Принцесса из рода Борджиа - Зевако Мишель (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
— Они выздоровеют, — сказал он с гримасой, которая, несомненно, должна была изображать улыбку, — если будут осторожны и проявят сдержанность в еде и питье в течение недели. Да славится наша святейшая владычица, пощадившая их!
С этими словами маленький старичок отвесил преувеличенно низкий поклон, тщательно заткнул бутылочку, которую держал в руке, бросил последний взгляд на двоих осужденных и вышел или, вернее, исчез, ибо невозможно было сказать наверняка, куда он скрылся. Пардальян торопливо огляделся и, приблизившись к Фарнезе, прошептал ему на ухо:
— Выйдя отсюда, зайдите в соседнюю таверну, отыщите там герцога Ангулемского и отправляйтесь втроем ждать меня на постоялый двор «У ворожеи» на улице Сен-Дени… Итак, сударь, — продолжал он громко, — как вы себя чувствуете?
Кардинал и палач смотрели на него, и в их взглядах читались растерянность и нерешительность, они были столь поражены, что их удивление граничило с помутнением рассудка. Щеки у них глубоко впали, а глаза ввалились в глазницы.
Но вдруг лица их порозовели. Это подействовал напиток маленького старичка. Они поднялись на ноги. Их первым движением был шаг в сторону двери. Затем они остановились в каком-то детском испуге: их мозг, почти убитый страданием, отказывался служить им.
— Во имя Виолетты! — пылко прошептал шевалье.
— Виолетта? — невнятно пробормотал Фарнезе, казалось, память и речь изменили ему.
Однако же на Клода имя Виолетты произвело действие, сравнимое с тем, что он испытывал глотнув средство маленького доктора. Он вскрикнул и сжал кулаки.
— Вы говорите: Виолетта! — сказал он, задыхаясь.
— Да! — подтвердил Пардальян. — Если вы ее любите, сделайте так, как я говорю: войдите в «Железный пресс», найдите там герцога Ангулемского, и все трое оправляйтесь ждать меня в таверну «У ворожеи». Тише! Нас подслушивают…
Пардальян взял Фарнезе и Клода под руки, увлекая их за собой.
— Идемте, — сказал он, — вы разве не слышали, что благородная Фауста пощадила вас?..
Пленники двинулись вперед. Что с ними случилось? Где они? Куда они идут? Кто этот человек? Они ничего не знали. В их головах царила пустота…
Через несколько мгновений шевалье, которого направлял человек Фаусты, привел несчастных к главному входу. Все комнаты и коридоры дворца казались пустынными. Но в главном вестибюле стояли около двух десятков гвардейцев. Большая железная дверь приоткрылась. В то же мгновение Фарнезе и Клод оказались на улице, и кто-то из присутствовавших громко проговорил вслед:
— Идите и благословляйте владычицу, которая пощадила вас по ходатайству господина Пардальяна!..
Сколь ни мало времени оставалась отворена железная дверь, шевалье, возможно, и воспользовался бы им, чтобы, атаковав кучку гвардейцев, выскочить на улицу. Однако его удержало то соображение, что состояние, в котором находились двое помилованных, не давало повода надеяться на успех предприятия. То есть он-то, безусловно, убежит, но Клода и Фарнезе вновь поймают, и все, что он только что проделал окажется напрасным.
Итак, он позволил двери захлопнуться и, следуя все за тем же человеком, через несколько мгновений оказался перед лицом Фаусты.
Он поклонился ей не без волнения и сказал:
— Сударыня, дело сделано: двое несчастных свободны. Вы только что снискали такие права на мою признательность, о коих я никогда не забуду.
И, так как Фауста глубоко задумавшись не отвечала, он продолжал:
— Сколь ни мало я значу, сколь ни могущественны и прославлены вы сами, кто знает, быть может, эта благодарность бедного шевалье и принесет вам какую-нибудь пользу?
Фауста слегка повернула голову в его сторону и спросила:
— Где монах Жак Клеман?
— Он на свободе, сударыня, — ответил Пардальян без колебаний. — Так же свободен, как кардинал и палач, которые только что вышли отсюда. Сударыня, — продолжал он, и пламя дерзости и отваги озарило его лицо, — вы вольны рассматривать меня как заложника. Но пускай никто не говорит, что я вас обманул, отплатив этим за великодушный поступок, который вы совершили в ответ на мою смиренную мольбу. Признаваясь вам, я, несомненно, лишаю себя всякой надежды на спасение. Но знайте же: Жак Клеман никогда не был в моей власти, и он не находится сейчас во власти герцога Ангулемского…
— Значит, — сказал Фауста, — я могу отдать приказ казнить вас, и планы монаха относительно Генриха III не будут разрушены?..
— Вы можете это сделать, сударыня!
И Фауста произнесла голосом, лишенным всякого выражения и заставившим дрожать самых храбрых людей:
— Тогда я сейчас отдам этот приказ. Приготовьтесь к смерти, шевалье!
Пардальян медленным движением вытащил свою шпагу, посмотрел Фаусте в лицо и сказал:
— Я готов, сударыня!
Тут Фауста поднялась со своего места и приблизилась к Пардальяну.
Он едва ее узнал…
Это не была более ледяная статуя. Это не была более воплощенная гордость, это не было более олицетворенное величие, которое заставляло склоняться головы и внушало ужас. Та, что шла сейчас к нему, была женщиной во всем блеске красоты, женщиной, которая горит от любви и, неистовая, сама предлагает себя!
Глаза этой женщины, удивительные глаза, похожие на черные бриллианты, изливали страсть… и слезы, которые текли по щекам и высыхали от их пламени.
Пардальян обеими руками опирался на эфес своей шпаги, конец которой был вонзен в пол. Оставаясь неподвижным от удивления, он переживал одно из тех странных мгновений, которые остаются в памяти лишь как воспоминание о сне, будто бы их и вовсе не было…
Когда Фауста оказалась около шевалье, она трепетала, грудь ее вздымалась от смятения и страсти, а глаза были затоплены безмерной болью. Она подняла руки… Скульптор пришел бы в отчаяние, безнадежно пытаясь передать их изумительную форму, гармоничность и изящество…
И эти руки обвили шею Пардальяна… Она прильнула к нему, как бы обволакивая его своей лаской… Принцесса, рыдая, привлекла к себе его голову… и ее горячие губы с неистовой силой прижались к губам шевалье…
Жгучее ощущение от этого поцелуя едва не заставило Пардальяна отступить назад… Однако его собственные губы не отозвались на него! Он не закрыл глаза. Бесстрастно и холодно он смотрел в глаза Фаусты — Ангела, ставшего женщиной, девственницы, в сердце которой внезапно проснулась любовь.
Пардальян изведал ее поцелуй, жгучий и исступленный, но не ответил на него… Пардальян любил умершую! Пардальян до последнего вздоха был обречен любить Лоизу!..
Наконец Фауста медленно разжала руки и отошла от него… Она удалялась, и Пардальяну вновь начинало казаться, что перед ним — не женщина, воплощение великой любви, а всесильная Владычица, Величество, Святейшество…
Когда Фауста оказалась уже почти в другом конце комнаты, она вдруг заговорила. Ее голос зазвучал будто издалека, как если бы доносился с небес или из-под земли… Фауста произнесла:
— Пардальян, ты скоро умрешь… Не потому, что ты хотел разрушить мои замыслы, не потому, что восстал против моей власти, не потому, что отнял Виолетту, не потому, что сразился со мной и победил меня… Пардальян, ты умрешь потому, что я люблю тебя!..
На мгновение она остановилась. Шевалье, все такой же неподвижный и непреклонный, не сходя с места, по-прежнему опираясь на шпагу, смотрел на нее, и ему мнилось, что он видит тень, исчезающую под музыку рыдания.
Он слышал этот голос, невыразимо нежный, слушал речитатив любви и боли, волшебную и чарующую песнь души, которая хочет преодолеть самое себя и смиряется со своим поражением. Голос этот был прекраснее человеческого, потому что Фауста, сейчас действительно стояла выше всего человеческого. Она продолжала:
— Ты любим той, которая никогда не любила; это сердце выточено из алмаза и никогда не отражало ничего, кроме огня внеземного разума, теперь же оно отразило твой образ… Девственница, воплощение гордости и чистоты, унизилась перед тобой… Я не имею права любить. Поэтому человек, которого я люблю, должен умереть. Пардальян, я проливаю слезы, но я тебя убиваю. Тот, кто любит умершую, тот, кто постиг величие и гармонию верности, тот поймет смысл поцелуя, который девственница запечатлела на твоих губах. Узнав тебя, я не находила уединения даже в мыслях… Ты вошел в мою душу, несмотря на мое отчаянное сопротивление. А в эту душу не смел проникнуть никто. Именно поэтому ты умрешь, как умерла та, которую любишь ты. Прощай, Пардальян, ты получил поцелуй Фаусты, поцелуй любви и смерти.
