Женская война - Дюма Александр (полные книги txt) 📗
– Как жаль, – сказала она, – что ветреность несносного Каноля помешает ему воспользоваться честью, которой вы хотели удостоить его! Если бы он был здесь, вся его будущность устроилась бы, но его нет, и он может потерять всю карьеру.
– Но, – возразил герцог, – если мы его отыщем...
– О, этого не может быть, ведь дело идет о женщине. Он не вернется.
– Что же прикажете мне делать? Как помочь горю? – отвечал герцог. – Молодые люди ищут веселья, он молод и веселится.
– Но я постарше его и порассудительнее и полагаю, что следовало бы оторвать его от этого несвоевременного веселья.
– Какая сердитая сестрица!
– В первую минуту он может сетовать на меня, – продолжала Нанона, – но впоследствии, уж верно, будет благодарить.
– Ну так говорите, что вы хотите делать? Если у вас есть какой-нибудь план, так я готов исполнить его, говорите!
– Разумеется, есть.
– Так говорите.
– Вы хотели послать его к королеве с важным известием?
– Хотел, но ведь его нет.
– Пошлите за ним вдогонку, он едет по Парижской дороге, тут уж половина дела сделана.
– Вы совершенно правы.
– Поручите все дело мне, и Каноль получит ваши приказания сегодня вечером или завтра утром, не позже. Отвечаю вам за успех.
– Но кого послать?
– Вам нужен Куртово?
– Нисколько.
– Так отдайте мне его, и я его отправлю к Канолю с моим поручением.
– Какая дипломатическая голова! Вы далеко пойдете, Нанона! – сказал герцог.
– Только бы вечно учиться у такого превосходного учителя, больше я ничего не желаю.
Она обняла старого герцога, а тот вздрогнул от радости.
– Какую чудесную шутку сыграем мы с нашим селадоном! – сказала она.
– И рассказывать будет весело!
– Я сама хотела бы поехать за ним, чтобы видеть, как он примет посланного.
– К несчастию, или, лучше сказать, к счастию, это невозможно, и вам надобно остаться со мною.
– Пожалуй, но не будем терять времени. Извольте писать вашу депешу, герцог, и отдавайте Куртово в мое распоряжение.
Герцог взял перо и на листочке бумаги написал только эти два слова:
«Бордо – нет».
Потом подписал свое имя.
На конверте этой лаконической депеши он надписал:
«Ее величеству королеве Анне Австрийской, правительнице Франции».
В то же время Нанона написала две строчки и показала их герцогу.
Вот они:
«Любезный барон!
Вы видите здесь депешу к королеве. Отдайте немедленно, дело идет о спасении отечества.
Ваша преданная сестра Нанона».
Нанона складывала записку, когда на лестнице послышались быстрые шаги. Куртово отворил дверь с веселым лицом человека, который принес нетерпеливо ожидаемое известие.
– Вот барон Каноль, я встретил его очень близко отсюда, – сказал егерь.
Герцог вскрикнул от приятного изумления.
Нанона побледнела, бросилась в дверь и прошептала:
– Верно, такова уж моя судьба!
В эту минуту в дверях показалось новое лицо, одетое в великолепный костюм, со шляпою в руках и улыбавшееся с самодовольным видом.
VIII
Если бы гром разразился над Наноною, это не столько бы поразило ее, сколько удивило это неожиданное появление. Она невольно с глубокою горестью вскрикнула в испуге:
– Опять он!
– Да, я, милая моя сестрица, – отвечал гость нежным голосом. – Но извините, – прибавил он, увидав герцога, – может быть, я беспокою вас.
И он до земли поклонился гиеннскому губернатору, который отблагодарил его ласковым жестом.
– Ковиньяк! – прошептала Нанона так тихо, что слово это, казалось, вылетело из ее сердца, а не из уст.
– Добро пожаловать, барон де Каноль, – сказал герцог с веселою улыбкою, – ваша сестра и я говорим только о вас со вчерашнего вечера и со вчерашнего вечера желаем видеть вас.
– А, вы желали видеть меня! В самом деле? – сказал Ковиньяк, обращая на Нанону взгляд, в котором выражались ирония и сомнение.
– Да, – отвечала Нанона, – герцогу захотелось, чтобы я представила вас ему.
– Только из опасения обеспокоить вас не добивался я этой чести раньше, – сказал Ковиньяк, низко кланяясь герцогу.
– Да, барон, – отвечал герцог, – я удивлялся вашей деликатности, но все-таки упрекаю вас за нее.
– Меня, герцог, меня хотите упрекать за деликатность!
– Да, если бы ваша добрая сестра не занялась вашими делами...
– А... – сказал Ковиньяк, с красноречивым упреком взглянув на сестру. – А, сестра моя занялась делами...
– Да, делами брата, – подхватила Нанона, – что же тут особенно удивительного?
– И сегодня кому обязан я удовольствием видеть вас? – спросил герцог.
– Да, – подхватил Ковиньяк, – кому ваша светлость обязаны удовольствием видеть меня?
– Кому? Разумеется, одному случаю, только случаю, который воротил вас.
«Ага, – подумал Ковиньяк, – я, должно быть, уезжал».
– Да, вы уехали, несносный брат, – сказала Нанона, – и написали мне две строчки, они еще более увеличили мое беспокойство.
– Что же делать, милая Нанона? – сказал герцог. – Надобно прощать влюбленных.
«Ого, дело запутывается! – подумал Ковиньяк. – Я, должно быть, влюблен».
– Ну, – сказала Нанона, – признавайтесь, что вы влюблены.
– Пожалуй, не отказываюсь, – отвечал Ковиньяк с глупой улыбкой и стараясь узнать сколько-нибудь правды, чтобы сказать потом большую ложь.
– Хорошо, хорошо, – прервал герцог, – однако же пора завтракать. Вы расскажете нам, барон, про ваши интриги за завтраком. Франсинетта, подай прибор барону Канолю. Вы еще не завтракали, капитан, надеюсь?
– Нет еще, ваша светлость, и должен даже признаться, что утренний воздух придал мне удивительный аппетит.
– Скажите лучше, ночной воздух, потому что вы всю ночь провели на большой дороге.
«Черт возьми! – подумал Ковиньяк. – Мой зять на этот раз угадал чудесно».
Потом прибавил вслух:
– Пожалуй, извольте, соглашусь, воздух ночной...
– Пойдемте же, – сказал герцог, подавая руку Наноне и переходя в столовую с Ковиньяком. – Вот тут довольно работы для вашего желудка, как бы он ни был взыскателен.
Действительно, Бискарро превзошел самого себя: блюд было немного, но все они были отборные и приготовлены превосходно. Белое гиеннское вино и красное бургонское выливалось из бутылок, как жемчуг и как рубин.
Ковиньяк ел за четверых.
– Брат ваш ест чудесно! – сказал герцог. – А вы не кушаете, Нанона?
– Мне уже не хочется есть.
– Милая сестрица! – вскричал Ковиньяк. – Ведь удовольствие видеть меня отняло у ней аппетит. Право, мне досадно, что она так любит меня!
– Возьмите кусочек рябчика, Нанона, – сказал герцог.
– Отдайте его моему брату, герцог, – отвечала Нанона. Она заметила, что тарелка Ковиньяка быстро пустеет, и боялась, что он опять начнет смеяться, когда кушанье исчезнет.
Ковиньяк подставил тарелку и улыбнулся самым благодарным образом. Герцог положил ему на тарелку кусок рябчика, а Ковиньяк поставил перед собою тарелку.
– Ну, что же вы поделываете, Каноль? – спросил герцог с такою милостивою кроткостью, которая показалась Ковиньяку чудесным предзнаменованием. – Разумеется, я говорю не о любовных делах.
– Напротив того, говорите о них, ваша светлость, говорите, сколько вам угодно, не церемоньтесь, – отвечал Ковиньяк, которому частые приемы медока и шамбертена развязали язык. Впрочем, он не боялся появления барона Каноля, что редко случается с теми, кто принимает на себя чужое имя.
– Ах, герцог, – сказала Нанона, – он очень хорошо понимает шутку!
– Так мы можем потолковать с ним об этом молоденьком дворянине, – сказал герцог.
– Да, о том мальчике, которого вы встретили вчера, братец, – прибавила Нанона.
– Да, на дороге, – сказал Ковиньяк.
– И потом в гостинице Бискарро, – прибавил герцог д’Эпернон.
– Да, потом в гостинице Бискарро, – сказал Ковиньяк, – это сущая правда.