Огонь на ветру - Фингарет Самуэлла Иосифовна (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗

Чахрухадзе давно стало казаться, что вельможа прислушивается к их беседе и князь знает про это.

– Сказывает Михаил Борисович, что английский король Ричард, прозванный Львиное Сердце, отправился впереди войск в крестовый поход на Восток против неверных. Так меньшой его брат только того и ждёт, чтобы погиб благородный Ричард или в плену оказался. Королевич тогда престол для себя отберёт в ратоборстве с племянником. Я князю Юрию зла не желаю, пусть, однако, живёт на чужбине и не искушает судьбу. В русских землях я раздора не допущу, достаточно натерпелись лиха. Раздор изнутри подтачивает государство, как ржа точит меч или плуг.

– Великую истину вымолвил государь. Внутренние войны истощают страну. В единстве – крепость и сила.

Острая тема пошла на убыль. Главное было произнесено и услышано: князь занят устройством своего государства, зла племяннику он не желает, но и не порушит из-за него добрососедские отношения. Полки поднимать на Грузию не собирается.

«Судьба князя Гиорги легче пушинки на весах его беспокойства», – подумал Чахрухадзе.

Слуги обнесли гостей просоленными хрящами и разварными грушами, наполнили кубки янтарным, пенистым квасом.

– Один песнотворец пристыдил нас, князей, что за мелкими распрями забываем про общие для Руси нужды, – усмехнулся вдруг князь. – Песнотворец сам не раз в походах копья ломал, так, верно, про эти дела понимает.

Князь назвал имя поэта-воина. Чахрухадзе не разобрал, переспросить не решился.

– Про «честь», да «хвалу», да «хулу за бесчестье» песнотворец сказывает, что ни слово, а за поиски для одного себя славы осуждает сильно. «Слава, – говорит, – должна принадлежать неделимо всей Руси – нашей родине, всему русскому оружию. Сплачивайте, князья, воедину силу разрозненную».

– Замечательную мысль провозгласил поэт, – живо откликнулся Чахрухадзе. – Как называют его сочинение?

– «Слово о полку Игореве» называют. Про неудачный поход Игоря Новгород-Северского там сказывается-поётся, и слава возглашается всему храброму воинству. Если интерес появился, передам тебя доброписцу Кузьме, пусть покажет, над чем сидит день-деньской и по ночам возжигает светильник. Ещё при убиенном брате, Андрее Юрьевиче, затеял Кузьма летописание и собирательство книг. По моей воле продолжил братнино начинание. Ныне одних греческих книг скопилось в палатах несколько сотен.

Князь поднялся. Все, кто сидел за столом, вскочили, принялись кланяться, благодарить.

– Благодарю государя за великую честь и интереснейшую беседу, – поклонился Чахрухадзе вместе с другими.

– Ступай, дорогой гость, огляди наше книжное богатство. Меня же не обессудь, что трапезу покидаю. Дела ждут. Отмерены они полной мерой на каждый день.

Князь удалился. Слуги в красных кафтанах провели Чахрухадзе в просторное помещение с тремя слюдяными оконцами. Князь не напрасно упомянул о «книжном богатстве». На полках, столах, на крышках больших сундуков – повсюду лежали книги. Большие и малые, оплетённые в кожу поверх деревянных дощечек, с застёжками из меди или серебра, в золочёных окладах.

Худой высокий старец в тёмном одеянии, наподобие рясы, сидел перед подставкой для книг, сгорбившись и скрестив на груди руки. Седые волосы, перетянутые через лоб ремешком, свисали вдоль впалых щёк длинными прядями. Это и был Кузьма.

Увидев вошедшего Чахрухадзе, Кузьма поднялся, низко, но сдержанно и с достоинством поклонился.

– Княжий слуга упредил, что гость высказал пожелание рассмотреть Владимирский свод. Работа, однако, не завершена. – Кузьма указал на книгу, раскрытую на подставке, придвинул для гостя резное кресло. – По велению князя Всеволода Юрьевича затеяно свести в единую книгу-свод события, записанные по разным летописям, и расположить в должном порядке, какое за каким следовало. Прежде чем свод пополнить, я рассказ одного летописца сверяю с тем, как о том же другая летопись повествует. Сверку делаю, чтобы правду не обойти, по кривой дорожке не углубиться.

– На многие годы, должно быть, рассчитан великий труд.

– Что я не успею, выученики довершат.

– Вернее сказать – продолжат. История народа, как и сам народ, никогда не придёт к завершению.

Чахрухадзе занял предложенное кресло, не спеша, с удовольствием тронул желтоватый с ворсинками лист пергамента, перевернул несколько страниц. Перед глазами потянулись ровные строки чётких, чуть угловатых букв, схожих с греческими. Как военачальники впереди полков, торжественную поступь абзацев открывали большие красные буквицы в венке из трав и цветов. Книга была лицевая, снабжённая цветными рисунками – миниатюрами с изображением лиц, принимавших участие в действии. Быстрые, подвижные фигурки разрывали мерный бег строк. Мчались кони, взмахивали мечами всадники, трубачи, уперев руку в бедро, трубили в длинные трубы, охотники натягивали тугие луки, стремглав убегали звери. Внезапно всё замирало. Возникал величавый храм или ступенчатый трон с недвижно сидевшим властителем.

– Князь Андрей Юрьевич Боголюбский, великий государь, возвеличивший Владимир, – сказал Кузьма. Он увидел, что взгляд гостя задержался на странице, где шло повествование о возвышении Владимира. Миниатюра изображала Андрея Юрьевича в великий для него час. Князь восседал на троне торжественно и неподвижно. С плеч ниспадала мантия, скреплённая возле ворота драгоценной застёжкой. В руке был зажат вознесённый вверх меч – знак княжьей власти и неодолимого могущества.

– Отъезд младшего сына Андрея Юрьевича на княжение в Новгород, – пояснил Кузьма содержание следующего рисунка.

– Князя Гиорги, первого мужа царицы Тамар?

– На Руси его зовут Юрием, как деда звали.

Разговоров о князе Гиорги на сегодняшний день Чахрухадзе хватило с избытком. Он откинул назад десять или более страниц. Увидел женщину, склонившуюся над гробом. Женщина плакала. Маленький беглый рисунок передал неутешную скорбь с такой выразительностью, что казалось, даже складки просторного одеяния струятся наподобие слёз.

– Чьей вдовьей печалью наполнил летописец страницу?

– Безвременно скончался князь Изяслав Мстиславович, двоюродный дядя Юрия, Гиорги, по-вашему. Смерть в одночасье случилась, никто не ждал. У гроба рыдает супруга князя, царевна Русудан из Обез. [5] Года в жёнах не проходила, как оказалась вдовой. Неутешным, сказывали, было её горе.

– Русудан, тётка царицы Тамар? – спросил Чахрухадзе.

– О ней речь.

– Не может быть. Всем известно, что царица Русудан была супругой хорасанского владыки.

– Выходит, что по второму разу в Хорасан замуж выдали. – Кузьма отыскал на странице нужные строки, переложил про себя на греческий, вслух произнёс:

– Князь Изяслав Мстиславович взял из Обез в жёны себе царёву дочь. Год указан тысяча сто пятьдесят четвёртый.

– В тот год я только родился, помнить не мог.

– Память книжья прочней человеческой. Записанное – вечно живёт. Однако я слышал, что гость любопытствует разузнать о походе Игоря Новгород-Северского. В тысяча сто восемьдесят пятом году был поход.

Кузьма раскрыл летописный свод на последних исписанных страницах, далее следовали незаполненные листы.

– Это – князь Игорь, – указал на рисунок Кузьма. – Он на коне и ранен в левую руку. Стрелы мечет брат его Всеволод. «Яр туром» его называют за безудержную отвагу. Но не буду сбивать тебя с чувства словами. Смотри.

Летучие чёрные линии и разноцветные пятна – красные, зелёные, жёлтые – складывались в фигуры воинов, одержимых битвой. Сражались пешие, бились и на конях. Над головами реяли стяги: русские с крестом, половецкие с рогатым полумесяцем. Копья молниями прорезали желтоватую поверхность листа, стрелы висели чёрными тучами. Быстрые сцены, словно увиденные на скаку, следовали одна за другой и собирались в единое действо. Длился бой, смертный, жестокий. Чахрухадзе стало казаться, что можно расслышать лязг мечей, вскрики раненых, треск ломавшихся копий. Но вот и последний рисунок. Он отличен от остальных. На прежних действие происходило, на этом к действию лишь готовились. Два знатных воина собрались вскочить на коней. Один ухватил лошадь за холку, другой вдел ногу в левое стремя. Правое поддерживал коленопреклонённый оруженосец и, что удивительно, не столько оказывал помощь своему господину, сколько стремился привлечь внимание к стременам.