Костры на сопках - Чачко Марк Ильич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Это уж само собой… Сила большая, да и на нее управу найдем.
— Вот то-то. Всем надо дружно против врага итти, всем нашим камчатским людям. Ты вот разве не пойдешь супостата бить?
— Отчего не пойти, пойти можно, — согласился старик. — Раз надо — так что же сделаешь.
— Вот видишь! Ты ведь зверя стреляешь без промаха.
— Это уж точно, маху не дам.
— А теперь поважнее забота подошла. Землю свою оборонять от иноземцев нужно. Понял?
— Как не понять… Только без народа какая же сила!
— Это правильно, Силыч, — согласился Максутов. — И я так думаю… Иди-ка ты по селениям камчатским да скажи людям так: Василий Степанович Завойко зовет всех на помощь, родину оборонять, землю русскую. Родина-то у всех у нас одна. Ее защитить надобно. Понял, Силыч?
— Так точно, ваше благородие, все понял.
— Вот и ступай, — сказал Максутов, садясь в седло. — Низкий поклон всем людям передай, пусть старые свои обиды каждый забудет да сюда на помощь идет.
— Пойду, пожалуй, — поднялся Гордеев. — Что теперь о старом вспоминать, сердце тревожить понапрасну! Надо свое отечество из беды выручать… Будьте здоровы, ваше благородие!
Максутов тронул коня и поехал к дому Завойко. Заметив Максутова, на крыльцо выбежал встревоженный денщик Кирилл.
— Жандарм с срочной оказией прибыл, Василия Степановича дожидается. А где его сейчас искать, ума не приложу, — сообщил он.
— Какой жандарм? — насторожился Максутов.
— Обыкновенный, в мундире… В приемной сидит. Говорит, дело государственное. Только что с торговым судном прибыл из Охотска.
Максутов вошел в приемную. Долговязый жандарм, дремавший на стуле, вытянулся, сконфуженно заморгал глазами и хрипло гаркнул:
— Срочный пакет из Иркутска, ваше благородие!
— Покажите. — Максутов протянул руку.
— Велено в собственные руки господина Завойко, — замялся жандарм.
— Я начальник гарнизона, мне можно.
— Не могу, ваше благородие. Сами понимаете — служба. — Что-то ты мямлишь, братец! “Служба, служба”!.. — осердился Максутов. — Что там случилось такое?
Жандарм переступил с ноги на ногу, покосился на дверь и, тяжело вздохнув, наклонился к Максутову:
— Злодей с каторги сбежал, ваше благородие. Дюже хитрый, все следы спутал, за путешественника иноземного себя выдает.
Максутов вдруг ощутил, как у него похолодели пальцы.
— Хорошо, братец, — овладев собою, сказал он. — Я сейчас пошлю за военным губернатором. Жди его здесь.
Максутов поспешно вышел на улицу, вскочил на коня.
Что теперь будет с Сергеем? Китобой уйдет в Америку не раньше завтрашнего дня, а через час—другой уже всем станет известно, кто такой мистер Пимм. Может быть, все рассказать Завойко? У него благородное сердце, и он примет участие в судьбе несчастного ссыльного. Но нет, это, пожалуй, рискованно. Завойко не нарушит присяги царю, он задержит Сергея Оболенского и выдаст его жандарму. Что же делать? Нужно немедленно предупредить Сергея об опасности. Утром Максутов видел его с Лохвицким. Но где он сейчас?..
Максутов, пришпорив коня, поехал к дому Флетчера.
Он заметил Оболенского на склоне лесистой сопки. Сергей был один. Сидя на замшелом камне, он задумчиво смотрел на редкую прозрачную листву берез.
— Вот прощаюсь, — грустно улыбнулся Сергей, кивнув на березы, на высокую траву. — Доведется ли когда еще раз увидеть все это! Завтра уезжаю, Дмитрий. Лохвицкий уже меня познакомил с капитаном китобоя. Грустно все же расставаться с родиной, хоть и была она мне мачехой… Видел сегодня ваши батареи. Как славно работают люди!
Максутов схватил друга за руку:
— Сергей, ты разоблачен! Из Иркутска прибыл жандарм…
— Они напали на мой след?
— Да, все известно.
— Тогда скорее на китобой! Еще не поздно. Только бы вырваться в море!
— Поздно! К вечеру все будет известно. Китобой задержат, не выпустят. Ведь Лохвицкий знает, что ты должен отплыть на этом судне?
— Что же делать?
— Не надо отчаиваться, ты будешь на свободе… Что-нибудь придумаем. Главное, сейчас надо тебе спрятаться, переждать некоторое время. А потом, как утихнет немного, отправим тебя на следующем корабле. Есть у меня один верный человек, охотник Гордеев. Я сейчас поеду и предупрежу его. Он тебя схоронит пока.
— Спасибо, Дмитрий!
— Медлить нельзя. Вон видишь сопку? Обойдешь ее стороной, пройдешь вверх по речке до завала, потом свернешь вправо по тропинке, еще версты три пройдешь, там и будет избушка Гордеева… Теперь в путь, Сергей! И не горюй, не все еще потеряно.
Максутов повернул коня и поскакал к сопке.
Сергей поспешно направился в дом Флетчера. Он простился с хозяевами, сказав им, что уходит на китобой, и, забрав вещи, направился к порту. Но потом спустился в лесистую лощину и начал пробираться к сопке.
И вовремя!
Часа через три, когда Максутов, побывав у Гордеева, вернулся в город, около базарной площади его догнал на взмыленной лошади Лохвицкий. — Вы не видели, капитан, мистера Пимма? — быстро спросил он.
— Не видел. Наверное, он уже на китобое.
— Я только что оттуда. Там его нет.
— А почему вы его так рьяно разыскиваете, господин Лохвицкий?
— А вы разве ничего не знаете?
— Понятия не имею.
— Вот так начальник гарнизона!.. Ведь в порту скрывается важный государственный преступник.
— Да вы толком скажите, что случилось? При чем здесь мистер Пимм?
— Очень даже “при чем”. Он и есть то самое лицо, которое разыскивается.
— Не говорите чепухи!
— О, нисколько! Все это очень серьезно. Из Иркутска получена бумага: с каторги сбежал политический преступник Сергей Оболенский. Он выдает себя за мистера Пимма, американского путешественника. Из рук его выпускать нам никак нельзя.
— Вот и ловите! — усмехнулся Максутов.
— Я уже распорядился не выпускать из порта китобойное судно без осмотра. Все перероем, а найдем!
— Это делает честь вашей энергии, господин Лохвицкий! Какие распоряжения отдал Василий Степанович?
— Да, едемте к нему. Вероятно, потребуется и ваша помощь.
— Я сыскными делами не привык заниматься, — раздраженно ответил Максутов. — Для этого существуют жандармы, да вот и любители вроде вас.
Они подъехали к дому Завойко, обмениваясь колкостями. Василий Степанович встретил их явно смущенный и расстроенный.
— Странная история, господа! Оказывается, мистер Пимм — самозванец, беглый каторжник Сергей Оболенский. А он произвел на меня, признаться, весьма отрадное впечатление. Умный, обходительный человек. Никогда бы где подумал о нем плохое!.. Да, странно все…
— Я, ваше превосходительство, распорядился не выпускать из порта ни одного судна без осмотра, — сказал Лохвицкий. — Преступник не уйдет. Китобойное судно я лично обыщу.
— Хорошо, — сказал Завойко. — Надо принять надлежащие меры к поимке этого человека.
— Прошу поручить это дело мне, ваше превосходительство, — вытянулся Лохвицкий. — У вас сейчас много других забот.
— В самом деле! — внезапно раздражаясь, проговорил Завойко. — Все помыслы надо отдать обороне города, а нас обязывают ловить беглых каторжников… А вас уж, мой милый, не обойдут наградой, если постараетесь.
Лохвицкий не уловил иронии в словах и тоне Завойко и с готовностью произнес:
— Сочту за честь!
Он откланялся и вышел. Максутов, все время молча стоявший у дверей, тоже хотел было уйти, но Завойко его задержал:
— Какая печальная история, Дмитрий Александрович! Жена и Егорушка совсем расстроились. Не знаю, чем их и успокоить.
— История печальная, — с трудом сдерживая волнение, ответил Максутов. — Еще немного, и он был бы на свободе.
— Должно быть, отважный человек этот Сергей Оболенский. Пройти через всю Восточную Сибирь, добраться до Камчатки… Удаль, безрассудство!.. Идут напролом и губят свою жизнь…
Максутов молчал. Завойко несколько раз прошелся по комнате и, теребя бороду, задумчиво проговорил:
— И полдня не пробыл, а душу у Егорушки задел.
