Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр (список книг TXT) 📗

— Но, быть может, ваше величество соблаговолит рассказать мне об этом?

— Слушайте, и пусть это послужит вам уроком при воспитании других моих внуков, герцог.

— Я весь внимание, государь.

— Я, как и дофин, воспитывался под кровом своего деда. У меня был господин де Вильруа — достойный, весьма достойный человек, вроде вас, герцог. Ах, если бы он позволял мне чаще бывать в обществе моего дяди — регента! Но нет, невинное учение, как вы изволили выразиться, заставило меня пренебречь изучением невинности. Тем временем мне пришла пора жениться, когда женится король, господин герцог, это важно для всего мира.

— О да, государь, кажется, я начинаю понимать.

— Слава Богу! Итак, я продолжаю. Господин кардинал прощупал, насколько я готов стать отцом семейства. Оказалось, совершенно не готов: я был столь наивен в этих делах, что возникла опасность перехода королевской власти во Франции в женские руки. На счастье, господин кардинал решил посоветоваться с господином де Ришелье, который был большим знатоком этой деликатной материи. И у господина де Ришелье возникла блестящая мысль. Тогда жила еще некая мадемуазель Лемор [155] — или Лемур, не помню точно, — рисовавшая замечательные картины, ей и заказали нарисовать целый ряд сцен, понимаете?

— Нет, государь.

— Ну, как бы это сказать? Сельских сцен.

— А, на манер Тенирса [156].

— Даже более того — примитивных.

— Примитивных?

— Ну да, естественных. Точнее, пожалуй, не скажешь. Теперь понимаете?

— Как! — покраснев, воскликнул г-н де Лавогийон. — Вашему величеству осмелились предложить…

— А кто говорит, что мне что-то предложили, герцог?

— Но чтобы ваше величество смогли увидеть…

— Достаточно было, чтобы я посмотрел, — и все.

— Ну и?

— Ну я и посмотрел.

— И…

— И поскольку человек по сути своей склонен к подражанию, я стал подражать.

— Да, государь, средство это, безусловно, хитроумное, надежное, превосходное, но для молодого человека несколько опасное.

Король посмотрел на герцога де Лавогийона с улыбкой, которую можно было бы называть циничной, не промелькни она на губах самого остроумного в мире человека, и проговорил:

— Оставим пока опасность и вернемся к тому, что нам предстоит сделать.

— Слушаю, государь.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Нет, государь, и буду счастлив, если ваше величество соблаговолит объяснить.

— Значит, так: вы сходите за его высочеством дофином, который принимает последние поздравления от мужчин, тогда как его супруга принимает последние поздравления от женщин.

— Да, государь.

— Вы возьмете подсвечник и отведете дофина в сторонку.

— Да, государь.

— Вы сообщите вашему воспитаннику, — продолжал король, подчеркнув два слова, — что его спальня находится в конце нового коридора.

— От которого ни у кого нет ключа, государь.

— Он у меня, сударь. Я предвидел, что сегодня произойдет; вот вам ключ.

Дрожащей рукою г-н де Лавогийон взял ключ; король заговорил снова:

— Хочу вам сказать, герцог, что в этом коридоре я велел развесить двадцать картин.

— Да, государь, понимаю.

— Так вот: вы поцелуете вашего воспитанника, герцог, отопрете дверь в коридор, дадите в руки подсвечник, пожелаете доброй ночи и скажете, что он должен дойти до дверей спальни за двадцать минут — по минуте на каждую картину.

— Понятно, государь.

— Прекрасно. Спокойной ночи, господин де Лавогийон.

— Ваше величество соблаговолит меня простить?

— Даже не знаю — ведь если бы не я, вы бы так удружили моей семье…

Дверь за г-ном воспитателем затворилась. Король позвонил, и появился Лебель [157].

— Кофе, — приказал король. — Да, кстати…

— Государь?

— Принесите кофе и ступайте следом за господином де Лавогийоном, который пошел засвидетельствовать свое почтение его высочеству дофину.

— Иду, государь.

— Погодите же, я ведь еще не сказал, зачем вам нужно туда идти.

— В самом деле, государь, но я горю таким рвением услужить вашему величеству…

— Прекрасно. Стало быть, вы пойдете следом за господином де Лавогийоном.

— Да, государь.

— Он так встревожен и опечален, что, боюсь, расчувствуется перед его высочеством дофином.

— А если он расчувствуется, что я должен делать, государь?

— Ничего, придете и скажете мне.

Лебель принес кофе, поставил его подле короля, и тот неторопливо принялся пить. Прославленный камердинер вышел.

Через четверть часа он вернулся.

— Ну что, Лебель? — осведомился король.

— Государь, господин де Лавогийон стоял у входа в новый коридор и держал его высочество дофина за руку.

— Потом?

— Мне не показалось, что он сильно расчувствовался, напротив, он довольно игриво вращал глазками.

— Дальше.

— Он достал из кармана ключ, протянул его дофину, а тот отпер дверь и ступил в коридор.

— А после?

— А после господин герцог дал его высочеству подсвечник и сказал — тихо, но я все же расслышал: «Ваше высочество, ваша супружеская спальня — в конце этого коридора, от которого я только что отдал вам ключ. Король желает, чтобы вы дошли до спальни за двадцать минут». Принц воскликнул: «Как за двадцать минут? Да тут идти секунд двадцать!» Господин де Лавогийон ответил: «Ваше высочество, это уже не в моей власти. Учить вас мне больше нечему, я просто хочу дать вам совет: посмотрите внимательно на стены этого коридора, и я ручаюсь, что ваше высочество найдет куда употребить эти двадцать минут».

— Недурно.

— После этого, государь, господин де Лавогийон отвесил низкий поклон, причем выглядел возбужденным и пытался заглянуть в коридор. Затем он удалился, оставив его высочество у дверей.

— И его высочество вошел?

— Взгляните, государь, в коридоре виден свет. Он прогуливается там уже с четверть часа.

Король поднял глаза к окну и через несколько секунд воскликнул:

— Вот свет и пропал! Мне тоже в свое время дали двадцать минут, но, насколько я помню, не прошло и пяти, как я уже был подле жены. Увы, о дофине можно сказать так же, как говорили о Расине-младшем [158]: «Он, увы, не сын, а только внук великого отца!»

65. ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ ДОФИНА

Дофин открыл дверь спальни или, верней, передней этой спальни.

Эрцгерцогиня в длинном белом пеньюаре лежала на золоченой кровати, для которой был почти неощутим вес ее хрупкого, нежного тела; странная вещь: если бы кто-нибудь обладал способностью читать по лицу, то под легким облачком печали он обнаружил бы не спокойное ожидание новобрачной, а страх перед одной из тех угроз, источником которых для нервических натур является предчувствие, хотя порой они противостоят ему с куда большим мужеством, чем сами могли бы предполагать.

У кровати сидела первая статс-дама г-жа де Ноайль.

Остальные дамы держались в глубине спальни, готовые удалиться по первому знаку г-жи де Ноайль.

Она же, верная законам этикета, нетерпеливо ждала прихода дофина.

Но поскольку на сей раз всем законам этикета и церемониала суждено было отступить перед злокозненным стечением обстоятельств, лица, которые должны были ввести дофина в спальню, не знали, что по распоряжению Людовика XV его высочеству полагалось прийти через новый коридор, и ожидали его в другой передней.

Та же, в которую вошел дофин, была пуста, дверь, ведущая из нее в спальню, оказалась чуть приотворена, и потому дофин имел возможность видеть и слышать все, что там происходило.

В нерешительности он остановился и украдкой прислушался.

До него донесся чистый и мелодичный, хотя и несколько дрожащий голос дофины:

— Откуда войдет его высочество дофин?