Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр (список книг TXT) 📗

— Лоренца, спите ли вы обычным или магнетическим сном?

— Я сплю магнетическим сном, — ответила Лоренца.

— Если я буду задавать вам вопросы, вы сможете отвечать?

— Полагаю, да.

— Прекрасно.

Секунду помолчав, граф Феникс продолжал:

— Посмотрите в комнату принцессы Луизы, откуда мы вышли примерно три четверти часа назад.

— Смотрю, — проговорила Лоренца.

— И видите?

— Вижу.

— Кардинал де Роган еще там?

— Я его не вижу.

— Что делает принцесса?

— Молится перед сном.

— Посмотрите в коридорах и во дворе монастыря, нет ли там его высокопреосвященства?

— Не вижу.

— Посмотрите, стоит ли у ворот его карета?

— Ее там нет.

— Следуйте дорогой, которой мы ехали.

— Следую.

— Видите ли вы кареты?

— Да, и много.

— Узнаете ли вы среди них карету кардинала?

— Нет.

— Двигайтесь в сторону Парижа.

— Двигаюсь.

— Дальше.

— Двигаюсь.

— Дальше.

— А, вот, я его вижу.

— Где?

— У заставы.

— Он остановился?

— Карета стоит. С запяток слезает лакей.

— Кардинал говорит с ним?

— Собирается.

— Послушайте, Лоренца, мне важно знать, о чем он будет говорить с этим человеком.

— Вы не приказали вовремя, чтобы я слушала. Хотя постойте, камердинер что-то говорит кучеру.

— Что?

— Улица Сен-Клод на Болоте, через бульвар.

— Хорошо, Лоренца, благодарю.

Граф написал несколько слов на листе бумаги, завернул для тяжести в лист медную пластинку, дернул за шпур сонетки, нажал на кнопку, под которой открылось отверстие, и бросил туда записку, после чего отверстие сразу закрылось. Таким способом граф, находясь во внутренних покоях, сообщался с Фрицем. После этого он вернулся к Лоренце и повторил:

— Благодарю.

— Ты мною доволен? — спросила девушка.

— Да, милая Лоренца.

— Тогда я жду награды!

Бальзамо улыбнулся и прикоснулся губами к губам Лоренцы; та вся задрожала от этого сладостного прикосновения.

— О, Джузеппе, Джузеппе! Как я тебя люблю! — почти с болью выдохнула она и протянула руки, чтобы прижать Бальзамо к груди.

56. ДВОЙНОЕ БЫТИЕ. ВО СНЕ

Бальзамо проворно отпрянул, руки Лоренцы схватили воздух и крест-накрест упали ей на грудь.

— Лоренца, хочешь поговорить со своим другом?

— Да, разумеется, только говори со мною почаще — я так люблю твой голос.

— Лоренца, ты не раз мечтала о том, что была бы счастлива, если бы могла жить со мной, вдали от мира.

— Да, это было бы счастье.

— Так вот, я исполнил твое желание, Лоренца. В этой комнате никто до нас не доберется, никто нам не помешает, мы здесь одни, совершенно одни.

— Тем лучше.

— Скажи, тебе по душе эта комната?

— Прежде прикажи мне смотреть.

— Смотри!

— О, как здесь прекрасно!

— Так она тебе нравится? — мягко спросил граф.

— Да! Вот мои любимые цветы — ванильные гелиотропы, пурпурные розы, китайский жасмин. Благодарю, мой нежный Джузеппе, как ты добр!

— Я делаю все, что могу, чтобы тебе угодить, Лоренца.

— О, ты делаешь во сто раз больше, чем я заслуживаю.

— Значит, ты согласна?

— Да.

— И признаешь, что была гадкой?

— Гадкой? О да. Но ты меня простил, правда?

— Я прощу тебя, когда ты объяснишь мне свою тайну, против которой я борюсь с тех пор, как тебя узнал.

— Послушай, Бальзамо. Во мне живут две разные Лоренцы: одна из них тебя любит, другая ненавидит; точно так же у меня есть два противоположных бытия: одно, в котором я вкушаю все радости рая, и другое, в котором я испытываю все муки ада.

— И одно из них — сон, а другое — бодрствование, верно?

— Да.

— И ты любишь меня, когда спишь, и ненавидишь, когда бодрствуешь?

— Да.

— А почему так?

— Не знаю.

— Ты должна знать.

— Нет.

— Поищи, загляни в себя, испытай свое сердце.

— А… вот… теперь поняла.

— Говори.

— Когда Лоренца бодрствует, она — римлянка, дочь суеверной Италии; она считает науку за преступление, а любовь — за грех. Потому-то она и боится ученого Бальзамо, красавца Джузеппе. Исповедник сказал ей, что, любя тебя, она потеряет душу, и она бежит от тебя — всегда, беспрестанно, на край света.

— А когда Лоренца спит?

— Тогда совсем другое дело: она уже больше не римлянка, не суеверна, она — женщина. Тогда она видит насквозь и сердце и ум Бальзамо, видит, что этот гений мечтает о возвышенном. Тогда она понимает, насколько ничтожна по сравнению с ним. И ей хочется жить и умереть подле него, чтобы в будущем звучало тихо имя Лоренцы и громко — имя… Калиостро!

— Значит, я стану знаменит под этим именем?

— Да, под этим.

— Милая Лоренца, тебе нравится твое новое жилище?

— Оно богаче всего, что ты давал мне до сих пор, но люблю я тебя не за это.

— А за что?

— За то, что ты обещаешь жить со мною.

— Но ведь когда ты спишь, ты знаешь, как горячо, как страстно я тебя люблю?

Молодая женщина обхватила руками колени и, слабо улыбнувшись, ответила:

— Да, я вижу, вижу, но вместе с тем, — вздохнув, добавила она, — есть еще что-то, что ты любишь сильнее меня.

— Что же это? — вздрогнув, спросил Бальзамо.

— Твоя мечта.

— Скажи лучше, мои труды.

— Твое честолюбие.

— Скажи лучше, моя слава.

— О Боже, Боже!

Сердце молодой женщины сжалось, беззвучные слезы полились из-под ее прикрытых век.

— Что ты видишь? — спросил Бальзамо, пораженный ее невероятным ясновидением, которое порой пугало его.

— Вижу мрак и скользящих в нем призраков, некоторые из них держат в руках свои коронованные головы, и ты посреди, словно генерал в гуще боя. Мне кажется, ты обладаешь божественным могуществом, ты повелеваешь и тебе повинуются.

— Так разве ты не гордишься мною? — с радостью в голосе воскликнул Бальзамо.

— О, ты настолько добр, что тебе не надо быть великим. К тому же я ищу себя в твоем окружении и не вижу. Ах, меня там не будет, не будет, — с грустью прошептала она.

— А где же ты будешь?

— Я буду мертва.

— Мертва? Нет, моя Лоренца, нет, мы будем жить вместе, чтобы любить друг друга! — вздрогнув, вскричал он.

— Ты меня не любишь.

— Да люблю же, люблю!

— Слишком мало, мало! — обхватив руками голову Джузеппе, воскликнула девушка. — Слишком мало… — повторила она и в страстном порыве прижалась горящими губами к его лбу.

— В чем ты меня упрекаешь?

— Ты холоден. Видишь? Ты отталкиваешь меня. Разве мои губы обжигают тебя? Почему ты избегаешь моих поцелуев? О, верни мне мое девичье спокойствие, мой монастырь в Субиако, ночи в моей уединенной келье! Верни мне поцелуи, что ты слал мне на крыльях таинственного ветерка, поцелуи, прилетавшие ко мне во сне, словно златокрылые сильфы, и преисполнявшие мою душу восторгом!

— Лоренца! Лоренца!

— О, не избегай меня, Бальзамо, не избегай, умоляю тебя, дай мне сжать твою руку, дай мне поцеловать твои глаза — я же твоя жена.

— Да, милая Лоренца, да, ты — моя любимая жена.

— И ты позволяешь, чтобы я так и жила подле тебя, ненужная и заброшенная? У тебя есть цветок, невинный и одинокий, аромат которого зовет тебя, а ты его отвергаешь. Ах, я чувствую, что я для тебя — ничто!

— Напротив, ты — моя Лоренца, ты даешь мне силу, могущество, талант, без тебя я ничего не могу. Так перестань же любить меня с тем безрассудным жаром, что не дает уснуть женщинам в твоей стране. Люби меня, как я тебя люблю.

— О нет, то, что ты испытываешь ко мне, — это не любовь.

— Но это все, чего я прошу от тебя; ты даешь мне все, что нужно, для счастья мне достаточно обладать твоей душой.

— Счастливчик! И ты называешь это счастьем? — презрительно спросила Лоренца.

— Да, потому что для меня счастье — это быть великим.

Лоренца протяжно вздохнула.

— Ах, моя нежная Лоренца, если бы ты знала, что это значит — читать в сердцах людей и властвовать над ними, пользуясь их собственными страстями.