Завоевание Англии - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

Мальчик вздрогнул и, наклонив голову, прошептал:

— Когда тебя не будет?! Не будет!.. Разве вала [22] и тебе изрекла гибель?.. И отцу и сыну — обоим?

Между тем Гарольд сел в лодку, спущенную для него с борта корабля. Гурт с умоляющим видом взглянул на отца и последовал за братом.

Годвин задумчиво следил глазами за удаляющейся шлюпкой.

— Нет надобности, — проговорил он вслух, хоть и сам с собой, — верить прорицателям или Хильде, когда она предсказывала, еще до нашего изгнания…

Он остановился: гневный голос Тостига прервал его думу.

— Отец! Кровь приливает к сердцу, когда ты припоминаешь предсказания Хильды насчет твоего любимца! — воскликнул молодой человек. — Они и без того посеяли уже немало раздоров в нашем доме. Если мои распри с Гарольдом навели преждевременную седину на твою голову — вини в этом себя!.. Вспомни, как ты, под влиянием этих нелепых предсказаний, сказал нам при нашей первой ребяческой ссоре с твоим любимцем: «Не ссорьтесь с Гарольдом: его братья со временем подчинятся ему!»

— Докажи, что предсказание ложно, — ответил Годвин спокойно. — Умные люди всегда сами создают себе будущность, сами определяют себе жребий. Благоразумие, терпение, труд, мужество — вот звезды, управляющие участью человека!

Тостиг не успел возразить: вблизи раздался плеск весел, и два корабля, принадлежавшие двум сильнейшим вождям, принявшим сторону Годвина, подплыли к борту рунической эски, чтобы узнать результат посольства к королю.

Тостиг кинулся к борту и вскричал громким голосом:

— Король, увлекаясь внушениями безрассудных советников, не желает нас выслушать… Наше дело должно решить оружие!

— Молчи, безумный юноша! — воскликнул Годвин, заскрежетав зубами при буйных криках злобной и негодующей радости, поднявшейся на кораблях после ответа Тостига.

— Да будет проклят тот, кто первый прольет родную кровь! — продолжал Годвин. — Слушай, кровожадный тигр, тщеславный павлин, гордящийся своими пестрыми перьями! Слушай, Тостиг, и трепещи: если ты еще одним словом расширишь пропасть, разделяющую меня с королем, то помни, что как изгнанником ты вступил в Англию, так и выйдешь из нее все тем же изгнанником; ты променяешь графство и поместья на горький хлеб изгнания и на волчью виру! [23]

Гордый Тостиг смутился от этих слов отца и молча удалился. Годвин перешел на палубу ближайшего корабля, пытаясь могуществом своего красноречия смирить страсти, возбужденные безрассудной выходкой Тостига.

В то самое время, когда он убеждал негодующих вождей и ратников, в рядах войск, стоявших на берегу, раздался восторженный крик: «Гарольд, наш граф Гарольд!» Годвин посмотрел в ту сторону: королевские полки колебались, переговаривались, и вдруг, уступая какой-то непреодолимой силе, тысячи голосов завопили единодушно: «Гарольд, наш Гарольд!.. Да здравствует наш благородный граф!»

В это время во дворце происходила сцена другого рода. Эдуард вышел из Совета и заперся со Стигандом, имевшим на него громадное влияние именно потому, что он считался ревностным приверженцем норманнов и даже пострадал за слишком явную преданность норманнке Эмме, матери Эдуарда. Никогда еще Эдуард не проявлял такой твердости, как в настоящем случае. Дело шло не только о его государстве, но и о его домашнем спокойствии и счастье; он уже предвидел, что будет принужден, по возвращении могущественного тестя, вернуть свою супругу и отречься от прелестей уединенной жизни; кроме того, его норманнские любимцы будут тотчас же изгнаны, и он снова очутится в обществе ненавистных его сердцу саксов. Доводы Стиганда один за другим разбивались о страшное упрямство Эдуарда, когда вошел Сивард.

— Король и господин, — сказал граф Нортумбрийский, — я уступил в Совете твоей воле — не поддаваться требованиям Годвина, пока он не распустит войск и не покорится суду Витана… Граф прислал мне сказать, что он вверяет мне свою жизнь и честь и будет поступать по моему совету. Я ответил ему словами человека, который не способен обманывать врага или употреблять во зло его доверие.

— Что же ты ответил ему? — спросил Эдуард.

— Чтобы он подчинился законам Англии, как датчане и саксы клялись повиноваться им при короле Кануте; чтобы он и сыновья его не требовали ни власти, ни земель, а покорились бы решению Витана.

— Прекрасно! — произнес поспешно Эдуард. — И Витан его осудит, как он бы осудил его за непокорность?

— Витан будет судить его по правде и законам! — ответил старый воин.

— А войска между тем…

— А войска будут ждать, и если здравый смысл и сила убеждения не разрешат вопроса — его решит оружие.

— Я не дозволю этого! — воскликнул король.

В эту минуту в коридоре послышались тяжелые шаги, и несколько королевских военачальников, норманнов и саксов, вбежали в кабинет в совершенном расстройстве.

— Войска изменяют, и половина ратников бросила оружие при имени Гарольда! — воскликнул граф Гирфордский. — Проклятие предателям!

— Лондонская городская дружина — вся на его стороне, и она уже выходит из городских ворот! — добавил торопливо один саксонский тан.

— Придержи язык, — шепнул ему Стиганд, — неизвестно еще, кто будет владеть престолом завтра — Эдуард или Годвин!

Сивард, тронутый бедственным положением короля, подошел к нему и сказал, преклонив почтительно колена:

— Сивард не посоветует королю ничего унизительного: щадить кровь своих подданных не бесчестное дело… Прояви милосердие, а Годвин покорится всевластию закона.

— Мне остается только удалиться от света! — прошептал король. — О родная Нормандия! Я наказан за то, что покинул тебя!

Эдуард снял с груди какой-то талисман, поглядел на него, и лицо его стало совершенно спокойно.

— Идите, — сказал он, в изнеможении бросаясь в свое кресло, — идите, Сивард и Стиганд, управляйте, как знаете, делами государства!

Стиганд, довольный этим согласием, данным против воли, схватил графа Сиварда за руку и вышел с ним из кабинета. Военачальники оставались там еще несколько минут; саксы молча смотрели на государя, а норманны в недоумении и смущении перешептывались друг с другом, бросая горькие взгляды на своего слабого покровителя. Потом они все вместе вышли по коридору в приемную, где собрались все их земляки, и воскликнули:

— На лошадей… во весь опор, сломя голову! Все погибло — спасайте хоть жизнь! Спасемся — хорошо, а нет — делать нечего!

Как при пожарной тревоге или при первом грохоте землетрясения расторгаются все узы и все силы души сосредоточиваются на одном чувстве самосохранения, так и тут все собрание в беспорядке, толкаясь, ругаясь, бросилось в ворота. Счастлив был тот, кому попалась лошадь — ратная или ломовая, а то и лошак. Кто вправо, кто влево, бежали надменные норманны — бароны, графы и рыцари, кто один, кто вдвоем, вдесятером и больше; но все благоразумно избегали общества тех военачальников, около которых они прежде увивались и которые должны были теперь сделаться первым предметом народной ярости.

Только двое в этот час общего эгоизма и страха успели собрать вокруг себя самых неустрашимых своих земляков; это были лондонский и кентерберийский правители. Вооруженные с головы до ног, они бежали во главе своей дружины. Много важных услуг оказал им в тот день де Гравиль — как проводник и как защитник. Он провел их кругом, по тылам обоих войск; но, встретив новый отряд, спешивший на помощь Годвину с гирфордских полей, де Гравиль принужден был на отчаянный шаг — войти в город.

Ворота были открыты — для того ли, чтобы впустить саксонских графов, или чтоб выпускать их союзников, лондонских жителей. Беглецы кинулись в ворота и помчались по три в ряд по узким улицам, оправдывая даже в бегстве свою громкую славу, рубя и ниспровергая все, что попадалось им на пути. На каждом перекрестке их встречали саксы с криками: «Вон! Гони, руби иноземцев!» Пиками и мечами прорубали они себе путь; пика лондонского правителя была обагрена кровью, меж тем как сабля кентерберийского сломалась пополам.