Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр (список книг TXT) 📗
Жильбер этого не знал и только у Мюэты увидел экипажи г-жи Дюбарри и Самора, восседавшего на крупной белой лошади. По счастью, уже стемнело; Жильбер бросился в чащу, лег на землю и стал ждать.
Король, заставив невестку сесть за ужин вместе со своей любовницей, пришел в веселое расположение духа, особенно когда увидел, что дофина встретила г-жу Дюбарри еще любезнее, чем в Компьене. Однако дофин, мрачный и озабоченный, сослался на сильную головную боль и удалился, прежде чем все сели за стол.
Ужин продолжался до одиннадцати вечера.
Тем временем свита — а гордячка Андреа была вынуждена признать, что тоже принадлежит к свите, — тем временем свита ужинала в беседках под мелодии, которые наигрывали присланные королем музыканты. Кроме того, поскольку в беседках всех разместить не удалось, еще полсотни господ ужинали за столами, накрытыми прямо на траве; им прислуживали пятьдесят слуг в ливреях королевских цветов.
Жильбер, сидя в рощице, следил за происходящим. Он достал из кармана краюху хлеба, купленную им в Клишила-Гарен, и тоже принялся ужинать, не переставая наблюдать за отъезжающими.
После ужина дофина появилась на балконе: она вышла попрощаться с гостями. Король держался подле нее, а г-жа Дюбарри с тактом, восхищавшим даже ее врагов, осталась в комнате, и ее не было видно. Каждый из придворных прошел под балконом, приветствуя короля; ее королевское высочество дофина уже знала многих из тех, кто ее сопровождал, других же называл ей король. Время от времени с ее губ слетала какая-нибудь любезность или удачно сказанное слово, вызывавшие радость тех, кому они были адресованы.
Наблюдая издали за этим обрядом низкопоклонства, Жильбер подумал: «Я более велик, чем эти люди: за все золото мира я не стал бы делать то, что делают они».
Наконец пришел черед г-на де Таверне и его семейства. Жильбер привстал на одно колено.
— Господин Филипп, — проговорила дофина, — я отпускаю вас, чтобы вы смогли проводить в Париж отца и сестру.
В ночной тиши среди сосредоточенного молчания всех, кто наблюдал и слышал эту сцену, произнесенные слова громко раздались в ушах у Жильбера.
Дофина добавила:
— Господин де Таверне, я не могу разместить вас здесь. Отправляйтесь с сестрой в Париж и будьте там, пока я не устрою свой двор в Версале, а вы, мадемуазель, хоть иногда вспоминайте обо мне.
Барон вместе с сыном и дочерью прошел под балконом. За ними последовали другие; дофина заговаривала и с ними, но Жильбера это уже не интересовало. Выйдя из зарослей, он двинулся вслед за бароном, шедшим среди невнятных криков двух сотен слуг, спешивших за своими господами, возгласов пятидесяти кучеров, отвечавших слугам, и грохота шести десятков карет, с оглушительным шумом кативших по мостовой.
Г-н де Таверне прибыл в дворцовой карете, и та ждала его в стороне. Вместе с Андреа и Филиппом он влез в нее, и дверца захлопнулась.
— Друг мой, садитесь рядом с кучером, — сказал Филипп слуге, закрывавшему дверцу.
— Почему это? — с удивлением спросил барон.
— Бедняга на ногах с самого утра и, должно быть, очень устал, — объяснил Филипп.
Барон что-то проворчал, но Жильбер не расслышал. Слуга уселся рядом с кучером. Жильбер подошел поближе. Едва карета тронулась, как кучер заметил, что одна постромка отвязалась. Он слез; карета на несколько секунд приостановилась.
— Уже довольно поздно, — послышался голос барона.
— Я страшно устала, — тихо проговорила Андреа. — Найдем ли мы где переночевать?
— Надеюсь, — отвечал Филипп. — Я послал Ла Бри и Николь из Суассона прямо в Париж. Я снабдил их письмом к одному из своих друзей и попросил его снять маленький домик, где жили в прошлом году его мать и сестра. Жилище это не роскошное, но, во всяком случае, удобное. Показываться в обществе вы не стремитесь, вам нужно лишь подождать.
— Клянусь честью, для Таверне это подходит, — проговорил барон.
— К сожалению, да, отец, — печально вздохнув, согласился Филипп.
— А деревья там будут? — осведомилась Андреа.
— Да, и весьма красивые. Только вам, по всей вероятности, любоваться ими недолго: после свадьбы вы будете представлены ко двору.
— Поехали! Ну и выспимся же мы! Попробуем проснуться не слишком рано. Филипп, ты сказал кучеру адрес?
Жильбер с беспокойством прислушался.
— Да, отец, — ответил Филипп.
Жильбер, который слышал весь разговор, на секунду подумал, что услышит адрес. «Не страшно, — подумал он. — Пойду за ними следом. Отсюда до Парижа не больше одного лье».
Наконец постромку привязали, кучер взобрался на козлы, и карета тронулась. Вереница экипажей двигалась быстро, и королевские лошади тоже взяли резво — так резво, что Жильбер сразу вспомнил дорогу из Ла-Шоссе, свой обморок и бессилие. Сделав над собой усилие, он догнал карету, взобрался на свободные запятки и покатил. Однако ему тут же пришло в голову, что, сидя здесь, он занял место слуги Андреа.
— Ну уж нет! — пробормотал непреклонный молодой человек. — Никто не сможет сказать, что я не боролся до конца; пусть ноги у меня устали, но ведь руки-то нет!
Схватившись двумя руками за запятки, он пролез под каретой и, очутившись под козлами, остался там, удерживаясь в этом трудном положении, несмотря на тряску и толчки, лишь силою рук, — только бы не идти на сделку с совестью.
— Адрес ее я узнаю, — шептал он. — Меня ждет еще одна трудная ночь, но зато завтра я отдохну, сидя на своем стуле и переписывая ноты. Деньги у меня еще есть; если захочу, то смогу часа два соснуть.
Потом он подумал, что Париж — город большой и он, совсем не зная его, может заблудиться, после того как барон с сыном и дочерью обоснуются в доме, выбранном для них Филиппом. По счастью, теперь была почти полночь, а светать начинало уже в половине четвертого.
Размышляя обо всем этом, Жильбер заметил, что они пересекают какую-то широкую площадь с конной статуей посредине.
— Смотри-ка, вроде бы площадь Победы, — радостно и вместе с тем удивленно проговорил он.
Карета повернула, Андреа прислонилась головой к дверце.
— Статуя покойного короля. Подъезжаем, — сообщил Филипп.
Карета довольно быстро покатилась по склону, и Жильбер чуть было не попал под колеса.
— Вот мы и на месте, — объявил Филипп.
Жильбер коснулся ногами земли, метнулся на другую сторону улицы и притаился за каменной тумбой. Филипп, выпрыгнув первым из кареты, позвонил, затем подошел к дверце и помог Андреа сойти. Барон вылез последним.
— Ну что, собираются эти бездельники устроить нас здесь на ночь? — проворчал он.
Однако в этот миг послышались голоса Ла Бри и Николь, и двери открылись. Трое путешественников скрылись в темноте двора; дверь за ними затворилась. Карета со слугами уехала — им нужно было возвращаться в королевские конюшни. Дом, в который вошли путешественники, ничем особенным не отличался, однако карета, отъезжая, осветила своим фонарем здание напротив, и Жильбер прочел вывеску: «Гостиница Арменонвиль». Осталось запомнить улицу. Он пошел к ближайшему ее концу, туда же, куда уехала карета, и, к своему изумлению, вышел к фонтану, из которого имел обыкновение пить. Пройдя шагов десять назад по параллельной улице, Жильбер узнал булочную, где покупал хлеб. Однако он все еще сомневался и вернулся на угол. При свете далекого уличного фонаря он прочитал на белом камне два слова, которые видел три дня назад, возвращаясь вместе с Руссо после сбора растений в Медонском лесу: «Улица Платриер».
Значит, Андреа живет в сотне шагов от него — это гораздо ближе, чем было в Таверне от его каморки до ворот замка. Жильбер добрался до своей двери, надеясь, что никто не втащил внутрь спасительный кончик бечевки, с помощью которой он поднимал внутреннюю щеколду. Сегодня ему везло. Из дырки торчало несколько ниточек; он потянул за них и вытащил всю бечевку. Дверь открылась.
Молодой человек на ощупь добрался до лестницы и, бесшумно поднявшись по ступенькам, нашарил наконец висячий замок своей комнаты, в котором Руссо любезно оставил торчать ключ. Через десять минут усталость взяла верх над озабоченностью, и Жильбер уснул, предвкушая завтрашний день.