Мария, княгиня Ростовская - Комарницкий Павел Сергеевич (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Эйе, тамга есть?
— Зачем нам тамга? Мы не купцы, посольство.
— Нельзя без тамги! — настаивал таможенник. — Любой товар при ввозе в город облагается данью!
— Так то товар, а то дары самому Бату-хану! — возразил боярин.
Спор грозил затянуться. В самом деле, не было у князя Михаила ни ярлыка, ни тамги, ни хоть какой-то пайцзы. Однако дело вдруг разрешилось само собой. Один из таможенных стражников начал нашёптывать хозяину на ухо что-то невнятное. Начальник таможни остро взглянул на князя.
— Ты коназ Магаил?
— Да, я есмь Михаил Всеволодович, — прищурился Михаил.
— Проезжайте!
Не говоря больше ни слова, таможенник освободил дорогу.
Проехав мимо здания таможни, сложенного из саманного кирпича, процессия углубилась в мешанину улочек, переулков и закоулков. Здоровенный кабан, возлежавший в луже, явно не собирался уступать дорогу великому князю Черниговскому, и ехавший впереди витязь-охранник огрел наглую животину длинной плетью. Кабан с диким визгом вскочил, окатив витязя грязью, и нырнул в подворотню, напротив которой та лужа и находилась. Послышалась татарская брань, перемежаемая визгами кабана — очевидно, тот жаловался хозяину и призывал его отомстить за жестоко поруганное животное. Сбитые из кривых стволов карагача ворота приоткрылись, высунулся мордастый монгол, чем-то похожий на своего кабана, но увидев кортеж великого князя, мгновенно скрылся.
— Ну, Фёдор Олексич, куда дальше?
— Сейчас узнаем… А вот и Гжесь!
Высланный вперёд человек из княжьей свиты скакал навстречу торопливой рысью.
— Ну, нашёл? — обратился к нему боярин Фёдор.
— Нашёл! Правда, строенье то ещё, ну да у них тут все такие… Зато места вдоволь, коням тоже!
— Ну так показывай!
Караван свернул в совсем узкий проулок, который попетлял немного и вывел к расширению-тупику, что-то вроде маленькой площади.
— Ну и местечко! — митрополит Пётр оглядывал заборы из кривых стволов карагача, связанных вместе просмолёнными верёвками, вероятно, использовавшимися для экономии железных гвоздей.
— Да это ещё ладно! Тут заборы сплошь камышовые стоят!
Боярин Фёдор оглянулся на князя — что скажет…
— Ладно, — усмехнулся Михаил. — Годится. Значит, так, Фёдор Олексич… Перво-наперво найди Немира этого, что толмачом у Бату-хана. Денег не жалей.
— Сделаю, княже, — Фёдор Олексич отвёл глаза. Стоит ли так торопиться?
— … Унылые тут места!
Князь Ярослав только головой мотнул. Говорить не хотелось. Есть не хотелось. Двигаться не хотелось. Ну разве что пить…
Отряд князя Владимирского двигался уже много дней. Верховая езда позволяла спрямить путь, не придерживаясь строго берегов. Позади остались непролазные болотистые леса Мещеры, где затеряться хоть сотне, хоть тьме раз плюнуть. Вскоре после Мурома русская земля кончилась, пошли земли Булгарии, теперь уже бывшей. Местные племена, марийцы и прочие, при виде большого конного отряда прятались в лесу — очевидно, последние годы выучили их опасаться любой конницы. Чем дальше к югу, тем сильнее изреживался лес, и тем забитее становились местные жители.
На восьмой день достигли Девьих гор. Здесь случилась задержка: переправить большой отряд через могучую Волгу было делом нешуточным. Мелкие рыбацкие лодки не годились, купеческие ладьи держались стрежня и при виде немалого количества всадников на берегу старались идти ещё дальше от берега. Едва удалось найти посудину, пригодную для перевозки коней, и целых два дня перебирались на тот берег. Наконец переправа закончилась, и караван динулся дальше, держась берега реки Самары — проводник из купцов, взятый указывать дорогу до самой Монголии, утверждал, что река сия приведёт к самому краю Великой степи.
Так и вышло. С каждым днём пути мелела Самара, и вместе с ней мельчали древесные рощи, сменяясь чахлым пойменным кустарником. На том месте, где вконец охилевшая Самара поворачивала, пряча свой исток в сердце древних гор Каменного пояса, путешественники расстались с ней и повернули на юг, за один дневной переход выйдя к другой реке — степному Джаику.
Переправа через Джаик оказалась делом ещё более хлопотным, чем волжская. Степняки не слишком заморачивали себе головы — Джаик не Волга, конь переплывает, чего ещё надо? До ближайшего парома пришлось ехать ещё полдня, и затем до глубокой ночи переправляться на правый берег.
На правом берегу русичей ждала коренная, Великая степь.
— … Пощупал я здешнюю земельку, хлебушек беспременно должна родить она, — продолжал разглагольствовать словоохотливый челядинец. — И чего эти поганые хлеб не сеют? Лес корчевать да жечь не надо, это ж какое облегчение! Паши да сей… В жите по уши ходили бы!
— Чем пахать да сеять, им проще на Русь пойти, пограбить! — вмешался в рассуждения хриплый голос.
— Дык это ж с кровушкой им хлебушек… — начал было возражать челядинец.
— А ну тихо! — перебил их начальник охраны.
Ярослав поднял отяжелевшие от усталости веки, и сон разом сняло как рукой. Впереди маячили конные толпы, быстро и уверенно обходившие русичей с обоих сторон.
— К бою!
Караван, сонно тянувшийся по степи, ожил. Опытные дружинники быстро и без суеты перестраивались из походного порядка в боевой. Ещё несолько секунд, и вместо растянутого каравана врага настороженно ожидал частокол опущенных копий, позади которого лучники уже наложили стрелы на тетивы.
Степняки между тем окружили отряд, и теперь мельтешили на расстоянии выстрела. Отделившийся от общей массы всадник немного выехал вперёд, сложил руки рупором и что-то прокричал.
— Он спрашивает, княже, кто мы такие и почему идём без спроса через его земли, — перевёл толмач.
— Передай, что мы идём в Каракорум, ко двору хагана Гуюка, — велел переводчику Ярослав.
Толмач тоже сложил руки рупором около рта и начал кричать, переводя слова князя на монгольский. Предводитель степняков напряжённо слушал — возможно, был тугоух, а вернее того, неважно понимал монгольскую речь.
— Он говорит, что никто не проходит через его владения даром, — снова перевёл толмач. — Дани требует, княже.
Ярослов сжал зубы и пришпорил коня, вырываясь из-под прикрытия стены щитов. Миг, и степной царёк тоже устремился навстречу. Позади Ярослава топотал конь переводчика, не отстававшего от своего князя.
Они встретились на середине расстояния, отделявшего степную орду от русской дружины. С той и другой стороны лучники взяли противника на прицел — стоит только натянуть тетиву и отпустить…
Степняк снова начал было говорить, очевидно, излагая условия откупа, но Ярослав уже извлекал на свет золотой ярлык. Степной вождь осёкся на полуслове, глаза его расширились. Секунду спустя он глубоко склонился в седле.
— Он просит не гневаться на него, — перевёл толмач, — и считать это всё недоразумением. Разумеется, нойон с ярлыком самого джихангира имеет право ехать куда захочет и вести за собой столько людей, сколько пожелает.
— … Не знаю, что сказать тебе, Фёдор Олексич. Трудно.
— Ну а кому сейчас легко?
Боярин Фёдор выложил перед Немиром высокую стопку золотых монет. Глаза переводчика, до сих пор непроницаемо-стеклянные, ожили, и где-то в глубине их зажёгся огонь.
— Хорошо, боярин. Бату-хан примет вас завтра.
Когда толмач ушёл, Фёдор подошёл к окну, затянутому рамой с переплётом из девяти мутновато-зелёных стёкол — неожиданная роскошь на фоне кое-как обмазанных глиной плетневых стен. Мазанка, впрочем, была довольно высокой, во всяком случае, не приходилось нагибаться, чтобы не рассадить себе лоб о потолочную балку.
Постоялый двор, на котором остановилось черниговское посольство, был достаточно вместителен. Обширные навесы, крытые камышом, окружали пятачок двора с трёх сторон. Под навесами нашлось место для всех коней, и там же разместилась часть челядинцев, за теми конями присматривающая. С четвёртой стороны постоялого двора находился дом, длинная мазанка, разделённая на клетушки разного размера. Там и разместился князь Михаил, митрополит Пётр и сам боярин Фёдор, а также витязи охраны. Хозяин постоя, низенький волосатый перс, вместе с прислугой обитал теперь больше на кухне, где в поте лица жарили-парили для дорогих гостей.
