Благовест с Амура - Федотов Станислав Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
— Я думаю, ваше величество, что предложения адмирала Путятина лишь на руку китайскому правительству, так как мы бы сами прервали сношения с Китаем, а его вполне устраивает неопределенность статус-кво. Мое мнение: не обращать внимания на их жалобы и выпады и продолжать заселение Амура, ибо только заселенность края утверждает наши права на него. Не будем заселять мы заселят китайцы: у них народу хватит!
— Резонно. Весьма резонно, — задумчиво отметил император. А что скажете вы, Александр Михайлович?
— Вы знаете мою позицию, ваше величество, — отвечал Горчаков. — Я считаю: Россия — европейское государство и должна прислушиваться к Западу. Наше будущее — с Европой.
— А что же тогда Европа, в лице великих держав, Англии и Франции, так рвется на Восток? — вмешался великий князь. Горчаков пожал плечами. Великий князь понял его движение: канцлер полагал, что это и так известно, — и продолжил возбужденно: — Россия — тоже великая держава, а Восток — ее окраина. Мы должны быть на нем хозяевами!
— Хорошо. Так и поступим, — заключил император. — Продолжайте заселение, Николай Николаевич. А Путятина назначим командующим Тихоокеанской эскадрой и комиссаром — пусть приглядывает за поведением англичан и французов. Только что нам ответить китайцам? А, Александр Михайлович?
— Напишем, что посылали для переговоров полномочного представителя графа Путятина, который, не дождавшись надлежащего приема, отправился на встречу прибывающей из России флотилии. Припугнем слегка, на всякий случай, — счел нужным пояснить Горчаков. — А сам генерал Муравьев вызван в столицу к государю для инструкций, как ему переговариваться и как действовать на границе.
— Сам генерал? — переспросил, тонко улыбаясь, император.
— Палладий писал: они Муравьева боятся, и это выделение их напугает еще больше.
— Ну, тогда для наибольшего испуга напишите, что государь император пожаловал Муравьеву чин генерал-адъютанта при своей особе. — Александр Николаевич встал и пожал руку вскочившему Николаю Николаевичу. — Поздравляю вас, генерал. Кстати, представленный вами устав Амурской торговой компании мы утвердили. Торговля хорошо способствует закреплению территории.
Глава 14
«На днях я отправляюсь на Амур месяца на четыре, — писал Муравьев брату Валериану в апреле 1858 года. Исключительная моя теперь забота состоит в том, чтобы заселять Амур, развивать по нем пароходство и торговлю, учредить города, архиепископскую кафедру и открыть золото, которое необходимо для многих расходов по всему вышеизложенному, тем более, что в устьях Амура и окрестных морских берегах надобно соорудить укрепленные порты и сообщение с ними железными дорогами».
Пятый сплав Муравьев уже полностью доверил Корсакову, лишь указав ему поспешить с приготовлением к сплаву войск с крепостными орудиями и всеми принадлежностями для возведения батарей. Одновременно генерал послал в Ургу кяхтинского градоначальника Деспот-Зеновича, чтобы известить амбаней о готовности графа Путятина быть посредником между китайским правительством и западными державами, при условии, если его попросят сами китайцы, и о том, что сам Муравьев по высочайшему указанию продолжит заселение берегов Амура и Уссури. Он считал создание русских сел и станиц, при поддержке постов и караулов, самым лучшим инструментом давления на Китай, понуждающим его к безотлагательным переговорам по разграничению.
И — не ошибся.
Двадцать шестого апреля на двух специально оборудованных баржах в сопровождении двух вооруженных катеров генерал-губернатор отплыл из Сретенска в Усть-Зею. Предварительно он послал нарочного в Айгун, чтобы предупредить тамошнего амбаня, что торопится и проплывет мимо, а если у амбаня есть намерение вести переговоры, то лучше это сделать по возвращении генерала с Нижнего Амура.
— Это, чтобы они не думали, будто я тороплюсь с разграничением, — пояснил он архиепископу Иннокентию, который наконец-то принял участие в плавании.
Высокопреосвященный целыми днями не уходил с палубы, радуясь, как большой ребенок, открывавшимся видам широкому простору великой реки, прибрежным лесам и лугам, диким скалам и непуганым животным.
— Вы только посмотрите, дорогой Николай Николаевич, — рокотал он Муравьеву, черной глыбой нависая над ним; широкая и длинная, черная с обильной сединой борода его развевалась на ветру, как вымпел. — Посмотрите, какую богатую красоту вы возвращаете России.
Николай Николаевич вместе с ним словно открывал Амур впервые. Это было его третье плавание, но предыдущие два настолько заполнялись повседневными неотложными делами и заботами, что на обозрение красот не хватало времени. Сейчас же, стоя рядом с величественным архиереем, вдыхая остро пахнущий весной воздух, он с первозданным любопытством оглядывал излучины русла, настолько крутые, что временами казалось, будто река потекла вспять. Аборигены называют их кривунами.
— Со временем всем этим рекам, речушкам, протокам, островам и, конечно, кривунам, дадут русские названия, — сказал задумчиво Николай Николаевич, — а мы, владыко, дадим имена новым поселениям, да такие, чтобы в них наши амурские герои остались на все времена. К примеру, Свербеевка, Корсакове, Невельская, Казакевичева, Волконская…
— Волконскую правительство не утвердит, — сказал подошедший обер-квартирмейстер подполковник Будогосский.
Муравьев косо глянул на него:
— Декабристам высочайше даровали прощение, но я имею в виду Михаила Волконского. Он первый начал заселение Амура.
Будогосский пожал плечами;
— Все равно не утвердят, ваше превосходительство. Преступники и прощеные остаются преступниками.
— Ну, тогда будет не Волконская, а Михайловская, — хмуро сказал генерал и отвернулся.
Но он не сердился на подполковника, которого ценил за деловитость, тем более что тот сказал правду, — просто расстроился из-за того, что из Иркутска уехали многие хорошие люди, к которым тянулась его душа: Волконские, Трубецкие, Муханов, восторженный романтик Николай Свербеев, еще до манифеста о прощении женившийся на Зинаиде Трубецкой и уже успевший родить сына… Муравьев невольно вздохнул: а вот он не родил ни сына, ни дочери, и по всему видно — уже не родит. И дело скорее всего не в нем, хоть на носу и полсотни лет — силы мужской у него в достатке, — дело в бедняжке Катюше… Ну да ладно, Муравьевых много — вон у братьев дети подрастают…
— Смотрите, смотрите: горящие горы! — воскликнул с мостика Петр Николаевич Перовский, пристав духовной миссии в Пекине, прикомандированный по дипломатической части к генерал-губернатору.
Действительно, по правому берегу стелился сизый дым, окутывавший склоны сопок.
— Может, лес горит? — предположил высокопреосвященный. — Я в Якутии много зрил лесных пожаров.
— Нет, это не лес, — сказал Будогосский. — Там речной обрыв в огне. Похоже, это уголь.
— Уголь, — подтвердил переводчик Шишмарев, тоже поднявшийся на палубу. — Я с детства слышал про эти горящие горы. Старики сказывали: уже лет двести горят. Зимой пригасают, а по весне разгораются.
— Что же это за хозяйствование такое! — рассердился Муравьев. — Мы ищем уголь для пароходов, у китайцев он двести лет горит, а им хоть бы хны! Зато на наш берег рот разевают — шире некуда! Не отдам! Ни за какие коврижки!
Не доходя примерно 80 верст до Зеи, из какой-то прибрежной китайской деревушки к каравану Муравьева устремились две длинные узкие лодки, прикрытые балдахинами. Казаки и солдаты на катерах охраны взялись за оружие, но оказалось, что генерал-губернатора здесь поджидал джангин Фуль Хунга.
Муравьев встретил его как старого друга — с выпивкой и угощением, представил своих спутников, особый упор сделав на архиепископе и статском советнике Перовском. Преосвященного Иннокентия он назвал великим религиозным деятелем, Сыном Неба, обращавшим к Богу целые народы Америки и Сибири: благословение Сына Неба любое деяние во благо народов и государств сделает достоянием истории. Петр Николаевич, по его словам, прислан Правительствующим Сенатом для подтверждения и поддержки полномочий генерал-губернатора в межгосударственных переговорах.
