Приключения Найджела - Скотт Вальтер (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗

Он помог ей подняться, а она слезами и рыданиями пыталась выразить свое раскаяние. Она дала увести себя прочь, но шла, не отнимая от лица рук, и только когда они огибали кусты, закрывавшие место убийства, обернулась, бросила последний безумный взор на труп Дэлгарно и, схватив мужа за руку, пронзительно закричала:

— Спаси, спаси меня! Они его убили!

Лоустоф был не на шутку тронут этой сценой, но, как столичный молодой человек, устыдился столь несветского чувства и постарался подавить его в себе, воскликнув:

— Пусть идут — добросердечный, легковерный, всепрощающий супруг и щедрая на любовь, сговорчивая супруга. Какие великодушные создания наши лондонские мужья! Они украшены рогами, но, подобно домашним откормленным быкам, не способны бодаться. Я не прочь посмотреть на нее, когда она сменит маску и дорожную шляпу на остроконечный чепец и шейный платок. Мы непременно навестим их на пристани у собора святого Павла, братец, это знакомство нам еще пригодится.

— Лучше бы вы подумали, как поймать этого черномазого воришку, Лутина, — заметил Ричи Мониплайз. — Клянусь честью, он удрал с хозяйскими деньгами!

К этому времени подоспели лесничий со своими помощниками и еще какие-то люди; они пустились было в погоню за Лутином, но вернулись ни с чем. Их попечению студенты оставили трупы убитых, а затем, дав нужные показания, вместе с Ричардом и Винсентом возвратились в Лондон, где снискали горячие похвалы за свою доблесть. Винсенту без труда простили его грехи, приняв во внимание, что только благодаря ему удалось разгромить шайку разбойников. И то, что они явились на место слишком поздно и не спасли жизни лорду Дэлгарно, в данном случае не только не умалило их заслуги, но, пожалуй, даже прибавило им чести.

Джордж Гериот, догадываясь о чувствах Винсента, испросил разрешения у его хозяина послать беднягу с одним важным поручением в Париж. Мы не имеем возможности проследить его дальнейшую судьбу, но думаем, что жизнь его сложилась благополучно и что он вошел в компанию со своим товарищем по учению и они продолжали прибыльное дело старого Дэви Рэмзи, когда тот удалился на покой после свадьбы дочери. У нашего знаменитого антиквария, доктора Драйездаста, есть старинные часы с серебряным циферблатом, с пружиной из овечьей жилы и надписью; «Винсент и Танстол, наставники памяти».

Мейстер Лоустоф, дабы поддержать свою репутацию беспутника, не преминул справиться о Джоне Кристи и миссис Нелли, но, к его великому удивлению (и даже к ущербу для его кармана, ибо он побился об заклад на десять червонцев, что станет другом дома), он узнал, что привилегия, как тогда называлось право на торговлю, передана другому лицу, имущество распродано с молотка и бывший владелец с женой исчезли неизвестно куда. Соседи считали, что они переселились в одну из новых английских колоний в Америке.

Леди Дэлгарно приняла весть о смерти своего недостойного мужа со смешанным чувством; больше всего ее ужасала мысль, что он умер в разгаре своих распутных деяний. Событие это усугубило ее меланхолию и ухудшило здоровье, и без того подорванное прежними несчастьями. Вновь вступив после смерти мужа во владение своим состоянием и стремясь вознаградить лорда Гленварлоха за все перенесенное, она предприняла шаги к розыску закладной. Но стряпчий, напуганный последними событиями, скрылся из города, так что не было никакой возможности выяснить, в чьи руки попал документ. Ричард Мониплайз хранил молчание, имея на то свои причины; студенты, присутствовавшие при уплате денег, по его просьбе не выдавали тайны, и все были уверены, что стряпчий захватил бумаги с собой. Упомянем, кстати, что из-за опасений такого же рода, какие заставили скрыться Скарлиуитера, миссис Садлчоп навсегда освободила Лондон от своего присутствия и окончила дни в Амстердаме в распхаузе, сиречь в исправительном доме.

Благородный лорд Хантинглен с сухими глазами и гордой осанкой проводил своего единственного сына к его последнему приюту, и, вероятно, та одна слеза, которую он все-таки уронил на гроб, была исторгнута не столько сожалением об умершем, сколько скорбью о том, что угас последний мужской отпрыск старинного рода.

Глава XXXVII

Манера изложения в романах, подобных нашему, изменяется, как и все на свете. Было время, когда рассказчик обязан был завершить свое повествование подробнейшим описанием свадьбы, укладывания молодых на брачное ложе и бросания чулка в толпу гостей. Через множество опасных и затруднительных положений автор приводил наконец героя и героиню к счастливой развязке, и тут уж не упускалось ни одно обстоятельство, начиная от пылкой страсти жениха и стыдливого румянца невесты и кончая новым стихарем пастора и муаровой тальмой невестиной подружки. Но в наше время этим описаниям пришел конец по той, я полагаю, причине, что торжественные свадьбы вышли из моды и теперь, вместо того чтобы созвать своих друзей на пиршество и бал, счастливая парочка удирает в наемной карете, соблюдая такую таинственность, как будто она собралась в Гретна-Грин или задумала что-то еще похуже. Я, разумеется, очень рад такой перемене, ибо она избавляет автора от хлопотливых и тщетных попыток найти новые краски для изображения сцен, давно всем наскучивших, но все же я вынужден взяться за этот труд, подобно тому как путник под давлением обстоятельств подчас бывает вынужден воспользоваться старой, давно заброшенной дорогой.

Искушенный читатель, вероятно, заметил уже, что в последней главе мы постарались разделаться со всеми наименее важными персонажами, чтобы очистить сцену для веселой свадьбы.

В самом деле, было бы непростительно лишь мимоходом затронуть то событие, которое представляло столь глубокий интерес для нашего главного действующего лица, короля Иакова. Этот ученый и добродушный монарх не сыграл сколько-нибудь видной роли в политической жизни Европы, но зато он проявлял бурную деятельность, когда выпадал случай вмешаться в частные дела своих любезных подданных, а потому предстоящий брак лорда Гленварлоха целиком его захватил. При первом же свидании красота и застенчивость Пегги Рэмзи, как он попросту называл ее, произвели на него весьма сильное впечатление (насколько это было возможно для такого человека, как он, не слишком восприимчивого к женскому очарованию), и он чрезвычайно гордился тем, какую он проявил проницательность, разгадав маскарад, и как ловко провел последовавший затем допрос. Несколько недель подряд, пока шло сватовство, король собственными королевскими глазами изучал старинные книги и документы, стараясь найти подтверждение благородного происхождения невесты, пусть даже и не по прямой линии, и тем устранить единственное возражение против этого брака, выдвигаемое завистниками. Король предавался этому занятию с таким усердием, что, как он выразился, едва не проглядел до дыр лучшие очки, изготовленные отцом Пегги. Старания его увенчались, по его мнению, отменным успехом. Когда сэр Манго Мэлегроутер принялся однажды в приемной горько сетовать на отсутствие родословной у невесты, король прервал его словами:

— Приберегите сожаления для себя самого, сэр Манго. Клянусь нашей королевской честью, мы твердо стоим на том, что ее отец, Дэви Рэмзи, — дворянин в девятом поколении, ибо прадед его принадлежал к военной ветви старого рода Дэлвулзи, и не было и не будет более доблестных людей, когда-либо обнажавших меч в защиту короля и отечества, нежели эти славные рыцари. Разве ты никогда не слышал, любезный, о сэре Уильяме Рэмзи из рода Дэлвулзи, кого Джон Фордун назвал «bellicosissimus, nobilissimus»? note 200 Его замок сохранился до сих пор, он стоит не далее как в трех милях от Дэлкита и в миле от Беннокрига. От этого старинного, знатного рода Дэви Рэмзи и ведет свое происхождение, и я думаю, он не позорит своих предков теперешним ремеслом. Все они имели дело с металлом, любезный, только в прежние времена рыцари пробивали мечами дырки в латах своих врагов, а Дэви выпиливает пилкой зубцы на медных колесиках. По-моему, возвращать зрение слепым столь же благородно, как и выкалывать глаза зрячим, а учить нас дорожить быстротечным временем не менее благородно, чем расточать его в пьянстве, перебранках, поединках и тому подобных богопротивных занятиях. И да будет тобой понято, что Дэви Рэмзи не простой механик, а творец, чей труд едва не приближается к акту создания живого существа, поскольку о часах можно сказать то же, что говорит Клавдиан о сфере Архимеда Сиракузского: