Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2 - Клавелл Джеймс (читать хорошую книгу txt) 📗
– А почему бы нет? Их полно вокруг – известных, неизвестных, активных, выжидающих. – Аарон методично следил за всем, что происходило вокруг, проверяя вновь входящих, ожидая встретить врагов, зная об огромном количестве вражеских агентов в Эль-Шаргазе и в регионе залива. И нам известно о врагах здесь, в старом городе и в новом городе, по дороге вниз, в Оман, и по дороге наверх, в Дубай, Багдад, Дамаск, Москву, Париж, Лондон, через океан в Нью-Йорк, к югу от обоих Мысов и к северу от Полярного круга, везде, где есть люди, и они не евреи. Только еврей автоматически не попадает под подозрение, да даже и в этом случае в наше время приходится быть осторожным.
Есть многие среди избранного народа, которым не нужен Сион, которые не хотят идти на войну или платить за войну, не хотят понять, что Израиль висит на волоске, когда шах, наш единственный союзник на Ближнем Востоке и единственный из всей ОПЕК поставщик нефти для наших танков и самолетов, оказался изгнанным, не хотят знать, что нас прижали спиной к Стене Плача и мы должны сражаться и умирать, чтобы защитить данную нам Богом землю Израиля, которую мы с Божьей помощью вернули себе такой ценой!
Он посмотрел на Вессона, американец ему нравился, он прощал ему его недостатки, восхищаясь им как профессионалом, но жалея его: он не был евреем и потому оставался под подозрением.
– Я рад, что родился евреем, Гленн. Это настолько облегчает жизнь.
– Каким образом?
– Ты знаешь, чего тебе ждать.
На дискотеке, отель «Шаргаз». 23.52. В зале преобладали американцы, британцы и французы, было несколько японцев и азиатов. Европейцы были в большинстве – намного, намного больше мужчин, чем женщин, – возраст варьировался от двадцати пяти до сорока пяти лет: иностранцы, приезжавшие работать в странах залива, должны были быть молодыми, крепкими, предпочтительно неженатыми, чтобы выжить в этой тяжелой, лишенной женского общества обстановке. Несколько пьяных, некоторые из них вели себя шумно. Тут были люди уродливые и не слишком, страдающие от избыточного веса и не полные, большинство мужчин были поджарыми, пребывали в расстройстве и были готовы взорваться, как вулкан. Несколько жителей Эль-Шаргаза и других стран залива, но только богатые, принявшие западный образ жизни, утонченные, – все мужчины. Большинство из них сидели наверху, потягивали коктейли и плотоядно оглядывали присутствовавших женщин, а те немногие, кто танцевал на небольшой площадке внизу, выделывали па с европейками: секретаршами, сотрудницами посольств, авиакомпаний, медсестрами или сотрудницами других отелей – партнерши были нарасхват. Ни одной шаргазской или арабской женщины здесь не было.
Паула танцевала с Шандором Петрофи, Дженни – со Скраггером, а Джонни Хогг – щека к щеке с девушкой, которая была так увлечена разговором, тем разговором на террасе, медленно раскачиваясь в половину темпа.
– Как долго вы здесь пробудете, Александра? – промурлыкал он.
– До следующей недели, всего до следующей недели. Потом я должна буду вернуться к мужу в Рио.
– О, но вы так молоды, чтобы быть замужем! И вы здесь одна все это время?
– Да, одна, Джонни. Это так грустно, нет?
Он не ответил, просто чуть крепче прижал ее к себе и благословил свою судьбу за то, что поднял книгу, которую она случайно уронила в холле отеля. Пульсирующий свет на мгновение ослепил его, потом он заметил Гаваллана наверху; тот стоял у перил, мрачный, погруженный в свои мысли, и ему снова стало жаль его. Сегодня днем он с неохотой договорился для него о ночном авиарейсе в Лондон, попытавшись убедить его отдохнуть денек.
– Я знаю, что разница во времени из-за перелетов для вас – сущий ад, сэр.
– Нет, Джонни, спасибо, все нормально. Мы по-прежнему вылетаем в Тегеран в десять?
– Да, сэр. Наше разрешение, как и раньше, имеет первоочередность, и потом чартер до Тебриза.
– Будем надеяться, что там все пройдет гладко, просто туда и обратно.
Джон Хогг почувствовал, как девушка прижалась к нему низом живота.
– Поужинаем завтра? Я должен вернуться часам к шести.
– Может быть. Но только не раньше девяти.
– Превосходно.
Гаваллан некоторое время смотрел на танцующих, едва видя их, потом повернулся, спустился по лестнице и вышел на террасу первого этажа. Ночь была чудесной: огромная луна, безоблачное небо. До самой окружавшей их стены простирались акры красиво подсвеченных, прекрасно ухоженных садов, кое-где виднелись серебристые зонтики поливальных аппаратов.
«Шаргаз» был самым большим отелем в крошечном государстве, с одной стороны – море, с другой – пустыня, восемнадцатиэтажное основное здание, пять ресторанов, три бара, зал для коктейлей, кофейня, дискотека, два плавательных бассейна, сауны, хамамы, теннисные корты, оздоровительный центр, торговая галерея с дюжиной бутиков, дорогих сувенирных лавок и магазином ковров Аарона, салоны-парикмахерские, видеотека, пекарня, электроника, комната связи с телексом, печатные машинки, все номера, включая многокомнатные, как во всех современных европейских отелях, с кондиционерами, ванными комнатами с биде со входом прямо из спален и круглосуточным обслуживанием – большей частью, улыбающиеся пакистанцы, – срочная химчистка, сиюминутная глажка, цветной телевизор в каждой комнате, свой канал с кинофильмами, канал новостей фондовых рынков и спутниковая телефонная связь со всеми столицами мира.
Все верно, подумал Гаваллан, но все равно это гетто. И хотя правители Эль-Шаргаза, Дубая и Шарджи – люди либеральные и терпимые, почему иностранцы могут заказывать в отелях спиртное, могут даже покупать его, хотя да поможет вам Бог, если вы попытаетесь перепродать его мусульманину, и наши женщины могут водить машины, ходить по магазинам, гулять, нет никаких гарантий, что все это продлится и дальше. В нескольких сотнях шагов отсюда жители Эль-Шаргаза живут так же, как жили веками, а в нескольких милях, по ту сторону границы, спиртное запрещено, женщины не могут ездить на машинах или появляться на улице в одиночку, должны покрывать волосы, руки и плечи и носить просторные шаровары, а еще дальше, в настоящей пустыне, люди существуют в слое жизни, где нет места жалости.
Несколько лет назад он взял «рейнжровер» и проводника и вместе с Мак-Айвером, Дженни и своей новой женой Морин отправился в пустыню, чтобы провести ночь в одном из оазисов на краю Руб-эль-Хали. Был прекрасный весенний день. Через несколько минут после того, как они проехали аэропорт, дорога превратилась в тропинку, которая быстро сошла на нет, и они медленно покатили по каменистой земле, накрытой голубой чашей неба. Остановились, чтобы пообедать, потом двинулись дальше, иногда по песку, иногда по камням, кружа по пустыне, где никогда не падал дождь и ничего не росло. Ничего. Снова вперед. Когда они остановились и выключили мотор, тишина навалилась на них как физическое тело, солнце набросилось на них, и пространство поглотило их.
Ночь была иссиня-черной, звезды – огромными, палатки – прочными, и ковры – мягкими, и тишина вокруг стала еще глубже, пространство – еще обширнее, в голове не укладывалось, что может существовать столько пространства.
– Я ненавижу это, Энди, – прошептала Морин. – Это пугает меня до смерти.
Меня тоже. Не знаю почему, но пугает. Во все стороны от пальм оазиса пустыня простиралась до самого горизонта, дразнящая и неземная.
– Эта огромность словно высасывает из тебя жизнь. А представь, как это все выглядит летом!
Морин вздрогнула.
– Она заставляет меня чувствовать себя ничтожней самой маленькой песчинки. Сокрушает меня – каким-то образом забирает у меня мое равновесие. Ладно, парень, одного раза мне хватило. Мне подавай Шотландию – ну, щепотку Лондона, – а здесь ноги моей больше не будет.
И она так никогда и не вернулась. Как Нелл у Скрэгга, подумал он. Не кори их. И мужикам-то в заливе – не сахар, а уж женщинам… Он огляделся. Дженни выходила на террасу через высокую стеклянную дверь, обмахиваясь веером, выглядя гораздо моложе, чем в Тегеране.