Голубой горизонт - Смит Уилбур (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Что вы делаете?! – в тревоге воскликнула Луиза. Раньше он так не делал, и она попыталась сесть. Он прижал ее, и она вдруг закричала и впилась ногтями ему в плечи. Его губы прижались к ее самым интимным местам. Ощущение было таким острым, что на мгновение Луизе показалось, что она теряет сознание.
Он спускался за ней по винтовой лестнице не каждый вечер. Часто по вечерам слышался грохот карет на булыжной мостовой под окном Луизы. Она задувала свечу и из-за занавески смотрела, как на очередной банкет или званый вечер приезжают гости минхеера ван Риттерса. После их отъезда она долго лежала без сна, надеясь услышать его шаги на лестнице, но обычно ее ждало разочарование.
На недели или даже месяцы он исчезал, уплывал на одном из своих кораблей в далекие края с необычными названиями. Когда его не было, она скучала и не находила себе места. Луиза обнаружила, что у нее не хватает терпения даже на Гертруду, и была очень недовольна собой.
Когда он возвращался, его присутствие заполняло весь большой дом, даже слуги оживлялись, всех охватывало возбуждение. Неожиданно всякая скука, всякое томление исчезали, когда Луиза слышала его шаги на лестнице, и она вскакивала с кровати и бежала к потайной двери встретить его. Позже он придумал сигнал, чтобы вызывать ее к себе, а не спускаться к ней. За ужином он посылал лакея с розой для Гертруды. Никто из слуг, доставлявших розу, не считал это странным: все знали, что минхеер испытывает необъяснимую привязанность к своей некрасивой и не слишком умной дочери. Но в такие вечера дверь на верху винтовой лестницы оставалась открытой, и когда Луиза проходила в нее, он ее ждал.
Эти встречи никогда не бывали одинаковыми. Каждый раз он изобретал для них обоих какую-нибудь новую игру. Заставлял ее надевать фантастические костюмы, играть роль молочницы, конюха или принцессы. Иногда приказывал ей надевать маску в виде головы демона или дикого зверя.
В другие вечера они разглядывали рисунки в зеленой книге и потом разыгрывали изображенные на них сцены. Когда он в первый раз показал ей рисунок, на котором девушка лежала под юношей и его стержень был на всю длину погружен в нее, Луиза не поверила, что такое возможно. Но он был мягок, терпелив и предупредителен, так что когда это произошло, боль не была сильной и лишь несколько капель девственной крови упали на простыни широкой кровати. Луизе казалось, что она добилась чего-то невероятного, и, оставшись одна, она со страхом и благоговением разглядывала нижнюю часть своего тела. Она была убеждена, что теперь уж хозяин ничему больше не может ее научить. Считала, что научилась доставлять ему и себе наслаждение самым удобным способом. Но она ошибалась.
Он уехал в одно из своих бесконечных путешествий, на этот раз в город под названием Санкт-Петербург, ко двору царя Петра Алексеевича – которого некоторые называли Петром Великим, – чтобы позаботиться о своих интересах в торговле ценными мехами. Когда он вернулся, Луиза была вне себя от возбуждения, и ей не пришлось долго ждать вызова. В этот вечер лакей принес Гертруде красную розу; Луиза в это время нарезала жареного цыпленка.
– Чему ты так радуешься, Луиза? – спросила Гертруда, глядя, как Луиза танцует по спальне.
– Потому что я люблю тебя, Герти, и всех на свете, – пропела Луиза.
Гертруда захлопала в ладоши.
– А я люблю тебя, Луиза.
Вечером, войдя через потайную дверь в спальню минхеера ван Риттерса, Луиза изумленно остановилась. Новая игра… она смутилась и даже испугалась. Слишком похоже на явь и страшно.
Голова минхеера ван Риттерса скрывалась под плотной черной кожаной маской с грубыми прорезями для глаз и рта. На нем был черный кожаный фартук и блестящие черные сапоги выше колен. Руки в черных перчатках он скрестил на груди. Она едва сумела оторвать от него взгляд, чтобы посмотреть на зловещее сооружение, стоявшее в центре комнаты. К таким привязывают преступников, когда публично бичуют их перед зданием суда. Но вместо обычных цепей с верха треножника свисали шелковые шнуры.
Она улыбнулась дрожащими губами, но он непроницаемо смотрел на нее через прорези в черном капюшоне. Ей захотелось повернуться и убежать, но он предвосхитил ее намерение. Подошел к двери и запер ее на ключ. Потом положил ключ в передний карман своего фартука. Ноги под ней подогнулись, и она опустилась на пол.
– Простите, – прошептала она. – Пожалуйста, не делайте мне больно.
– За грех блуда ты приговариваешься к двадцати ударам хлыстом.
Голос его звучал строго и резко.
– Пожалуйста, отпустите меня. Я не хочу играть в эту игру.
– Это не игра.
Он подошел к ней и, хотя она просила сжалиться, поднял и провел к треножнику. Привязал руки высоко над головой шелковыми шнурами. Луиза, с длинными золотистыми волосами, спадавшими на лицо, оглядывалась на него.
– Что вы со мной сделаете?
Он прошел к столу у дальней стены комнаты и, повернувшись к Луизе спиной, что-то взял. Потом, с театральной медлительностью, снова повернулся к ней с хлыстом в руке. Она заскулила, стараясь высвободиться из шелковых уз, связывавших руки, повисла на треножнике, дергаясь и извиваясь. Он подошел к ней, вложил палец в разрез ночной рубашки и разорвал ее донизу. Отбросил обрывки, и Луиза осталась обнаженной. Потом обошел треножник, остановился перед ней, и она увидела большую выпуклость под кожаным фартуком – свидетельство его возбуждения.
– Двадцать ударов, – повторил он холодным, незнакомым чужим голосом, – и ты будешь считать каждый удар. Поняла, маленькая распутница?
– Я не понимаю, в чем провинилась. Мне казалось, вам нравится.
Он взмахнул хлыстом, и плеть просвистела в воздухе у самого ее лица. Потом он зашел сзади, и она закрыла глаза и напряглась всем телом, но все равно боль была невероятной, и Луиза громко закричала.
– Считай, – приказал он, и она подчинилась, шевеля побелевшими дрожащими губами.
– Один! – прокричала она.
Так продолжалось без жалости, без перерывов, пока она не лишилась чувств. Он поднес к ее носу маленький зеленый флакон, и едкие испарения привели ее в себя. И все началось снова.
– Считай! – приказал он.
Наконец она смогла прошептать «двадцать», и он положил хлыст на стол. Подходя к ней, он развязывал кожаные ремешки фартука. Луиза висела на треножнике, не в силах поднять голову или упереться во что-нибудь. Спина, ягодицы и верхняя часть ног горели словно в огне.
Он подошел к ней сзади, и она почувствовала, как он раздвигает ее красные исхлестанные ягодицы. Последовала боль, еще более сильная, чем все предыдущее. Он вошел в нее самым противоестественным, извращенным путем, разрывал ее на части. Страшная боль охватила внутренности Луизы, и в ней нашлись новые силы, чтобы кричать, кричать…
Наконец он снял ее с треножника, закутал в одеяло и отнес вниз по лестнице. И, ни слова не сказав, оставил в кровати, в слезах. Утром, с трудом добравшись до туалета и сев на резное сиденье, она обнаружила, что по-прежнему кровоточит.
Семь дней спустя, когда ее шрамы еще не залечились, Гертруда снова получила красную розу. Дрожа, беззвучно плача, Луиза поднялась по лестнице в ответ на призыв. А когда вошла, в центре комнаты стоял треножник, а на минхеере были маска и кожаный фартук палача.
Ей потребовались месяцы, чтобы набраться храбрости, но наконец она пошла к Элизе и рассказала, как обращается с ней минхеер. Она задрала юбку и повернулась, чтобы показать шрамы на спине. Потом нагнулась и показала красный, воспаленный задний проход.
– Прикройся, бесстыдная шлюха, – закричала Элиза и ударила ее по щеке. – Как ты смеешь клеветать на такого великого и доброго человека? Я немедленно доложу об этом минхееру, а пока велю Сталсу закрыть тебя в винном погребе.
Два дня Луиза провела на каменном полу в темном углу погреба. Боль ниже спины грозила поглотить всю ее душу. На третий день за ней из города явились сержант и трое солдат из городской стражи. Когда ее выводили во двор кухни, она поискала взглядом Гертруду, Элизу или Сталса, но не увидела ни их, ни других слуг.
