Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
– Скорей, Ла Моль, скорей, а то я так страдаю за тебя, что сам слабею, – сказал Коконнас.
– Я готов, – ответил Ла Моль.
– Можете ли вы держать голову совсем прямо? – спросил Кабош, став позади Ла Моля и готовясь нанести удар мечом.
– Надеюсь, – ответил Ла Моль.
– Тогда все будет хорошо.
– А вы не забудете, о чем я вас просил? – спросил Ла Моль. – Этот ковчежец будет вам пропуском.
– Будьте покойны. Старайтесь держать голову прямее.
Ла Моль вытянул шею и обратил глаза в сторону башенки, шепча:
– Прощай, Маргарита, благосло…
Ла Моль не кончил. Одним ударом сверкнувшего как молния меча Кабош снес ему голову, и она покатилась к ногам пьемонтца.
Тело Ла Моля тихо опустилось, как будто он лег сам.
Раздался оглушительный гул из слившихся воедино голосов множества людей, и Коконнасу показалось, что среди женских голосов один прозвучал более скорбно, чем другие.
– Спасибо, мой великодушный друг, спасибо! – сказал Коконнас, в третий раз пожимая руку палачу.
– Сын мой, – сказал священник, – не надо ли вам чего-нибудь доверить богу?
– Ей-богу, нет, отец мой! – ответил пьемонтец. – Все, что мне надо было бы ему сказать, я вам сказал еще вчера.
Затем, повернувшись к Кабошу, добавил:
– Ну, мой последний друг, палач, окажи еще одну услугу.
Но прежде чем стать на колени, Коконнас обвел глазами площадь таким спокойным, ясным взглядом, что по толпе пронесся рокот восхищения, лаская слух и самолюбие пьемонтца.
Тогда Коконнас взял голову Ла Моля, поцеловал ее в посиневшие губы и бросил последний взгляд на башенку; затем опустился на колени и, продолжая держать в руках голову горячо любимого друга, сказал Кабошу:
– Я гот…
Он не успел договорить, как голова его слетела с плеч.
После удара нервная дрожь охватила честного Кабоша.
– Хорошо, что все кончилось, – прошептал он, – бедный мальчик!
И он с трудом вынул ковчежец из судорожно сжатых рук Ла Моля, затем накрыл своим плащом печальные останки, которые он должен был везти к себе домой на той же таратайке.
Зрелище кончилось; толпа рассеялась.
XI. Башня позорного столба
Ночь только что сошла на город, еще взволнованный рассказами об этой казни, подробности которой, переходя из уст в уста, из дома в дом, омрачали веселое время семейных ужинов.
В противоположность унынию и тишине в городе в Лувре было шумно, весело и все освещено. Во дворце происходило большое празднество по распоряжению короля. Карл IX, назначив казнь на утро, одновременно назначил на вечер празднество.
Королева Наваррская еще накануне получила распоряжение быть на этом вечере; надеясь, что Ла Моль и Коконнас спасутся той же ночью, так как была уверена в успехе мер, принятых для их спасения, она просила передать брату, что исполнит его желание.
Но после сцены в часовне, когда исчезла всякая надежда; после того как, в порыве скорби о гибнущей любви, самой большой, самой глубокой в ее жизни, она присутствовала при казни, Маргарита дала себе слово, что ни просьбы, ни угрозы не заставят ее принять участие в веселом празднестве в тот самый день, когда ей пришлось видеть на Гревской площади такое удручающее зрелище.
В этот день Карл IX еще раз показал силу своей, быть может, беспримерной воли: в течение двух недель прикованный к кровати, слабый, умирающий, серо-бледный, как труп, он встал с постели в пять часов вечера и оделся в лучшую одежду. Правда, во время одевания он трижды падал в обморок.
В восемь часов вечера Карл осведомился о своей сестре, спрашивал, не видел ли кто-нибудь ее и не знают ли, что она делает. Никто не мог ему ответить, так как королева Наваррская вернулась к себе в одиннадцать часов утра и заперлась, воспретив пускать к ней посторонних.
Для Карла не существовало запертых дверей. Опираясь на руку де Нансе, он поплелся к покоям королевы Наваррской и неожиданно вошел в них потайным ходом.
Карл знал, что его ждет печальное зрелище, и подготовился к нему, но та плачевная картина, какую он увидел, превзошла его воображение. Маргарита, полумертвая, лежала на шезлонге, уткнувшись головой в подушки; она не плакала и не молилась, а лишь хрипела, как будто в агонии. В другом углу комнаты Анриетта Невэрская, эта бестрепетная женщина, лежала в обмороке прямо на ковре. Вернувшись с Гревской площади, она, так же как и Маргарита, лишилась сил, и бедная Жийона бегала от одной к другой, не решаясь сказать им слово утешения.
Во время нервного кризиса, после таких великих потрясений, люди ревниво относятся к своей душевной боли, как скупец к своим сокровищам, и полагают врагом всякого, кто попытается отнять у них ее малейшую частицу.
Карл IX, отворив дверь и оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий, вошел в комнату. Ни Маргарита, ни Анриетта не заметили его, только Жийона, возившаяся с Анриеттой, привстала на одно колено и в испуге смотрела на короля. Король подал ей знак рукой, она встала, сделала реверанс и вышла.
Карл подошел к Маргарите и молча глядел на свою сестру; постояв некоторое время, он обратился к ней с такою теплотой в голосе, какой нельзя было от него ждать:
– Марго! Сестричка!
Маргарита вздрогнула и приподнялась на кресле.
– Ваше величество! – сказала она.
– Сестричка, не падай духом!
Маргарита подняла глаза к небу.
– Да, понимаю, – продолжал Карл, – но выслушай меня.
Королева Наваррская кивнула головой, давая знать, что слушает.
– Ты обещала прийти на бал, – сказал Карл.
– Мне! На бал?! – воскликнула Маргарита.
– Да, ты обещала, и тебя ждут; если ты не придешь, это вызовет общее недоумение.
– Извините меня, братец, – ответила Маргарита, – вы видите, как я страдаю.
– Пересильте себя.
Маргарита, видимо, попыталась взять себя в руки, но тотчас силы оставили ее, и она снова упала головой в подушки.
– Нет, нет, не пойду, – говорила Маргарита.
Карл сел рядом с ней и, взяв ее за руку, сказал:
– Марго, я знаю – ты потеряла сегодня друга; но взгляни ты на меня: я потерял всех своих друзей! Больше того – я потерял мать! Ты всегда могла так плакать, как сейчас; а я всегда должен был улыбаться, даже при самой сильной душевной боли. Ты страдаешь; а посмотри на меня – ведь я же умираю! Ну, Марго, будь мужественной! Прошу тебя, сестричка, во имя нашей доброй славы! Честь нашего королевского дома – это наш крест, будем же нести его, подобно Христу, до Голгофы; а если и мы споткнемся на своем пути, то снова встанем, безропотно и мужественно, как он.
– О господи, господи! – воскликнула Маргарита.
– Да, – говорил Карл, отвечая на ее мысль, – да, сестричка, жертва тяжела; но каждый приносит свою жертву: один жертвует своею честью, другой – своею жизнью. Неужели ты думаешь, что я, будучи двадцати пяти лет от роду и занимая лучший престол в мире, хочу смерти и умру без сожаления? Вглядись в меня… ведь у меня и глаза, и цвет лица, и губы умирающего; но я улыбаюсь… и, глядя на мою улыбку, разве нельзя подумать, что я надеюсь жить? А на самом деле, моя сестричка, через неделю, самое большее – через месяц ты будешь оплакивать меня, как оплакиваешь сейчас того, кто умер сегодня утром.
– Братец!.. – воскликнула Маргарита, обнимая его за шею.
– Ну же, дорогая Маргарита, одевайтесь, – сказал король, – как-нибудь скройте вашу бледность и покажитесь на балу. Я сейчас приказал отнести вам новые драгоценности и наряды, достойные вашей красоты.
– Ах! Все эти алмазы, платья… О, как мне не до них! – сказала Маргарита.
– Жизнь еще впереди, Маргарита, по крайней мере для тебя, – ответил, улыбаясь, Карл.
– Нет! Нет! Ни за что!
– Сестричка, не забывай одного: иногда достойнее почтишь память мертвых, подавив или, вернее, скрыв свое горе.
– Хорошо, сир! Я приду, – с дрожью ответила Маргарита.
Слеза набежала на глаза Карла и тотчас испарилась на воспаленных веках. Он наклонился к сестре, поцеловал ее в лоб, с минуту постоял над Анриеттой, ничего не видевшей и не слышавшей.
