Закон парности - Соротокина Нина Матвеевна (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Словом, кенигсбергская жизнь потекла, и Никита тут же постарался пустить ее по нужному руслу. Но было вовсе не просто найти в большом, чужом городе, где полно трактиров, гербергов, постоялых дворов и гостиниц – нужную. Никита предположил, что искомый «Синий осел» должен располагаться не в центре. Вряд ли Мелитриса и ее спутник, кем бы он ни был, захотят афишировать свое пребывание в прусской столице. Но поиск надо начинать все равно с центра города. Вначале он расспросил хозяйку.
– А почему он синий? – спросила разумная женщина.
– Какой цвет предпочитаете вы?
– Зачем мне предпочитать цвет ослов? Они бесцветны.
Словом, фрау К. не знала такой гостиницы. После этого разговора Никита стал обращаться к хозяевам всех гостиниц, харчевен и аптек, которые встречались на его пути. Было бы легче, если бы спрашиваемые честно отвечали «не знаю». Не желая ронять своего профессионального реноме и симпатизируя русскому с безукоризненным немецким, они давали советы и взаимоисключающие друг друга указания.
Никита нашел «Синего осла» только на третий день. Надо ли описывать, каким громом среди ясного неба, «ударом под дых», как говаривал Корсак, было сообщение, что проживающая в гостинице графиня Грауфельд оставила сей дом неделю или около того назад при странных обстоятельствах.
– И что это были за обстоятельства?
– Мне не хотелось бы говорить на эту тему, сударь, – твердо сказал хозяин.
– Но вы же сами сказали мне про «обстоятельства»!
– Простите, сударь, во всем виновата моя болтливость. Время военное, смутное…
– Графиня Грауфельд жила одна?
– Нет. Графиня приехала с господином.
– Графом Грауфельдом?
– У господина была другая фамилия. Сейчас посмотрю… вот Осипоф… Он опекун графини.
– Как опекун? Я ее опекун!
Хозяин посмотрел на Оленева внимательно. Вся эта история с прежними постояльцами выглядела подозрительно, а теперь что ни день появляются какие-то люди, и всех интересует эта русская девчонка в очках.
– Что за фамилия такая дурацкая – Осипов? Куда они отбыли? – негодовал Оленев.
– Сие мне неизвестно.
Хозяину давно прискучил глупый разговор, да и не обязан он… «Синий осел» приличная гостиница, а не притон для таинственных проходимцев. Но… «Нет такой вершины, которой не возьмет осел, груженный золотом», – говорят французы. Оленев был щедр, а «Синий осел» не был исключением из прочих упрямых непарнокопытных. Хозяин не только рассказал все подробности «загадочных обстоятельств», но показал недавно вернувшуюся к жизни служанку, что лежала в комнатке за стойкой, а потом проводил Никиту в те самые апартаменты, где жила таинственная графиня.
– Когда все приключилось, я имею в виду выстрел, дамы – графиня и ее дуэнья, занимались шитьем. Вот здесь на столе лежало очень много оранжевой материи, такой шелковой… Прямо зарево! Я и не знал, что русские так любят оранжевый цвет…
Никита вдруг усомнился во всем, рассказ хозяина попахивал легким сумасшествием.
– Как выглядела графиня?
– Юна… худа… красива, – хозяин поднял глаза к потолку. – Дуэнью зовут Фаина. Она добра и бестолкова, крупная такая дама, – он поднял руки и растопырил пальцы, показывая полногрудость загадочной дуэньи. – Да, забыл сказать… графиня носила линзы.
Она!
На квартиру Никита явился совсем потерянный. Что делать? С чего начать поиск? Вывод напрашивался сам собой – надо звать на помощь друзей.
– Сейчас лето. Корсак ваш в плавание ушел, помяните мое слово, – пытался отрезвить барина Гаврила.
– Ушел, значит, письмо ему оставлю. Корсак человек общительный, мог что-нибудь видеть, слышать… Гаврила, неужели ты не хочешь съездить в Мемель? Алешка о нем столько рассказывал!
Дорогу в Мемель покрыли за три дня. С чем хорошо в Пруссии, так это с дорогами: гладкие, твердые, без ненужных изгибов. Да и что говорить, место плоское и грунт отменный. При таких песчаных грунтах и в России могли бы быть приличные дороги.
Имея в кармане рекомендательное письмо от Ивана Ивановича Шувалова, Оленев сразу направил стопы к вице-адмиралу Полянскому – и в тот же день был принят. Полянский принял князя очень благосклонно и сообщил, что фрегат Корсака вкупе с галиотом «Стрельна» вышли в море во исполнение приказа Ее Величества. Оленевым было испрошено позволение оставить Корсаку малое письмецо и получено разрешение передать оную писульку флигель-адъютанту с тем, чтобы в конце навигации, а именно осенью, он и вручил ее адресату.
От последних слов вице-адмирала Никите стало особенно тошно. Мало ли какие беды случались у него в жизни, но в одном судьба всегда была к нему милостива – она не отказывала в помощи друзей. Где вы, гардемарины?
В самом трагическом настроении он вернулся в Кенигсберг, и тут ему повезло. Не столько веря в успех, сколько повинуясь скрытому тяготению к тому месту, с которого начал поиск (так грибник все шарит и шарит под елкой, где в прошлом году нашел белый), Никита опять поехал к «Синему ослу». И надо же такому случиться, что в тот самый момент, когда он приступил к разговору с хозяином, в общую залу вошла невообразимая особа в обширной шляпе с васильками и оранжевой юбке, очень похожей на те абажуры, которыми далекие потомки Оленева стали украшать свой призрачный уют.
– Она, – сказал хозяин, не скрывая своего восхищения. – Сия дама уже приходила сюда после отъезда. На ее имя поступает почта. Только она ни бельмеса по-немецки. Несколько слов…
Фаина подплыла к стоящему за стойкой хозяину, отстранила Никиту локтем, расправила на груди черные кружева и сказала на чудовищном немецком:
– Потеряла брошку… в комнате, когда здесь жила…
– Вам ничего нет, – поспешно отозвался хозяин, выразительно кося глазами в сторону князя.
Никита понял, что слова про потерянную брошку не более чем пароль. Удостоверившись взглядом в моральной поддержке хозяина, он решительно положил руку на сдобное плечо обладательницы васильков:
– Вы были горничной у княжны Репнинской?
Дама крепко зажмурилась, потом подпрыгнула на месте и с неожиданным проворством метнулась к двери. Никита бросился за ней, крича вдогонку:
– Подождите, сударыня. У меня благие намерения. Я друг Мелитрисы. Я князь Оленев. Я ее опекун. Мы сейчас купим сто брошек. Где Мелитриса?
Он догнал ее уже на улице, и то потому, что она вдруг встала столбом, повернув к нему разгоряченное лицо:
– Это я вам письмо послала?
– В нем было три слова? – ответил Никита вопросом на вопрос.
– Вот именно, сударь, – Фаина улыбнулась, – и заметьте, написано ее почерком. А она мне говорила: «Фаина, можешь сама написать эти три слова. Главное, чтоб он их получил».
Видя явное смущение князя, она плавным жестом поправила поля шляпы, кокетливо повела плечом.
– Только уйдем отсюда поскорее. Мне нельзя здесь задерживаться.
И она почти побежала вперед, матерчатые васильки порхали перед ее красными щеками, как мотыльки.
– Нам надо поговорить, – поспешая за ней, повторял Никита.
Они поговорили, отбежав от «Синего осла» на расстояние, которое обычным шагом можно покрыть только за полчаса. Перед ними расстилалось живописное длинное озеро, за спиной – обычная улочка, застроенная серыми, узкими, впритык стоящими домами, противоположный берег принадлежал садам и ивам.
– Туда, – Фаина указала на узкий пешеходный мостик и побежала к деревьям, купающим в воде ветви, длинные, как волосы красавицы.
Под ивами она перевела дух.
– Только я вам ничего определенного сказать не могу. Так и знайте.
– А мне и не надо, – Никита уже отсчитал пять монет. – Мне бы в самых общих чертах.
Он готов под присягой поклясться, что не заметил, как из его руки исчезли деньги. Вот он их держал, вот размышлял, а не обидит ли ее сия подачка, а вот, судя по удовлетворенному лицу Фаины, деньги уже находятся где-то в складках ее обширной оранжевой юбки, а может, под шляпкой или под парусящими от ветра кружевами.
– Спрашивайте… ладно, Бог с вами. Но знайте, мне вам ничего отвечать нельзя. Меня не только от должности отставят, но и жизни могут лишить. Я знаю, что говорю. Но знаю также, что превыше всего в мире – любовь, – васильки на шляпе закивали с полным согласием. – Отвечать вам буду только «да» и «нет», а то ведь вы захотите душу мою до дна опорожнить.
