то ее звали не Людовикой, а иначе. Она догадывалась, что теперешний, обожающий ее названый отец действительно приходится ей отцом, но он никогда прямо этого не сказал ей. Он говорил только:
– Считай меня отцом.
Во всяком случае, девушка обожала, насколько могла, своего названого отца.
Вместе с тем она инстинктивно не любила свою старую тетку, хотя та была с ней всегда ласкова. Но девушка, будучи еще ребенком, почувствовала, что эта старая тетка относится к ней неискренно и не только мало любит ее, но, быть может, и ненавидит.
Отношения были настолько спутаны, что граф, обожающий дочь, будто не знал или не замечал, как относится к девушке его сестра. Она же никогда не намекнула даже отцу о своем подозрении, что старая тетка ее не любит.
Красавица девушка знала только одно, что часто говорил ей отец: что большое состояние будет принадлежать ей, что доходы, которых они не могли тратить при их скромной обстановке, ежедневно увеличивают это состояние, что скоро оно удвоится и Людовика может выйти замуж за кого пожелает, хотя бы за принца.
Людовика не знала счета деньгам, но по нескольким фразам личностей, бывавших часто в замке, она могла догадаться, что будущее состояние ее действительно громадно.
Лица эти, часто бывавшие в доме почти всякий день, были люди особого рода, имевшие большое влияние на всю будущность молодой красавицы. Это не были простые знакомые графа. Это были ученые, профессора, художники, музыканты, даже поэты. Все они уже давно являлись сюда по одному делу: все они были воспитателями и учителями юной красавицы. И эта среда, в которой она росла с младенческих лет, теперь, конечно, принесла свои плоды.
Людовика отлично говорила на трех языках: польском, французском и немецком; легко читала и писала на двух модных языках, которые были нужны только для того, чтобы похвастать, то есть она знала по-латыни и немного по-гречески. Вместе с тем она любила живопись, умела рисовать, недурно пела, аккомпанируя себе на любимом инструменте – мандолине.
Когда в городе заходила речь о воспитании, или об искусствах, или знаниях, то всегда все приводили единогласно один и тот же пример – молодую красавицу, воспитанницу нелюдима окрестностей Киля.
Действительно, замечательная красота, ум, замечательное образование, всевозможные блестящие способности и, наконец, огромное состояние в будущем делали из молодой Людовики личность, выходящую из ряда вон.
И конечно, отец ее мог иногда мечтать о том, что эта девушка, которую он прячет от всех, с которой сам прячется почти от мира, из-за которой почти бежал из своего отечества, со временем может сделаться принцессой, а пожалуй, и великой герцогиней. Немало великих герцогов Германии были женаты на дочерях богачей магнатов.
За эти несколько лет жизни почти в захолустье граф Краковский действительно жил мечтою, что когда-нибудь эта обожаемая им дочь не только не будет скрыта от мира, а, напротив того, будет владетельной принцессой, пожалуй, даже королевой и центром целого края, в котором она будет блистать и красотой, и умом, и дарованиями. И когда он выдаст ее замуж, то снова вернется на родину и снова назовется своим прежним именем, не последним в истории его отечества.
Когда дочери было 6–7 лет, казалось, эти мечты являлись в тумане далекого будущего. Но день за днем, месяц за месяцем, из года в год, при монотонной обстановке дома время прошло быстро. И теперь это далекое будущее стало настоящим.
Теперь Людовике было уже около 19 лет, и можно было перестать мечтать об ее судьбе, а начать действовать. И за последние годы граф, сидевший всегда безвыездно в своем монастыре, как он сам называл это поместье, стал чаще и чаще отлучаться и путешествовать один, без дочери и сестры, с большою свитою из разных шляхтичей, поляков и немцев.
