Кольцо великого магистра - Бадигин Константин Сергеевич (читать книги без .txt) 📗

Волнуясь, юноша взбежал по лестницам, жалобно скрипнули иссохшие ступени, и очутился в горнице, где жила Людмила, где она думала, смеялась.

И в горнице все было вверх ногами. Любимый ковер Людмилы разрублен, разломана маленькая скамейка, на которую она ставила свои ноги.

Андрейша долго стоял не шевелясь. Его охватила тревога. «В доме несчастье, — вертелось в голове, — беда. Где Людмила, где искать ее?»

Надежды рухнули в один миг. Людмила казалась теперь далекой и несбыточной мечтой. Стараясь привести свои мысли в порядок, Андрейша приложил ладонь к разгоряченному лбу.

— Кто ты, юноша? — будто издалека услышал он старческий голос.

Чья-то рука прикоснулась к его плечу.

Андрейша круто повернулся и увидел древнюю старуху.

— Где Людмила? — вскричал он. — Скажи, где Людмила? — И он стал изо всех сил трясти старуху за плечи.

— Отпусти, погубишь, — прохрипела она. — Я пришла, чтобы помочь.

Андрейша выпустил из рук свою жертву.

— Говори, я слушаю.

— Десять дней назад, — отдышавшись, сказала старуха, — орденские собаки разорили этот дом. Литовцу Бутриму с женой и дочерью удалось бежать.

— Почему рыцари так поступили? Разве Бутрим делал им зло?

— Я не знаю, в чем вина Бутрима, — ответила, помолчав, старуха, — но рыцари хотели его убить… Если хочешь найти Людмилу, я помогу, — добавила она, глянув на юношу маленькими красными глазками.

— Хочу ли я! — выговорил Андрейша. — Разве может быть иначе?!

— Бутрим скрывается в непроходимых лесах, у старейшины Лаво. Ты сам никогда не найдешь туда дорогу.

Старуха вынула из-за пазухи зеленую деревяшку с двумя закорючками.

— Как только ты покажешь ее пруссу или литовцу, они помогут найти селение старейшины Лаво. Возьми.

Андрейша взял деревяшку, и старуха сразу исчезла. Он даже не успел поблагодарить ее.

Теперь юноша знал, что Людмила жива и что он скоро увидит ее. Скоро, но не сейчас, не сегодня. А он так хотел ее видеть!

Ему трудно было покинуть дом мастера Бутрима. Каждая вещь напоминала радостные, счастливые дни. Вот платок, он привез его прошлым летом в подарок из Новгорода. Вот рассыпанные стеклянные бусы…

Он поднял платок, собрал бусы, обернулся к иконам в углу. На него глядели изможденные лица новгородских святых с большими страдающими глазами и глубокими морщинами.

Со смущенной душой и тяжелым сердцем оказался он на улице. Из дома хлебопека Ганса Шпигеля вышли мастера. Они знали Андрейшу. Немцы жали руки юноше, говорили слова утешения, грозили орденскому замку облипшими тестом кулаками.

Андрейша долго бродил по кривым улочкам Альтштадта, стараясь привести мысли в порядок. День не казался ему светлым и радостным. Будто солнце зашло за темное облако и все изменилось, потускнело, поблекло. Ему захотелось побыть среди людей.

Харчевня, куда он зашел, несмотря на раннее утро, была битком набита разноплеменной солдатней. Орденские наемники пропивали здесь свои деньги, по-своему веселились. Хозяин, тучный немец с потным, красным лицом, стоял у огромной пивной бочки и смотрел в дальний угол. Его внимание привлекли кнехты, игравшие в кости. Судя по выкрикам, они были готовы вцепиться друг другу в горло. Две розовощекие хозяйские дочери в высоких шляпах из синего бархата и в белых передниках разносили гостям кружки с пивом.

На улице приветливо светило солнце, в харчевне, разгоняя мрак, горели свечи. Андрейша высмотрел себе свободное местечко у двери и, спросив пива, уселся на тяжелую дубовую скамью. Рядом подвыпивший шотландский стрелок в голубом берете горланил песню. С другой стороны сидели два огромных прусса, опоясанных мечами. У одного на лице страшная рана: меч начисто отсек ему не только ухо, но и щеку. Вздохнув, бородатые воины молча взялись за кружки с пивом и разом опорожнили их.

— Друзья, — сказал солдатам Андрейша, — почему здесь собралось так много воинов? Разве где-нибудь идет война?

— Кто ты? — спросил одноухий прусс, казавшийся старшим. — Ты не совсем чисто говоришь на нашем языке.

— Я русский, из Новгорода, — ответил юноша. — В нашем городе живет много пруссов.

— Будем знакомы, Русь, — сказал одноухий. — Новгородцы всегда были нашими друзьями.

Бородатые пруссы похлопали по плечу Андрейшу и потребовали еще пива.

— Ты хотел знать, почему в Кенигсберге собрались воины? — спросил прусс помоложе, когда пиво было выпито и перед каждым опять стояла полная кружка.

Андрейша кивнул головой.

— Тогда слушай… Скоро, очень скоро орденские рыцари выступают в поход. В замке собрались рыцари многих земель. Им предстоит редкая забава — поохотиться на людей. Да, да, большая охота. Литовцев будут убивать, как диких зверей.

Молодой воин сжал кулаки. В его голубых глазах сверкнуло бешенство.

— Худо, худо! Мы не звали на свою землю рыцарей. Мы жили счастливо… Проклятые монахи! Окрестили нас, сделали рабами. Выбора не было: или крестись, или умирай…

— Перестань, Лубейтен, — сказал одноухий, строго посмотрев на него. — Нас могут услышать…

— С вами, новгородцами, у нас всегда была дружба, — не слушая продолжал молодой прусс. — Отец моего отца рассказывал, что в давние времена у нас и у русских были одни и те же боги. Многие русские не захотели креститься и бежали к нам. Некоторые потом вернулись, а часть осталась и разделила нашу судьбу. Но после страшной Хонедской битвы пруссы бежали в Новгород и приняли вашего бога… Ты слышал, юноша, о смерти великого князя Кейстута, — спохватился он. — И пруссы, и жемайты, и литовцы оплакивают князя Кейстута… Горе, горе, погиб наш любимый Кейстут!

— Горе нам! — вторил одноухий солдат.

Шотландский стрелок, промочив глотку новой кружкой пива, снова принялся петь песню: О верный мой, О храбрый мой! Он ходит в шапке голубой. И как душа его горда, И как рука его тверда! Хоть обыщите целый свет — Нигде такого парня нет. — Метко бьют из лука шотландские стрелки, — сказал старший воин. — Плохо, что они воюют за рыцарей. А с ним, — он кивнул на певца, — бывал я в одном отряде. Песню эту часто поет, хорошая песня. — И он перевел слова Андрею.

А шотландский стрелок продолжал: Есть рыцари из многих стран — Француз и гордый алеман, Что не страшатся тяжких ран; Есть вольной Англии бойцы, Стрелки из лука, молодцы, Но нет нигде таких, как мой, Что ходит в шапке голубой [2]. Шотландский лучник закончил песню, посмотрел вокруг и с гордостью поправил свой голубой берет.

— Не пройдет и двух дней, как рыцари выступят, юноша, — сказал одноухий, — вспомнишь мои слова. И горе некрещеным литовцам и пруссам. Ни детям, ни женам, ни старикам не будет пощады.

Глава седьмая. ЗА ГОРАМИ, ЗА ДОЛАМИ УМЕР ПОЛЬСКИЙ КОРОЛЬ

Архиепископ польский Бодзента ехал на шляхетский съезд в тряской коляске с кожаным кузовом. На кузове виднелся его грубо намалеванный герб: красное поле и желтый полумесяц рогами кверху, с желтым крестом посредине.

Владыка сидел с правой стороны, на почетном месте, обложенный со всех сторон пуховыми подушками. Двести верст, оставшиеся позади, изрядно его утомили. Шестьдесят два года не шутка даже для такого крепкого и здорового мужчины. Вместе с владыкой сидели епископы Стибор Плоцкий, Николай Куявский и архидиакон Гнезненский Ян из Чернкова. Дорога была плоха, начиналась оттепель, земля раскисла. Возле Серадза возок не раз застревал в грязи, и восемь лошадей, впряженных попарно, с трудом его вытаскивали. Ездовые кричали, ругались и хлопали бичами.

За архиепископской коляской ковыляли по ухабам еще две повозки с престарелыми прелатами. Многие духовные лица, составлявшие свиту архиепископа Бодзенты, ехали верхами. И Бодзента предпочел бы ехать на коне, если бы не преклонные года и сан первосвященника.

Конвой Бодзенты состоял из ста пятидесяти всадников с копьями и мечами во главе с познанским воеводой.

Впереди архиепископской коляски ехал верховой с крестом.