Собрание сочинений в 10 томах. Том 5 - Хаггард Генри Райдер (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
— Этого я не могу разрешить! — сказал начальник конвоя, которому было приказано не позволять Скитальцу говорить на пути ни с кем из посторонних.
— Как желаешь! — отозвался таинственный старец. — Иди на свою гибель! Ты не первый отгоняешь посланников богов и не первый навлекаешь беды и несчастья на эту страну!
— Я готов приказать людям убить тебя тут же на месте! — крикнул взбешенный военачальник.
— Тогда тайна моя ляжет со мной в могилу, вытечет с кровью моей в песок пустыни и с последним вздохом моим разлетится по ветру, безумец! — отвечал бесстрастно старец.
Египтянин смутился, не зная, что ему делать, и подозрительно взглянул на Скитальца, Но тот казался совершенно безучастным. Тогда, посоветовавшись с товарищами, начальник конвоя попросил Скитальца сойти со своей колесницы и выступить на двенадцать шагов навстречу старику, а тот со своей стороны сделает то же. Так они сошлись на глазах и стражи, и всадников фараоновых, а те их не могли слышать.
— Привет тебе, Одиссей из Итаки! — сказал старик в нищенском рубище.
Теперь и Скиталец узнал своего собеседника.
— Привет тебе, жрец Реи, начальник и хранитель сокровищницы фараона!
— Я только жрец, и ничего более, так как царица Мериамон в своем гневе лишила меня всех этих званий, почестей и даже всего скопленного мной имущества из-за тебя, Скиталец, из-за бессмертной, любовь которой ты приобрел! Но слушай: я узнал путем тайной магии о сне фараона и о том, что ты будешь послан воевать с врагом, и, переодевшись нищим, взял самого быстроногого в Танисе верблюда, поспешив сюда окольным путем, чтобы встретить тебя. Мне хотелось только узнать, как это случилось, что ты обманул бессмертную в ту ночь, когда она и я ждали тебя у храма Хатхор. Оттуда я по ее настоятельной просьбе проводил ее во дворец и за то лишился всего, а воплощенная красота вернулась в свое святилище и теперь горько оплакивает твою измену!
— Скажи мне и ты, Реи, знаешь ли ты чары и колдовство Мериамон, знаешь ли, каким образом она привлекла меня к себе и овладела мной в образе златокудрой Елены-аргивянки?
И герой в нескольких словах рассказал старому Реи все случившееся с ним, как он поклялся змеем, когда должен был клясться звездой.
Когда Реи услышал, что Скиталец поклялся змеем, он невольно содрогнулся.
— Ну, теперь я знаю все! — воскликнул он. — Не бойся, Скиталец, не на тебя обрушатся все беды и несчастья и не на бессмертную, которую ты любишь. Змей, обманувший и соблазнивший тебя, отомстит за тебя!
— Реи, — произнес Скиталец, — одно я поручаю тебе! Ты знаешь, что я иду на смерть! Прошу тебя, повидай ту, которую ты зовешь Хатхор, и расскажи, как я был обманут и как я несчастлив; если она будет знать об этом, я умру спокойно. Скажи ей также, что я молю ее о прощении и люблю только ее одну!
— Это я обещаю тебе! — отвечал Реи. — Но смотри, всадники ропщут: нам пора расстаться. Знай, однако, что войско неприятельское надвигается по восточному рукаву Сихора. На расстоянии одного дня пути от Опа горы спускаются к самому краю реки; в этих горах есть скалистое ущелье, через которое должен пройти неприятель. Там ты устрой засаду и там, у Просониса, разобьешь врагов. Прощай! Я разыщу Хатхор и скажу ей все, о чем ты просил меня, но предупреждаю тебя, что руки судеб тяготеют над этой страной. Странные видения роятся в моем мозгу, предвещая недоброе. Прощай.
С этими словами старец вернулся к своему верблюду и, объехав войско, быстро скрылся в облаке пыли.
Скиталец и конвой продолжали свой путь. Первый никому ничего не сказал о том, что ему сообщил старик, заметив только, что, по всей видимости, это был посланник богов, преподавший ему наставление, как вести войну.
Вскоре они прибыли в Оп, где уже собрались войска фараона на огромном, обведенном высокой стеной пространстве перед храмом Ра. Здесь они раскинули свой лагерь у подножия обелиска, стоявшего у ворот внутренней решетки храма, воздвигнутой строителем Реи по образцу обелиска Фив, поставленного божественным Рамсесом Мериамоном во славу Ра на все века.
XXIV. Голос мертвеца
Когда колесница, на которой уезжал Скиталец, скрылась в облаке пыли в необъятной пустыне с глаз следившей за нею царицы Мериамон, она сошла со стены и спустилась с кровли дворца в свои покои, где оставалась одна, пока не настала ночь. В окружавшем ее мраке преступные мысли одна за другой роились в ее душе. Не клялся ли Скиталец, что когда умрет фараон, а Елена-аргивянка переселится вслед за ним в царство теней, он возьмет ее себе в жены? Все равно не впервые она решается на кровавое дело! Ей суждено путем преступления достигать того, чего она желает, она пойдет и теперь этим путем.
Приложив руки к двуглавой змее, опоясывавшей ее стан, царица произнесла таинственным шепотом:
— Осирис призывает тебя, Менепта! Осирис призывает тебя! Тени тех, что погибли из любви к тебе, Елена-аргивянка, собрались у ворот. Фараон, ты умрешь в эту ночь! Завтра в ночь ты, богиня красоты, перестанешь быть тем, что есть. Мужчины не могут причинить тебе вреда, но огонь не откажется отомстить за всех… А в женских руках, готовых разжечь твой похоронный костер, недостатка не будет!
Просидев еще некоторое время в глубоком раздумье, Мериамон вдруг поднялась и ударила в ладоши. Когда явились слуги, она приказала нарядить себя в лучшие царские одежды и убрала голову свою уреем, этим кольцом двуглавой змеи, знаком могущества, затем опоясала себя змеей, знаком мудрости. Потом, достав что-то из потайной шкатулки, она скрыла это у себя на груди и, блистая красотой и царственным величием, прошла в длинную залу, служившую преддверием залы пиршеств. Здесь собрались все принцы царской крови и царедворцы. Когда фараон взглянул на нее, то поразился ее красоте, и уязвленное, скорбное сердце его позабыло на мгновение все печали; он снова полюбил ее, как много лет тому назад, когда она овладела им во время игры в фигуры. Мериамон же уловила в его глазах взгляд любви, и вся накипевшая у нее на сердце ненависть всплыла со дна души, но уста ее ласково и приветливо улыбались фараону и шептали ему добрые слова. Царица сама подливала фараону вино, глаза ее сверкали все ярче и ярче, она улыбалась все приветливее и заманчивее, пока наконец фараон ничего так не желал, как только вновь насладиться ее красотой.
Когда кончился пир и все разошлись из длинной залы, служившей преддверием зала пиршеств, в покоях фараона остались только Менепта и царица Мериамон. Он приблизился к ней и робко взял за руку, заглядывая ей в глаза. Мериамон не отдернула своей руки и не сказала ему никакого гневного слова.
Тут же на краю золотого стола лежала лютня, а также доска для фигурной игры и сами фигуры из чистого золота художественной работы, а также и кости для игры.
— Мериамон, — сказал фараон, — за эти последние пять лет мы с тобой не знали друг друга. Я потерял твою любовь одним неудачным ходом, как при игре в фигуры, дитя наше умерло, войска погибли и рассеяны; враги обступают нас со всех сторон. Теперь одна любовь осталась нам, Мериамон.
Она взглянула на него ласково, как будто скорбь и печаль смягчили ее жестокое сердце, но не сказала ни слова, и фараон продолжал:
— Может ли умершая любовь вновь ожить и воскреснуть, может ли заснувшее чувство вновь пробудиться, а разгневанная любовь — простить?
Мериамон взяла со стола лютню, и пальцы ее стали беззвучно перебирать струны.
— Я не знаю, — отвечала она, — да и кто может знать?
— Ну так вот что! Послушай! Когда-то ты выиграла у меня в фигуры корону. Не дашь ли ты мне сегодня выиграть твою любовь?
Она призадумалась на минуту, затем отвечала:
— Хорошо! Постарайся выиграть, господин: весьма возможно, что на этот раз я проиграю. Позволь мне, государь, расставить фигуры и принести тебе чашу вина.
Расставив фигуры, она перешла в другой конец залы и, взяв там с поставца большую золотую чашу, поставила ее под руку фараона. Последний был так увлечен и так озабочен ходом игры, что ни разу не притронулся к чаше. Глаза царицы горели, щеки пылали в полумраке длинной залы, освещенной только несколькими светильниками. Кругом было тихо, во дворце все спали. Счастье попеременно склонялось то на ту, то на другую сторону, наконец Мериамон проиграла, и фараон с торжеством снял фигуры с доски и, высоко подняв чашу, залпом осушил ее. «Фараон» умер!» — воскликнул он, едва поставив чашу на место.