Клад под развалинами Франшарского монастыря - Стивенсон Роберт Льюис (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Душа моя, ты заставляешь меня краснеть! — воскликнул муж. — Твой брак со мной был, можно сказать, трагедией; я вырвал тебя из общества и заточил в этой глуши, в этой забытой всеми деревеньке!
— Но зато теперь твои успехи, радость видеть тебя оцененным по достоинствам, окруженным почетом, видеть имя твое прославленным всеми газетами, это будет уже более чем радостью, это будет блаженством для меня! — воскликнула она, впадая в восторженный тон мужа.
— А раз в неделю, — сказал доктор, лукаво подчеркивая эти слова и умышленно скандируя их, — раз в неделю мы позволим себе поиграть в баккара!
— Только раз в неделю? — спросила она, усмехаясь и грозя ему пальчиком.
— Клянусь тебе моей честью, честью политического деятеля!
— Право, я балую тебя, — сказала она и протянула ему свою ручку для поцелуя.
Он восторженно прильнул к ней и стал покрывать ее поцелуями.
Жан-Мари незаметно выбрался из дома в сад. Луна стояла высоко на небе, заливая своим мягким светом Гретц. Мальчик прошел в самый конец сада и сел на скамеечку у пристани. Мимо тихо струилась река, серебристыми переливами сверкала вода под луной, напевая тихую однозвучную песню свою; легкая дымка тумана колебалась между тополями по ту сторону реки; камыши медленно склонялись и как будто кивали кому-то. Все это мальчик видел уже сотни раз, сотни раз он в такие же лунные ночи сидел здесь, над этой сонной рекой, и с невозмутимым спокойствием духа и воображения следил за ее спокойным течением. А теперь это было, быть может, в последний раз. Он должен был покинуть эту мирную деревушку, где все было ему знакомо и мило, эту местность, зеленеющие кругом луга и шелестящие своей листвой леса и эту светлую спокойную реку, покинуть это все и переселиться в большой город; и его милая госпожа будет разряженная расхаживать по гостиным, вращаться в блестящих салонах; а его добродушный, словоохотливый мягкосердечный наставник станет крикливым и вздорным депутатом, и оба они будут навсегда потеряны для него, для Жана-Мари, и утратят лучшие свои душевные качества. Жан-Мари отлично сознавал и свои недостатки, и свое положение; он понимал, что в водовороте шумной, суетливой столичной жизни с ее ложными амбициями и претензиями изменится и его личное положение в семье, что там на него будут обращать все меньше и меньше внимания, все меньше и меньше будут считаться с ним, и постепенно из приемного сына он обратится в слугу. И он смутно начинал верить в осуществление зловещих предсказаний доктора; он сейчас уже видел разительную перемену в обоих. На этот раз даже его обычное великодушное отрицание слабостей его благодетелей изменило ему, да и не удивительно, малый ребенок заметил бы, что «Эрмитаж» довершил то, чему положил основание абсент. И если это было в первый день перемены обстоятельств, то чего же следовало ожидать в дальнейшем? «Если потребуется, останови поезд! Вызови крушение, если это будет нужно!» — припоминал он собственные слова доктора. И он окинул взглядом очаровательную картину мирно спящей окрестности, с наслаждением потянул в себя воздух, насыщенный ароматами свежескошенного сена, и снова прошептал: «Вызови крушение поезда, если это будет нужно» — глубоко вздохнул и в тяжелом раздумье побрел в дом.
ГЛАВА VI. Двойное следствие
На следующее утро в доме доктора было необычайное волнение. Перед отходом ко сну доктор запер собственноручно все свои драгоценности в буфет, стоящий в столовой, и представьте себе, когда он встал поутру, как обыкновенно, около четырех часов и вышел в столовую, то увидел, что буфет взломан и все хранившиеся в нем драгоценности унесены. Тотчас же были вызваны из их спален и madame, и Жан-Мари, которые явились на зов, наскоро накинув на себя кое-какие принадлежности туалета, и застали доктора вне себя от огорчения. Он положительно безумствовал, взывал к небесам, призывая всех в свидетели постигшей его несправедливости, призывал громы небесные и взывал к отмщению, бегая босиком по комнатам с развевающимся подолом его ночной сорочки.
— Пропали! — восклицал он. — Все драгоценные предметы пропали, и вместе с ними и наше богатство! И мы опять нищие, беднота, голь! Мальчуган, скажи, знаешь ты что-нибудь об этом? Говори скорее, сударь, говори все, что тебе известно! Знаешь ты, куда они могли деться! Где они?
И он ухватил мальчугана за плечо и стал трясти его как кулек, так что слова, если только это были слова, посыпались у мальчика с уст неразборчивым лепетом, из которого ничего нельзя было понять.
Придя немного в себя от своего возбуждения, доктор отпустил мальчика и увидел Анастази в слезах.
— Анастази! — сказал он совершенно иным тоном. — Возьми себя в руки, овладей собой и своими чувствами; я не желал бы видеть тебя ревущей, как простая баба. Это пустяшное происшествие должно быть поскорее забыто! Надо уметь с достоинством переносить всякие невзгоды, а не только такие сравнительно маловажные пустяки. Жан-Мари, принеси мне мою маленькую походную аптечку; в подобных случаях рекомендуется какое-нибудь легкое слабительное.
И он дал всем соответствующую дозу такого лекарственного снадобья, начиная с самого себя, приняв, ради примера остальным, двойную дозу. Несчастная Анастази, никогда ничем не болевшая и питавшая почти суеверный ужас перед всякого рода лекарствами, залилась горючими слезами, долгое время отбивалась, протестовала и отнекивалась, наконец хлебнула; затем снова пришлось прибегать к прикрикиванию, понуканию, чуть не угрозам, чтобы принудить ее допить остальное. Что же касается Жана-Мари, то он стоически проглотил поднесенную ему дозу слабительного без малейшего возражения.
— Я ему дал меньшую дозу, — заметил доктор, — его молодость ограждает его от слишком сильных потрясений; в его годы волнения не так сильно отражаются на организме!.. Ну-с, а теперь, приняв меры против могущих быть неприятных последствий, мы можем приступить к обсуждению случившегося.
— Я озябла, мне холодно, — стала жаловаться Анастази.
— Холодно! — воскликнул доктор. — Благодарю Бога, что он создал меня из более горячего материала! Ведь подобный удар мог бы вызвать испарину даже у лягушки! Если ты озябла, то можешь идти к себе, в свою спальню, да, кстати, кинь мне сверху мои брюки, а то у меня ноги зябнут.
— Ах, нет, — воскликнула Анастази, — а хочу остаться здесь с тобой!
— В таком случае, сударыня, я не допущу, чтобы вы страдали за вашу супружескую преданность; я сейчас пойду и принесу вам шаль.
Он побежал наверх и вскоре вернулся более одетый и с целой охапкой шалей, платков и пледов для дрожащей от холода Анастази.
— Ну, а теперь, — заявил он, — приступим к расследованию сего преступления. Будем придерживаться дедуктивного метода. Анастази, не знаешь ли ты чего-нибудь, что могло бы навести нас на след?
Но Анастази ровно ничего не знала.
— А ты, Жан-Мари?
— Я тоже ничего не знаю, — твердым голосом ответил мальчик.
— Прекрасно, — сказал доктор, — теперь мы обратим наше внимание на вещественные доказательства (я, очевидно, рожден быть сыщиком, у меня и глаз верный, и систематический склад ума). Итак, прежде всего мы видим, что кража была произведена со взломом; дверцы буфета раскрыты, замок поврежден; и следует мимоходом заметить, что замок был из дорогих, судя по тому, сколько я за него заплатил. Затем, вот орудие, которым был произведен взлом! Это один из наших же столовых ножей, да еще один из лучших, дорогая моя. Этим доказывается, что кража эта была не предумышленная со стороны шайки грабителей, если только в этом случае действовала шайка. Наконец, я замечаю, что ничего, кроме драгоценностей Франшарского клада, не тронуто. Даже все наше столовое серебро осталось в полной неприкосновенности. Это весьма хитро и предусмотрительно со стороны грабителей. Это доказывает основательное знакомство с положением о наказаниях и желание избежать всего, что могло бы повлечь за собой малейшую ответственность перед законом. Из этого я вывожу заключение, что данная шайка насчитывает в числе своих членов людей почтенных, то есть, конечно, только внешне почтенных, как то доказывает сам факт хищения; а во-вторых, я утверждаю, что за нами тайно следили в течение всего вчерашнего дня и в самом Франшаре, где за нами подглядел какой-нибудь очевидец нашей находки, выследивший нас с искусством и ловкостью настоящего сыщика и с терпением, могу сказать, необычайным. Какой-нибудь заурядный преступник или случайный вор не в состоянии был бы проявить столько рассудительности и предусмотрительности. Несомненно, что в нашем соседстве поселились или временно приютились какие-нибудь беглые из тюрьмы разбойники, выдающиеся по уму и ловкости.
