Валентин Гиллуа - Эмар Густав (бесплатные серии книг .txt) 📗
Из Букарели наслаждаешься великолепным видом, представляемым панорамой гор, утопающих в светлом вечернем тумане; сквозь арки гигантского водопровода виднеются белые фасады вилл; маисовые поля тихо волнуются от ветра и снежные вершины вулканов теряются в облаках.
Только когда ночь совсем настанет, гуляющие, оставив Аламеду, приезжают в Букарели в экипажах, которые сделают два или три круга, потом экипажи, всадники и пешеходы удаляются и гулянье опустеет; вся эта веселая и шумная толпа исчезнет, как бы по волшебству, и сквозь деревья виднеется только какой-нибудь запоздалый гуляющий, который, старательно закутавшись в плащ, спешит к своему дому, потому что ночью воры, нисколько не опасаясь полицейских, занимаются своим ремеслом с дерзостью, которую может придать только уверенность в безнаказанности.
Это было вечером, как всегда, гуляющих было множество; богатые экипажи, блистательные всадники, скромные пешеходы двигались взад и вперед с криками и веселым смехом; солдаты, офицеры, светские люди и леперо смешивались в толпе, небрежно курили сигары с беспечным видом южан.
Зазвонили к вечерне и во всей этой толпе настала торжественная тишина, каждый снял шляпу и перекрестился, потом, когда последний удар колокола затих, крики, разговоры, пение, раздались по-прежнему.
Однако мало-помалу гуляющие направились к Букарели, экипажей сделалось меньше и, когда совсем стемнело, Аламеда опустела.
Всадник, в богатом костюме и на великолепной лошади, которой он управлял с редким искусством, въехал тогда в Аламеду, где проскакал галопом около двадцати минут, словно кого-то отыскивая.
Однако через несколько минут — или он убедился, что поиски его бесполезны, или по какой-нибудь другой причине — он направился к Букарели и поклонился с насмешливым видом нескольким всадникам подозрительной наружности, которые начинали было подъезжать к нему, но которых его мужественная наружность и надменная физиономия удержали в отдалении.
Хотя темнота была слишком велика в эту минуту, для того чтобы было возможно различить лицо всадника, сверх того, полузакрытого широкими полями шляпы, однако все в нем показывало силу и молодость; он был вооружен, точно для ночной экспедиции, и, несмотря на предписание полиции, за седлом его был прекрасный аркан.
Скажем, мимоходом, что аркан считается в Мехико оружием до того опасным, что надо особое позволение, чтобы привязать аркан к седлу лошади на улицах города.
Разбойники, которые тотчас по наступлении ночи распоряжаются на улицах, не употребляют другого оружия, чтобы остановить тех, кого они хотят ограбить; они набрасывают им петлю на шею, скачут во весь опор и несчастный, полуудавленный, оказывается в их руках.
В ту минуту, когда всадник, за которым мы следуем, приехал в Букарели, последние экипажи выезжали оттуда, и скоро там сделалось так же пусто, как и в Аламеде. Он два или три раза проскакал галопом, осматривая перекрестные аллеи, в конце третьего круга всадник, приехавший из Аламеды, быстро проехал по правую его руку, сказав ему шепотом мексиканское приветствие:
— Бесподобная ночь, кабальеро!
Хотя эта фраза не имела ничего особенного, всадник вздрогнул, немедленно повернул свою лошадь и поехал по одному направлению с тем, кто сказал эти слова.
Через минуту оба всадника ехали рядом; первый, как только увидел, что за ним следуют, тотчас замедлил бег своей лошади, как будто имел намерение войти в более прямые сношения с тем, с кем он заговорил.
— Прекрасная ночь для прогулки, сеньор, — сказал первый всадник, вежливо поднося руку к шляпе.
— Действительно, — отвечал второй, — хотя уже становится поздно.
— Тем лучше для некоторых разговоров.
Второй всадник осмотрелся вокруг и, наклонившись к первому, сказал:
— Я почти отчаялся встретить вас.
— Ведь я вас предупредил, что я приеду.
— Это правда; но я боялся, не помешало ли вам что-нибудь.
— Ничто не должно помешать честному человеку исполнить священную обязанность, — отвечал выразительно первый всадник.
Второй поклонился с довольным видом.
— Итак, я могу на вас положиться, сеньор дон… — начал он.
— Не называйте здесь имен, сеньор, — перебил первый всадник. — Такой опытный лесной наездник, как вы, человек, так долго бывший Тигреро, должен помнить, что у деревьев есть уши, а у листьев глаза.
— Да, вы правы, я должен это помнить и помню; но позвольте заметить вам, что если здесь мы не можем говорить о наших делах, так я не знаю уже, где нам сойтись?
— Терпение, сеньор; я хочу вам услужить — вы это знаете; вы мне рекомендованы человеком, которому я ни в чем не могу отказать, предоставьте же мне руководить вами, если хотите, чтобы мы имели успех в деле, которое, признаюсь вам, представляет огромные затруднения и требует чрезвычайной осторожности.
— Я ничего лучше не желаю, но вы должны сказать мне, что я должен делать?
— Теперь весьма немногое: следовать за мной издали туда, куда я намерен вас проводить.
— Мы поедем далеко?
— За казармы Акордада, на небольшую улицу, называемую Каллейон дель-Пайаро.
— Что же я буду делать в этой улице?
— Как вы недоверчивы! — вскричал, смеясь, первый всадник. — Слушайте же: в середине улицы Каллейон дель-Пайаро я остановлюсь перед домом довольно жалкого вида, лошадь мою подойдет держать один человек, и я зайду в дом; через несколько минут после меня подъезжайте вы, только сначала удостоверьтесь, не следят ли за вами; отдайте вашу лошадь тому человеку, который будет держать мою и, не говоря ни слова, даже не показывая ему вашего лица, войдите в дом, затворите за собою дверь, и я отведу вас в такое место, где мы будем говорить не опасаясь. Это решено?
— Совершенно, хотя не понимаю, зачем я, в первый раз приезжающий в Мехико, должен соблюдать такие предосторожности?
Первый всадник улыбнулся с насмешливым видом.
— Вы хотите иметь успех? — спросил он.
— Конечно! — энергично вскричал другой. — Если бы даже мне пришлось лишиться жизни!
— Раз так, делайте, как я говорю.
— Поезжайте, а я следую за вами.
Второй всадник удержал свою лошадь, чтобы дать время своему товарищу опередить его, и оба направились к статуе Карла IV, которая, как мы сказали, стоит у входа в Букарели.
Разговаривавшие позабыли про поздний час ночи и окружавшее их уединение: в ту минуту, когда первый всадник проезжал мимо статуи, на плечи его упал аркан, и его стащили с седла.
— Ко мне! — закричал он задыхающимся голосом.
Второй всадник все видел, быстрее мысли завертел он своим арканом над головой и бросил его на разбойника в ту минуту, когда тот скакал в двадцати шагах от него.
Разбойник был остановлен и сброшен с лошади; он не подозревал, что не у одного него был в распоряжении аркан.
Всадник, не останавливая своей лошади, разрезал аркан, давивший его товарища, и воротившись назад, потащил за собой разбойника.
Первый всадник, так счастливо спасенный, освободился от аркана, сжимавшего его горло, и, еще не совсем оправившись от волнения, свистнул своей лошади, которая прибежала на его зов, сел на нее и воротился к своему освободителю, который остановился и ждал его на некотором расстоянии.
— Благодарю, — сказал он ему. — Теперь я вам предан на жизнь и на смерть; вы меня спасли — я буду это помнить.
— Ба! — отвечал тот. — Я сделал только то, что вы сделали бы на моем месте.
— Может быть; но я буду вам признателен, это так же верно, как и то, что меня зовут Карнеро, — закричал он, забыв, в радости, что незадолго перед тем советовал не произносить имен, и сам выдал свое инкогнито. — Этот разбойник умер?
— Почти что так. Что нам с ним делать?
— Мы здесь в двух шагах от того дома, где выставляют мертвые тела, — отвечал капатац. — Туда легко перенесут труп; хотя этот человек разбойник и хотел меня убить, полиция так дурно устроена в нашей несчастной стране, что если мы совершим неосторожность и оставим его в живых, у нас будут неприятности.
