Дальняя бомбардировочная... Воспоминания Главного маршала авиации. 1941-1945 - Голованов Александр Евгеньевич (лучшие книги txt) 📗

В командование войсками фронта вступил генерал И. X. Баграмян. [100] Но я забежал здесь несколько вперед.

Пробыв всего несколько дней с Н. Н. Вороновым, я был срочно отозван в Москву. Аэродромов поблизости не было, и решили мы ехать на вездеходе.

Все время шли дожди, дороги развезло, и продвигаться возможно было только по настилам, сделанным из деревьев. Большая часть времени ушла на то, чтобы добраться до шоссе (сейчас оно называется Минским) где-то возле Смоленска. В общей сложности добирались мы до Москвы почти сутки.

Приехав рано утром и приведя себя в порядок, зная, что в ранний час вряд ли кто мной будет интересоваться, я решил съездить навестить свою жену.

У нас родилась дочка, но видеть мне ее еще не довелось. Уезжая из штаба, я оставил номер телефона, сказав офицеру Евгению Усачеву, чтобы сейчас же меня вызвал, если спросят. Кто мог меня спросить, по работе со мной он уже знал. Исполнительность его всегда была безупречной, и я спокойно покинул штаб.

Время в кругу близких, да когда ты их не часто видишь, да еще во время войны, летит весьма быстро… Было девять часов утра, когда жена напомнила о том, что меня могут искать. Я сказал, что в штабе Усачев и беспокоится нечего. Однако в половине одиннадцатого я уже и сам забеспокоился и, распрощавшись, поехал в штаб. Каково же было мое удивление, когда Усачев доложил, что меня уже давно спрашивают. Зная, кто мог мне звонить, я только спросил:

— Как же вы могли мне об этом не сообщить?

— Мне было запрещено, — последовал ответ.

— Кто же мог вам запретить?!

— Товарищ Сталин…

Оказывается, в десятом часу позвонил Верховный и спросил, приехал ли я.

На утвердительный ответ он спросил, где я. Усачев рассказал, где я нахожусь и какие указания он имеет. Сталин спросил:

— Как ваша фамилия? [349] — Усачев.

Поинтересовавшись, какую должность он занимает, Верховный сказал:

— Вот что, товарищ Усачев, Голованову вы не звоните и его не беспокойте, пока он сам не приедет или не позвонит. Невыполнение этих указаний повлечет отстранение вас от должности. Когда Голованов появится, передайте, чтобы он мне позвонил. Все ясно?

— Так точно, товарищ Сталин, все ясно!

— Всего хорошего. Разговор был окончен.

— Не мог же я, Александр Евгеньевич, не выполнить такие указания, — вопрошающе глядя на меня, сказал Усачев.

Конечно, он был прав. Не часто Верховный давал те или иные указания лично младшим офицерам, и, будучи на месте такого офицера, я тоже точно бы их выполнил. И все-таки чувствовал я себя весьма и весьма неудобно.

Раздался звонок. Подойдя к телефону, я узнал голос Молотова. Он передал, что меня ждут на даче. С тяжелым сердцем отправился я туда. Как я мог уехать из штаба, когда знал, что в любой момент меня могут вызвать? Ведь так просто с фронта срочно не отзывают, не говоря даже причины вызова. И звонил сам Верховный. Будучи требовательным к себе и к подчиненным, я сильно переживал ничем не оправданный мой поступок. Приехал на дачу, собираясь сразу извиниться за свою оплошность. Однако когда я вошел в комнату, то увидел улыбающегося Сталина и рядом Молотова.

— Ну, с кем вас поздравить? — весело спросил Сталин.

— С дочкой, товарищ Сталин.

— Она ведь у вас не первая? Ну, ничего, люди сейчас нам нужны. Как назвали?

— Вероникой.

— Это что же за имя?

— Это греческое имя, товарищ Сталин. В переводе на русский язык — приносящая победу, — ответил я.

— Это совсем хорошо. Поздравляем вас. Разговор перешел на другие темы.

— Как вы расцениваете командующего фронтом, где вы сейчас были?

Этот вопрос был для меня неожиданным. Зная, как реагирует Сталин на оценки людей, которым он доверяет, было бы совсем неправильным давать ответы по личным симпатиям или антипатиям к этим людям.

— Не могу, товарищ Сталин, ответить на этот вопрос, там находится маршал Воронов, он сможет, видимо, дать вам правильный ответ. [350] — Ну, хорошо. Мы сегодня еще с вами встретимся, — сказал Сталин, и я уехал, так и не зная пока что причины вызова.

Вечером я опять был на даче. Сталин был один. Разговор снова начался о командующем фронта, откуда я только что приехал.

— Странный он какой-то человек. Много обещает, но мало у него получается.

Вспомнив ряд невыполненных им обещаний, Верховный сказал:

— На войне, конечно, всякое может быть. Видишь, что человек хочет что-то сделать, но не может, не получается, на то и война, думаешь об одном, а получается и другое. А здесь что-то не то. Был я него в августе на фронте. Встречал нас с целой группой репортеров-фотографов. Спрашиваю: это зачем? Отвечает: запечатлеть на память. Я ему говорю: не сниматься к вам приехали, а разобраться с вашими делами. Вот возьмете Смоленск, тогда и снимемся. «Товарищ Сталин, считайте, что Смоленск взят!» — не задумываясь отвечает он. «Да вы хоть Духовщину-то возьмите», — говорю ему. «Возьмем, товарищ Сталин!» А вы же знаете, что никакого Смоленска он не взял, пришлось передать его освобождение Соколовскому. Сколько раз его перемещали то туда, то сюда, ничего не получается. Что за него держаться?! — в недоумении задал вопрос Верховный.

Мне стало ясно, что отдельные товарищи, занимающие высокие военные посты, считают этого командующего достойным занимать столь ответственную должность и заступаются за него.

Я молчал. Но полностью был согласен с Верховным.

Потом разговор как-то сам собой переключился на другие вопросы. Я слушал. Сталин говорил. Явление, я бы сказал, весьма редкое. Обычно бывало наоборот. Сталин всегда больше слушал и мало говорил.

Сталин рассказывал мне, как приходилось ему делать побеги из ссылок, то одному, то с товарищами. Однажды он провалился в прорубь на Волге, после чего долго болел. Рассказывал и о Туруханском крае, и особенно почему-то мне запомнился его рассказ о совместном побеге с Я. М. Свердловым. [101] Жили они в разных селениях. Сев незаметно на пароход у своего поселка, Сталин вышел на палубу, когда пароход пристал к пристани селения, откуда должен был бежать Свердлов. Свердлова он нигде не увидел, но шла погрузка багажа. Грузчики несли большую бельевую корзину.