Наследник императора - Старшинов Александр (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗

– О, боги… Легат, неужели ты доверяешь Децебалу? – У Требония задрожал голос.

На взгляд Приска, военный трибун явно перешел границу между осмотрительностью и примитивной трусостью.

– Я его хорошо знаю, – заявил Лонгин, – мы несколько раз встречались с ним, когда я был наместником Верхней Мезии при Домициане. И я вел с ним переговоры, когда стал наместником Паннонии. Он уважает меня как воина, и я его тоже уважаю, запомни это, Требоний!

– А вдруг Децебал тебя не отпустит? – спросил военный трибун.

Лонгин рассмеялся.

– Я слишком большая птица, чтобы меня захватить, но не столь могучая, чтобы пытаться меня уничтожить. К тому же у Децебала сейчас одна задача: оттянуть начало войны, к которой он катастрофически не готов. Мне донесли, что языги, которых он звал в свой союз, взяли от Децебала немало золота в подарок, а потом с позором выгнали дакийских послов. И хотя Децебал жестоко отомстил этому дерзкому племени, его набег на языгов – свидетельство слабости, а не силы. Он больше не правитель огромного царства, а обычный племенной царек, сохранивший за собой несколько гор и долин и вынужденный склонить голову перед Римом.

– Сабиней увезет тебя в горы с охраной, а в это время его разбойники разрушат мост, – мрачно предрек Приск.

Что-то подсказывало ему: в предложении таится ловушка.

– Разрушат мост? – Лонгин уже откровенно рассмеялся. – Надеюсь, ты не решил поиграть в прорицателя, как твой приятель Тиресий?

– Арки деревянные, – напомнил Приск. – Мост не так трудно сжечь.

Лонгин мгновенно посерьезнел.

– Хорошо, центурион. Возьми столько людей, сколько сочтешь нужным, и облазай всё в округе, каждый холмик, каждую яму, осмотри каждое дерево. Сообщи, сколько варваров обнаружишь поблизости от Дробеты. Трибун, Сабинея разместить удобно, но под охраной, кормить вволю, ни в чем не стеснять, но по крепости не давать шастать и за ворота не пускать до возвращения Приска. Скажешь, мы немного отсрочим выступление. Нельзя идти у варваров на поводу.

Центурион взял с собой Фламму, Оклация, Тиресия и с ними еще отряд конной разведки. Вернулись разведчики лишь спустя три ночи – на рассвете. Все четверо – усталые, грязные, понурые. Легионеры отправились мыться и отсыпаться, а Приск прямиком прошел в покои Лонгина. Тот завтракал, скромно, как и положено солдату, – творог, печеные яйца, хлеб и поска (на взгляд центуриона – эта смесь из винного уксуса воды и яиц – ужасная дрянь).

– Ну, большую армию обнаружил, центурион? Сколько даков засело поблизости? – спросил легат с нескрываемой ехидцей.

– Ни одного, легат. – Центуриону стоило большого труда произнести это спокойным, ровным голосом.

– Ты не находишь это странным?

– Нахожу.

– У тебя есть объяснение?

– Ну… возможно, они хотят напасть в другом месте.

– По твоей версии, они хотели напасть на мост. Или Аполлодор из Дамаска построил еще один мост в другом месте?

Приск молчал, глядя перед собой. Он многое мог вынести – боль, и лишения, и непосильный труд, в сражениях не терял головы и не праздновал труса, но от несправедливых насмешек приходил в ярость и сейчас больше всего боялся вспылить и навсегда испортить карьеру.

– А может быть, объяснение самое простое: даки не готовы воевать, – продолжал Лонгин. – Как ты думаешь, велика армия Децебала?

– Понятия не имею.

– А я имею. У него сейчас не больше десяти тысяч. Если ты умеешь считать, то сосчитай, сколько наших воинов придется на одного косматого дака без доспехов, если только в Мезии, Нижней и Верхней, стоят четыре полных легиона, не считая когорт ауксилариев?

Приск хотел ответить, но лишь плотнее стиснул зубы. Кажется, в этот миг он пожалел о своем решении попасть в свиту Лонгина. Но менять решение было уже поздно.

– Децебал сейчас сделает все что угодно, лишь бы отсрочить войну. Ну, что ты скажешь?

– Может быть, и так, – не слишком охотно согласился Приск. – Но я не верю Сабинею.

– Это всего лишь старые счеты, не так ли? – усмехнулся Лонгин.

Глава V

В горы!

Сентябрь – октябрь 857 года от основания Рима

Дробета – долина реки Рабо [39]

Вечером, перед отъездом, Приска охватила смертельная тоска. Никогда с центурионом прежде такого не бывало. Еще день назад он весь горел от нетерпения, ожидая, когда же они наконец отправятся в путь. Опасное путешествие сулило небывалую награду. Приск мысленно усмехался и свысока поглядывал на будущих спутников: только он и никто другой сможет выполнить поручение Адриана – запомнить и потом нарисовать по памяти укрепления дакийской столицы. И вдруг накатила тоска, да столь сильная, что казалась физической болью. Даже в те дни, когда он еще не был центурионом, а пребывал в статусе желторотого новобранца, и Валенс, опытный и старый воин, водил тиронов на северный берег, Приск не испытывал ничего подобного. Даже в первую кампанию, когда неведомые горы таили смертельную опасность, а из-за каждого придорожного куста летели крючковатые дакийские стрелы, смазанные ядом, не было у Приска так тяжело на сердце. Но ведь и тогда, как и сейчас, он сам выбрал эту дорогу, а раз выбрал – значит, должен пройти до конца. Почему же тупая заноза застряла в сердце? Кориолла? Рождение ребенка? И это тоже. Но нет, что-то другое сейчас его угнетало.

– Ты хоть Кориолле написал, что уезжаешь? – поинтересовался Тиресий.

Приск устроил у себя небольшой обед на прощание: Тиресий, Фламма и Оклаций присутствовали.

– Нет. Незачем ей знать. Пусть думает, что я в Дробете. Будешь отправлять ей письма от моего имени.

– Э, так не пойдет.

– Очень даже пойдет. Ей нельзя волноваться.

– А печать мне свою не оставишь? – наивно округлил глаза Тиресий.

– Как же! Чтобы ты завещание подделал! – рассмеялся Приск. – Разумеется, я тебе доверяю. Но не настолько же!

Тиресий вдруг помрачнел.

– Сегодня во сне… – Когда Тиресий начинал такими словами фразу, смеяться уже никому не хотелось. – Сегодня во сне, – повторил Тиресий, – я видел алмазный перстень.

– Алмазный перстень? – живо переспросил Оклаций. – Нас ждет добыча? Ого! Алмазы – они же безумно дорогие. Неужели у Децебала припрятаны в сундуке эти волшебные камушки?

– Чей перстень? – повторил Приск.

– Не знаю. И что это значит – тоже не ведаю. Но это важно.

– А по мне, так все ясно, перстень означает награду, – попытался истолковать сон прорицателя Оклаций. – Большую-пребольшую.

– Возможно, это в самом деле награда, – попытался отшутиться Приск. – Но уж точно не твоя, Оклаций, учитывая как дороги и редки алмазы.

– Это блеск твоего возвышения, – брякнул Фламма.

– Ты стал льстецом? – спросил Тиресий, глядя в глаза писцу.

Тот смутился.

– Ну, это вроде как правда, я так думаю…

К дакам в гости легат отправлялся с небольшой свитой: вольноотпущенник Лонгина Асклепий (этот парень, похоже, не только знал, что хозяин ест и во что одевается, но и что думает), турма всадников-ауксилариев и с ними Приск. С собой центурион никого не брал – Обжору оставил в лагере, поскольку в горах этот парень станет только обузой, Оклация тоже не стал требовать зачислить в отряд: предприятие было опасным, и рисковать головой мальчишки Приск не хотел.

Сабиней, как и обещал, привел тридцать всадников сопровождать легата. Его даки принадлежали то ли к одному клану, то ли к какому-то военному братству – у каждого из тридцати был вышит на плаще свернувшийся кольцами змей, и такой же змей, уже бронзовый, украшал каждый щит. Перед тем как отправиться в путь, Сабиней поклялся Замолксисом-Гебелейзисом, что не причинит Лонгину и его спутникам вреда.

«Неужели даки надеются убедить такого человека, как Лонгин, что они не замышляют ничего против римлян и не нарушают мирный договор?» – подивился Приск.