Собрание сочинений в 10 томах. Том 5 - Хаггард Генри Райдер (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
Но Скиталец взял стрелу из своего колчана и, натянув лук, направил ее на Мериамон.
— Подойди теперь! — сказал он. — И я заключу тебя в свои объятия. Знай, я люблю одну только Елену и, найду ли я ее вновь или потерял навек из-за твоего колдовства, все равно буду любить ее до скончания века, а тебя ненавижу и буду ненавидеть до конца за то, что ты навлекла на меня величайший позор, сделав бесчестным человеком в глазах фараона и всего народа Кемета. Я созову стражу, вождем и начальником которой сделал меня фараон, и расскажу ей про твой позор и мое несчастье. Я буду кричать об этом на улицах и площадях, объявлю всенародно с кровель храмов, когда фараон вернется, скажу ему, всем и каждому, пока все живущие в Кемете не будут знать, что ты такое на самом деле, и не увидят твоего позора.
С минуту царица стояла как бы в раздумье, затем спросила:
— Это твое последнее решительное слово, Скиталец?
— Да, царица! — сказал он и пошел к двери.
В одно мгновение она опередила его и, разодрав на груди свою одежду и разметав волосы, побежала с диким криком отчаяния мимо него к двери.
Завеса дрогнула. Дверь распахнулась, и в спальню вбежали стража, евнухи и прислужницы.
— Спасите! Спасите! — кричала царица, указывая на Скитальца. — Спасите мою честь от этого скверного человека, которому фараон поручил охранять меня! Вот как он охраняет меня! Он осмелился, как вор, прокрасться ко мне, к царице Кемета, когда я спала на золотом ложе фараона! — И в безумном отчаянии она бросилась на пол и стала рыдать и стонать, точно в предсмертных муках.
Стражи, увидев, что случилось, с криком бешенства со всех сторон накинулись на Одиссея, подобно стае голодных волков. Но тот успел отскочить к краю ложа и с луком в руках стал пускать в них стрелу за стрелой. Ни одна их них не пропадала даром, попадая в цель и неся смерть нападающим. Тогда враги отхлынули назад, и ни один не смел приблизиться к нему. Укрывшись за высокими колоннами или прячась в тени глубоких ниш, они стали осыпать героя копьями и стрелами, но тот стоял горд, и невредим, отражая удары своим щитом.
В числе нападающих был и Курри, негодный сидонец, жизнь которого пощадил Скиталец, подарив его царице, которая сделала его своим ювелиром. Курри, увидев, что Скиталец в беде, задумал, пользуясь этим случаем, отомстить ему за то, что из-за него он из богатого сидонского купца стал теперь не более, как рабом царицы Кемета.
Прокравшись тайком вдоль стены, Курри взобрался на золотое ложе фараона с другой стороны и своим длинным копьем мог свободно пронзить стоявшего к нему спиной Скитальца. Но нет, копье могло скользнуть по его золотым доспехам, не причинив герою вреда, и тогда Скиталец, обернувшись, заколол бы врага своим мечом: лучше дать ему умереть при пытке, а в этом деле Курри был великий мастер и надеялся получить от фараона разрешение приложить к этому свою руку. Поэтому, выждав удобный момент, лукавый сидонец своим длинным копьем с медным наконечником перерезал тетиву у лука Скитальца в тот самый момент, когда тот натянул его, готовясь пустить стрелу.
Стрела беспомощно упала на пол, а Скиталец обернулся, чтобы увидеть, кто это сделал, но в этот момент Курри схватил пурпурную ткань покрывала с фараонова ложа и накинул ее на голову Скитальца. Этим воспользовалась стража, более двадцати человек набросились на него разом, опрокинули и повалили на пол. Один из них спросил царицу: «Смотри, царица, лев запутался в тенетах; теперь он в наших руках, что прикажешь с ним делать?»
Мериамон, следившая все время за Одиссеем сквозь пальцы своих рук, которыми она закрывала лицо, отвечала:
— Заткните его рот, снимите золотые доспехи и свяжите руки и ноги, а затем бросьте в подземелье крепостной башни дворца и прикуйте медными цепями к стене. Там пусть он останется до возвращения фараона, так как он погрешил против его чести и позорно изменил своей клятве ему. Фараону и подобает решить, какою смертью он должен умереть.
Услыхав эти слова, Курри понял приговор Скитальцу, и, видя беспомощное положение героя, подкрался к нему со спины и зашептал в ухо:
— Это я, Курри-сидонец, перерезал тетиву твоего лука, Эперит, я, людей которого ты перебил и которого сделал рабом! Я накинул тебе на голову покрывало с постели фараона, а если он вернется, я буду молить его, чтобы он поручил мне пытки и мучения, к которым ты будешь присужден. Тогда в моих руках ты проклянешь день, когда был рожден.
— Лжешь, сидонская собака! — воскликнул Одиссей. — В твоих глазах написано, что ты сам умрешь страшной смертью через какой-нибудь час!
Это были последние слова Одиссея, так как ему вложили железный шар в рот и связали, как приказала царица.
Мериамон же прошла теперь в свою уборную и поспешно накинула на себя одежды, перепоясавшись золотой змеей, волосы же свои оставив в беспорядке; она не стерла даже следов слез с лица, желая казаться в глазах всех убитой своим позором и скорбью.
Между тем Реи и златокудрая Елена спешили по пустынным улицам спящего города и вскоре прибыли к воротам дворца, но Реи, рассчитывавший вернуться со Скитальцем, бывшим начальником стражи, не знал пропуска; теперь приходилось ждать до рассвета.
— Мне нетрудно было бы заставить пропустить меня во дворец, — сказала Елена, — но лучше мы подождем, быть может, тот, кого мы ожидаем, сам выйдет к нам навстречу!
Они вошли под портал храма Осириса, стоявшего против ворот дворца, и стали ждать, пока заалеет восток. Когда же первые лучи света зазолотили кровлю храма Осириса, Елена сказала:
— Теперь пойдем во дворец. Сердце предвещает беду, хотя я немало видела горя, но такова, знать, моя судьба.
Они подошли к воротам. Стороживший их воин пропустил жреца Реи и женщину, пришедшую с ним, причем невольно подивился красоте ее.
— Где же вся стража и караул? Отчего ты здесь один? — спросил Реи.
— Не знаю, господин, — отвечал воин, — только не так давно во дворце поднялся сильный шум, и начальник этого караула со всеми людьми побежал туда, оставив меня здесь одного.
— Видел ли ты высокорожденного Эперита?
— Нет, господин, с самого ужина я не видел его, он в эту ночь даже не обходил караулов, как это у него в обычае!
Тогда Реи, а с ним и Елена вошли во дворец и увидели, как множество людей бежало к зале пиршества. Оттуда доносились шум и голоса, зала же эта была рядом с покоями царицы. Из дверей ее опочивальни выходила теперь толпа воинов, прислужниц и евнухов.
— Вот видишь, тут завеса, спрячься за нею, чтобы тебя не увидели! — шепнул Реи Елене. — Я же узнаю, что тут случилось, и приду сказать тебе!
— Что случилось? — спросил Реи у бежавшего мимо него человека.
— Скверные дела, господин, — отвечал тот. — Эперит Скиталец, которого фараон поставил начальником стражи и телохранителей царицы, недавно покушался на честь ее, но она бежала от него, и крики ее разбудили стражу; те настигли Скитальца в самой опочивальне царицы. Некоторых он убил, других ранил, но в конце концов толпа одолела его, и теперь его связали цепями и тащат в подземелье крепостной башни, где он должен будет ждать приговора фараона. Видишь, вот они тащат его!
При этой позорной вести сердце златокудрой Елены преисполнилось такой скорбью, что, будь она смертна, она, наверное, умерла бы. Боги еще раз насмеялись над ней: без любви прожила она всю жизнь, хотя и была любима всеми; а когда сердце ее наконец познало любовь, то любовь эта не дала ей ничего, кроме скорби и разочарования.
Между тем в дверях появилась толпа, десять воинов несли на носилках связанного цепями Скитальца, как охотники несут поваленного, затравленного ими оленя. Но даже и закованный и безоружный, тот казался грозным и могучим, глаза его сверкали злобным огнем, так что толпа при виде его отшатывалась в сторону.
Так-то увидела Елена-аргивянка своего избранника сердца, когда его, опозоренного и скованного, пронесли мимо нее; крик вырвался у нее из груди.
— Как низко ты пал, Одиссей, ты, бывший лучшим и доблестнейшим из людей! — воскликнула она.
