Рыцарь короля - Шеллабарджер Сэмюэл (лучшие книги без регистрации txt) 📗

— Да, — ответила Анна. — Я найду.

И покинула комнату; глаза её были так же пусты, как у Пьера.

Вернувшись через некоторое время, она принесла с собой длинную полосу золотых кружев, которыми накануне вечером восхищался король, — кружев, привезенных с Востока на венецианской галере. Потом, заботливо накрыв ими голову Рене, она легкими прикосновениями тщательно уложила складки в великолепную фату, которую могла бы надеть и принцесса крови.

— Довольны ли вы, сударь?

Он стоял молча. Потом взял руку Рене.

— Правда ведь, она прекрасна, миледи? Правда, она прекрасна?

— Не может быть прекраснее.

Он держал руку Рене, губы его шевелились, но Блез видел, что он произносил не молитву. Он шептал:

— Я, Пьер Луи…

Еще некоторое время он держал её руку в своей. Потом вдруг рухнул на колени и, закрыв лицо руками, уронил голову на кровать.

Так они его и оставили.

А в другой комнате, на первом этаже, король и де ла Палис стояли у кушетки умирающего де Норвиля. Изворотливый до последней минуты, он ускользал от них; и глаза их были суровы, а губы плотно сжаты. Над ним не удастся учинить королевское правосудие на большой площади в Лионе в назидание прочим негодяям. Помехой тому будет смерть. Однако, может быть, он заговорит, прежде чем умереть…

Де Норвиль отослал дворцового капеллана, которого позвали для совершения последних таинств (ибо в этом нельзя было отказать даже последнему негодяю — такой отказ считался смертным грехом).

— Нет, нет, дом Тома, — прохрипел он, — не утруждайтесь. Я могу дурачить других, но не себя…

И король нашел в этом некоторое утешение. В конце концов, ад — неплохая замена большой площади в Лионе, и пребывание там тянется дольше. Теперь, стоя рядом с ла Палисом, он смотрел в лицо де Норвиля, все ещё красивое, когда его не искажала гримаса боли. Глаза были закрыты, на губах то и дело выступала кровавая пена, он быстро слабел.

— Ну! — проворчал де ла Палис. — Вы так ничего и не хотите сказать нам? Что вы потеряете теперь, говоря правду?

Ответа не последовало. Маршал прибавил:

— Черт побери, дьявол унес удачу…

И тут де Норвиль внезапно открыл глаза. Губы его скривились:

— А что я выиграю? Вот в этом все дело, господа…

Однако минуту спустя он прошептал:

— У меня есть время ответить на один вопрос.

— Скажите мне, — спросил король, — какую роль сыграла в этом миледи Руссель?

— Да… — Де Норвиль захлебнулся на миг кровью, клокотавшей в горле. — Письмо к ней… от сэра Джона… в моем бумажнике. Инструкции ей.

Ему удалось улыбнуться.

— На этот раз не подделка. Совершенно убийственное!

Он указал на боковой карман. Де ла Палис вынул оттуда несколько бумаг, в том числе и письмо, которое передал королю.

Франциск поспешно развернул его, повернувшись к свечам. Лицо его потемнело.

— Действительно! — сказал он, закончив читать. — Такая же Иуда, как вы.

Де Норвиль сделал невероятное усилие, чтобы сказать:

— Мы с нею так похожи. Вместе мы могли бы достигнуть… огромной власти в Европе. Приподнимите меня немного, господин де ла Палис. Мне будет легче говорить.

Маршал хмуро приподнял его, сунул за спину подушку и отступил.

— Большое спасибо, — сказал де Норвиль, переведя дыхание. — Да… одаренная женщина… хладнокровный ум. Она смеялась над… доверчивостью вашего величества.

Его голос слабел:

— «Король дурак» — так она обычно говорила… «Король — дурак».

Де ла Палис поднял руку, но Франциск перехватил ее:

— Нет. Слушайте внимательно. И запоминайте то, что слышите.

Глаза де Норвиля блеснули. Лицо исказилось гримасой — то ли боли, то ли торжества, трудно было сказать.

— Она давала мне советы… насчет покушения. Но я не хотел использовать яд… оружие женщины… Может быть, я ошибся… По-моему… она боится вида крови… Ее единственная слабость…

Приступ кашля сотряс его тело, на губах выступила красная пена.

— Передайте ей… мою любовь.

Де ла Палис перебил:

— Правда ли это? Вспомните, то, что вы сказали, приведет её на костер.

— Моя предсмертная исповедь, — прошептал де Норвиль. — Смотрите же… передайте ей мою любовь.

Начались судороги. Де Норвиль повалился на бок, сдернув покрывало, и минуту спустя затих. Когда де ла Палис перевернул тело, на искаженное лицо было страшно смотреть.

Король и маршал, отвернувшись, перекрестились.

— Жаль, — пробормотал де ла Палис, — что мы не смогли узнать больше.

— Мы узнали достаточно, — процедил король. — Клянусь моей душой, его труп сгорит на одном костре с нею.

Луиза Савойская в сопровождении маркиза де Воля покинула Лион сразу же после получения известия о безрассудном поступке короля — его неожиданном отъезде. Она мчалась во весь опор до самой ночи и, снова пустившись в путь на рассвете, прибыла в Шаван-ла-Тур утром следующего дня. Страх подгонял её.

Известие, что изменить дату выезда предложил королю де Норвиль, подтверждало подозрения насчет него и указывало на неминуемую опасность. Со своей обычной предусмотрительностью регентша позаботилась, чтобы ла Палис прибыл в Фер заранее, имея день в запасе, но весь её план был все-таки достаточно рискованным и не исключал непредвиденных случайностей.

Тем сильнее было её торжество, когда всадник, высланный вперед на разведку, вернулся с известием о событиях прошлой ночи — смерти де Норвиля и о том, что король жив, здоров и вне опасности.

Все произошло в полном соответствии с её желанием, и, сходя с лошади на парадном дворе Шаван-ла-Тура, она имела полное основание бурно радоваться.

Однако ни она, ни маркиз не были настолько бестактны, чтобы подчеркивать свою помощь королю. Франциск выглядел смиренным и виноватым и нуждался не в упреках, а в утешении.

— Честное слово, мне так стыдно, — сказал он им, — в такой ситуации, как эта, я предпочел бы находиться в окружении своих врагов, а не друзей. И я самым униженным образом прошу ваши светлости проявить милосердие и не сыпать мне соль на раны. Они и без того достаточно саднят…

Это был прозрачный намек на то, чтобы его мать и старый министр обошли молчанием многие подробности и возложили всю вину на де Норвиля. Его величество оказался не единственным, кого ввел в заблуждение этот непревзойденный лицемер и негодяй. Даже проницательный канцлер Дюпра был совершенно одурачен, как и большинство придворных.