Белый ворон Одина - Лоу Роберт (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Торгунна молча соскользнула со своей кобылы. Мокрое платье плотно облепило ее ноги и пузырилось на коленях — казалось, будто она одета в толстые мужские штаны. Осторожно ступая, она прошла туда, где некогда располагалось ее родное жилище, и остановилась над искореженным телом. Слегка подавшись вперед, она долго всматривалась в жуткие останки, затем выпрямилась и сказала:
— Тор.
Я согласно кивнул. Действительно, это выглядело осмысленным. Именно так и должен был поступить Клеркон: забрал жену и рабов Тора, а также все ценности, какие обнаружились в доме. Самого же Тора с перебитыми ногами бросил, как ненужный балласт.
Торгунна наклонилась и что-то подняла с земли. Затем развернулась и зашагала обратно, к тому месту, где я сидел на коне.
Женщина коснулась моего колена, и я почувствовал, как дрожит ее рука — словно птичка бьется в кулаке. Когда Торгунна разжала пальцы, я увидел вещь, которая привлекла ее внимание. На черной, перепачканной сажей ладони лежал обрывок кожаного ремешка с костяной пластинкой. Корявыми рунами на ней было нацарапано: «Я принадлежу Тору». Я вспомнил: подобные пластины Тор навешивал на шею своим рабам — на тот случай, если кому-то из них вздумается сбежать. Теперь все они перешли в собственность Клеркона. Он погрузил рабов на свой драккар «Крылья дракона», очевидно, намереваясь продать на ближайшем рынке. Всех… и не только рабов.
Итак, Клеркон повел себя обычным образом — захватил добычу и удалился восвояси. Небось сидит сейчас в укрытии, грызет ногти и размышляет, как бы выведать у меня тайну клада. По крайней мере ясно, что он так ничего и не узнал про Тордис. Ибо если б узнал…
— Мы отправимся вслед за моей сестрой, — заявила Торгунна.
Я посмотрел на Квасира. Тот ответил мне долгим взглядом и кивнул. На Торгунну и смотреть не требовалось… И без того ясно: она не спрашивала, а утверждала. Так что мне ничего другого не оставалось, как тоже кивнуть.
— Хейя! — воскликнул Финн, и я мог бы поклясться, что в голосе его послышалось ликование.
4
Море напоминало цветом мокрый сланец. В воздухе висела непреходящая морось, дождевые капли оседали на гребешках волн и обвисали на них мокрыми лошадиными гривами. Где-то далеко впереди — там, где серо-стальное небо сходилось с серо-свинцовой морской гладью — лежали земли, населенные племенами эстов и води.
Сколько туда добираться? Два дня… Три… Никто толком не знал. Говоря о дневном переходе, мореходы обычно имеют в виду расстояние в тридцать морских миль. Но это для приличного корабля, к тому же в хорошую погоду. А на практике запросто может вылиться в два дня пути. Гизур утверждал, что водские берега находятся в трех днях пути от нас, и все высматривал на горизонте зубчатые горные вершины («торчат, точно собачьи зубы», пояснил он). Однако там ничего не менялось — все та же безнадежно-серая муть. Постепенно начинало казаться, будто наш корабль вообще стоит на месте.
Как часто бывает в плохую погоду, все замкнулись в себе. Когда вокруг холодно и мокро, хочется поглубже залезть в какую-нибудь берлогу — хоть и выстроенную внутри тебя самого, — сжаться в комок и терпеливо ждать окончания невзгод.
Хорошо, хоть ветер дул попутный. Почти всю дорогу парус оставался приспущенным до середины мачты, весла были втянуты внутрь драккара, и, тем не менее мы бодро двигались в юго-восточном направлении. В таких условиях людям ничего другого не оставалось, как лежать на палубе, завернувшись в непромокаемые спальные мешки.
Торгунна со своими рабынями, а также свора охотничьих собак — все они сгрудились вокруг меня под легким навесом, который достался мне в качестве привилегии ярла. И хотя он давал лишь иллюзию убежища, все равно мы предпочитали сидеть вместе. Мне приятно было ощущать тепло человеческих тел рядом. К этому добавлялось странное удовольствие от того, что тела эти принадлежали женщинам.
На время своего отсутствия я назначил Ботольва присматривать за усадьбой. Этот знак моего благоволения не произвел на него особого впечатления. Зато Ингрид буквально просияла, принимая от Торгунны ключи от хозяйства. Ее торжествующий вид сильно не понравился Квасировой жене. Она и так переживала, что вынуждена расстаться со своим приданым — массивным дубовым сундуком, в котором хранились льняные простыни, вытканные еще ее бабкой… А уж мысль, что приходится передавать управление домом посторонней женщине — ведь Ингрид даже не являлась моей женой, — и вовсе казалась ей непереносимой. А посему мне пришлось пообещать Торгунне, что, по возвращении, она непременно получит свои драгоценные ключи обратно.
— Сиди тихо и ничего не предпринимай, — наставлял я Ботольва, который слушал меня с кислой миной.
Он был обижен решением не брать его с собой (наверняка объяснял это своим увечьем — мол, конечно, кому нужны калеки в походе?). На самом же деле я стремился обеспечить себе крепкие тылы в Гестеринге. Я не хотел, находясь на чужбине, беспокоиться за оставленный дом. А основания беспокоиться у меня были, и весьма веские. Ведь у погибшего Тора имелось немало друзей в нашей округе, и неизвестно еще, на кого они возложат ответственность за случившееся. И, самое главное, что захотят предпринять. В таких неопределенных обстоятельствах лучше перестраховаться. А для этого мне были необходимы одновременно трезвый ум и храброе сердце. Предполагалось, что Ингрид обеспечит первое, а Ботольв — второе.
— Прежде всего, я хочу разобраться с Клерконом и вернуть сестру Торгунны, — втолковывал я ему, — а затем отправиться в Гардарики — на поиски Коротышки Элдгрима и Обжоры Торстейна.
Ботольв кивнул в знак согласия — как если бы все понял, однако я не обольщался на счет своего побратима. У него много достоинств, но вот особой сообразительностью он не отличался. По правде говоря, ума в голове Ботольва не больше, чем в лошадиной заднице. Однако время от времени он меня удивляет. Вот и сейчас Ботольв ненадолго задумался, а затем изрек:
— У ярла Бранда найдется много чего сказать по поводу этой истории… И боюсь, ничего из того, что он скажет, нам не понравится. Знаешь, Орм, тебе бы лучше придумать, как ему все изложить помягче. И сделать это до того, как он объявит тебя вне закона.
Видя мое изумление, Ботольв усмехнулся и добавил:
— Может, стоит продать свою усадьбу мне? Ну, скажем, за один желудь… или за одного цыпленка. А когда вернешься, выкупишь ее обратно. Таким образом…
— Единственное, чего я добьюсь таким образом, — прервал я побратима, — так это верной смерти. Да ярл Бранд голову с меня снимет за то, что я посмел торговать его дарами!
С минуту он обдумывал мои слова, а затем удивил меня еще больше.
— Если ты хочешь сохранить за собой Гестеринг — и при этом не потерять любовь ярла, — тогда тебе надо подумать вдвойне. Потому что придется изобрести нечто особенное — такое, что поможет преодолеть его недовольство. А, думаю, ярл Бранд будет очень недоволен, узнав, что ты столько лет водил его за нос и скрывал сокровища Атли. Не говоря уж о том, что мы болтаемся по округе и пугаем честной народ…
Его взгляд был спокойным и кротким — точно море во время полного штиля.
— И вот что я надумал, Орм… По всему выходит, что надобно тебе вернуться в гробницу Аттилы и вывезти как можно больше серебра.
Голос его дрогнул, ибо Ботольв понимал, что самому ему не суждено участвовать в этом грандиозном предприятии. Выдавив из себя вымученную улыбку, он протянул вперед руку и пошутил:
— Я, кстати, надеюсь получить свою долю.
Мы, как и полагается, посмеялись вместе и обменялись дружеским рукопожатием — запястье к запястью. У меня немного отлегло от сердца: похоже, Гестеринг остается в надежных руках.
Я сообщил Ботольву, что беру с собой Друмбу и Хега, а также трех рабынь для Торгунны. Это, конечно, его не обрадовало: двое наших рабов умерли прошлой зимой, а потому лишиться еще пятерых траллов означало поставить под удар все труды по хозяйству. Не говоря уже о том, что отъезд Торгунны станет серьезным испытанием для Гестеринга. Ведь на этой женщине, как на столпе, держалась вся усадьба. Честно говоря, я не хотел брать Торгунну в поход. Однако она уперлась: мол, что бы ей ни говорили, а она поедет за сестрой. И точка. Квасир ее поддержал, так что мне пришлось смириться. Обо всем этом я напомнил разворчавшемуся Ботольву, и тот примолк.
