Белые лодьи - Афиногенов Владимир Дмитриевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Значит, осталось две ночи… — И Доброслав с Дубыней многозначительно переглянулись.
Стражник, о чем-то догадавшись, сразу заторопился, пожелал им доброго вечера…
Клуд и Дубыня остались одни.
Мимо них прошел строй солдат, возвращавшихся из терм, — они были без оружия и без шлемов, с мокрыми волосами, на их красных лбах и кончиках носов висели капельки пота; под мышками держали узелки с бельем.
В нише над аркой ворот казармы стояла икона Христа Пантократора. Солдаты-христиане крестились, глядя на нее, а язычники вскидывали в приветствии правую руку, сжатую в кулак, — знак уважения к византийскому небесному покровителю. За каждым солдатом-язычником пристально наблюдал декарх [42]: только попробуй не подними руку!..
Доброслав проследил, как строй солдат исчез в воротах казармы, словно кусок поросятины во рту велита Фоки, и сказал Дубыне:
— А не пойти ли и нам помыться… Я тут знаю одну терму недалеко от агоры, которую содержит сириец, знатный пройдоха, все про всех знает… Может быть, что-нибудь сообщит интересное… — И Клуд, подмигнув, подбросил на ладони кожаный мешочек с милиариссиями.
— И у меня кое-что есть, — похлопал по поясу Дубыня.
По главной улице Аракса они поднялись к акрополю — возвышенной части города, где и располагалась агора.
В античное время здесь были построены общественные здания, храмы Геракла и Афродиты.
Теперь на месте этих храмов и зданий увидели Доброслав и Дубыня базилику Двенадцати апостолов с крестообразной крещальней, а чуть поодаль — терму сирийца Сулеймана ал-Фаруха, похожую на куб. Термы обязательно возводились, как и базилики, на возвышенных местах; если базилики служили для омовения души, то и термы для очищения плоти для порядочного гражданина имели не последнее значение…
Терма Сулеймана отличалась особой изысканностью и этим привлекала большинство жителей Херсонеса. Она делилась на несколько отделений: в первом — самом большом — стояли кадки с высокими вечнозелеными пальмами и между ними ходили важные павлины с радужными хвостами и своим видом как бы олицетворяли мудрую красоту мира…
Потом посетитель переходил в другое — с белым мраморным полом и длинными скамьями из красного камня, расположенными вдоль стен, а на стенах красочные фрески изображали арабские фонтаны, возле которых кружились в танцах обнаженные крутобедрые женщины. Здесь плескался фонтан настоящий, в этом отделении посетители снимали свои одежды.
Далее они попадали в низкий сводчатый зал с квадратным бассейном, в который из отверстий в трех стенах, облицованных плинфой [43], лилась горячая и холодная вода. По краям бассейна тоже тянулись каменные скамьи, и на них стояли медные тазы, постоянно наполняемые и заменяемые служителями термы.
В этом зале могли одновременно мыться десять мужчин. Другая половина термы, меньшего размера и более грубой отделки, отводилась женщинам.
Доброслав и Дубыня увидели, что бассейн выложен мозаикой из белых, желтых и красных морских камешков. Под полом проходили трубы с горячей водой, которая нагревалась в больших котлах, стоящих на улице в особой пристройке, поэтому плиты мраморного пола приятно грели подошвы ног. Скоро в зале образовался пар, по трубам, скрытым в стенах, пустили прокаленный воздух, и стало жарко, пот проступил сквозь поры.
Некоторые моющиеся, уже не дожидаясь служителей термы, сами хватали медные тазы и бежали к источникам холодной воды и с кряхтеньем окатывали себя ею.
Открылась дверь. На пороге появился сам хозяин, низенький, с опрятным брюшком, и пожелал приятного пара.
— Вам здоровья, Сулейман, — ответили ему сразу несколько голосов.
Сириец улыбнулся и вышел.
Запахнувшись в простыни, за ним в раздевальню тут же проследовали Доброслав и Дубыня.
Увидев их, сарацин пошел навстречу, восклицая:
— Здравствуй, Доброслав… Рад тебя снова видеть у себя! Как попарились?
— И я тоже рад! Многие годы счастливой жизни и тебе, почтенный Сулейман, и твоим детям, внукам и детям внуков… Попарились мы хорошо и теперь бы желали со своим приятелем поиграть в зернь [44]. Может, и ты с нами?
— С хорошими людьми с большим желанием… — сразу оживился низенький сириец, и глаза его, чуть навыкате, как спелые сливы, масляно заблестели. Он хлопнул в ладоши, и тут же появилась доска с игральными костями.
Доброслав незаметно подмигнул Дубыне — тот понял, что надо поддаться в игре сарацину.
Первый выигрыш так обрадовал Сулеймана, что он даже вспотел, хотя здесь, в раздевальне, было не жарко, и попросил слугу перенести доску и кости в зал с пальмами и павлинами. Сириец стал словоохотливее, угостил Дубыню и Клуда прохладным щербетом и справился, зачем они пожаловали в Херсонес.
— Да, с солью в городе становится все хуже и хуже… — выслушав Клуда, заговорил Сулейман. — Рыбаки недовольны, свои уловы вынуждены выбрасывать в море, так как владельцы рыбозасолочных кладовых не покупают их. Недавно ключарь базилики Двенадцати апостолов жаловался мне на это: у них много рыбозасолочных вырублено в скалах, и винодельни в хозяйстве есть. Любит он попариться в моей терме, а потом мы, сидя вот здесь, как с вами, беседуем с ним на богословские темы… Ему нравится, что я, магометанин, считаю Иисуса Христа выше пророка Мухаммеда. И душой не кривлю. В Коране Христос семь раз назван ал-Масих — Мессия. Мусульмане производят это имя от корня «касаюсь», — значит, глажу, провожу рукой или «помазываю». В первом случае оно говорит, что «прикосновение руки Иисуса исцеляло болезни», во втором — что «он был помазан Богом в пророки». Мухаммед признает Христа высшим из пророков и принимает его рождение от Девы и нетление его тела, чем Иисус становится даже выше самого Мухаммеда.
— Для нас эти ваши рассуждения очень сложны, — простодушно сказал Дубыня.
— Ах да, понимаю… — улыбнулся Сулейман, пряча выигранные деньги за пояс. — Но а попробуй я сказать что-нибудь против христианского Бога, меня тут же лишат не только термы, но и головы… Еще моему отцу, который купцом попал в Херсонес, приходилось так же толковать Коран, поэтому и живем здесь…
— Сулейман, в городе много разговоров о предстоящей казни… — сказал Доброслав.
— Вот вам и пример тому, что такое возразить, а тем более поднять руку на служителя христианской церкви. — И Сулейман ал-Фарух повторил рассказ стражника-славянина и заключил его такими словами: — Мученики всегда мудрее тиранов, потому и становятся мучениками…
— А нельзя ли помочь этим мученикам? — напрямую, холодея от мысли, что их может предать сарацин, спросил Доброслав и, вытащив кожаный мешочек с милиариссиями, покачал его, взявшись большим и указательным пальцами за связанное ремешком устьице. — Дубыня, расскажи почтенному Сулейману, для чего нам нужно повидать алана Лагира.
По опечаленному лицу сирийца видно было — он искренне сочувствует страданиям умирающей матери, и у Клуда на мгновение возникла надежда, что сириец поможет им бескорыстно, но увидел, что мешочек с деньгами все больше и больше притягивал взгляд темных, как безлунная ночь, глаз сарацина. В конце концов алчность взяла верх над состраданием, и Сулейман ал-Фарух, сын купца, протянул руку и, взяв мешочек, сунул его за пояс.
— Хорошо, славы, приходите завтра сюда, и я познакомлю вас с ключником. Он также любит играть в кости и пить вино. Пригласите его в таверну, а лучше в лупанар к блудницам.
— Помилуй, Сулейман, служителя церкви и — в лупанар…
— Я знаю, что говорю… И учтите, ключи от церковных подвалов он не доверяет никому и всегда носит их при себе.
Был уже час после обедни. На улицах стало оживленно. Базилика Двенадцати апостолов сияла белизной двадцати двух мраморных колонн, когда-то завезенных сюда из Гераклеи, расположенной на южном берегу Понта Эвксинского и в свою очередь являвшейся колонией греческого города Мегары. Эти колонны, предназначенные для храма Афродиты, везли на триремах, и они должны были символизировать гордость рабовладельцев-демократов, потерпевших поражение от аристократической партии и вынужденных покинуть свою метрополию [45] в конце V века до нашей эры. Потерпевших поражение, но не сломленных духом, сумевших оттеснить силой оружия со своих исконных земель тавров и скифов и в Восточном Крыму, называемом Таврией, основать в короткий срок города Пантикапей, Мирмекий, Тиритаку, Нимфей, Киммерик и Феодосию, на западном — Херсонес, Кертинтиду, Калос-Лимен.
42
Декарх — младший командир, имевший под командой десять воинов.
43
Плинфа — тонкий кирпич.
44
Зернь — старинная игра в кости.
45
Метрополия (метрополис) — в переводе с древнегреческого означает «мать-город».