Черный жемчуг - Хэррод-Иглз Синтия (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Когда кавалькада проехала через ворота и подвесной мост, Мэри Моубрей вздохнула с облегчением, хотя и не без чувства вины. Она знала, что должна считать дом Морлэндов своим собственным домом, а не темницей, и понимала, что сердце ее мужа будет разбито, если он узнает о ее мыслях. Однако Мэри не могла сдержать радость по поводу того, что вырвалась на свободу, и постаралась только сделать эту радость по возможности менее заметной.
Они направлялись в Харвуд-Вин за листьями священного дерева. Такие экспедиции совершались постоянно и часто поручались слугам, но Ральф, всегда желающий угодить Мэри и стремящийся доставить домашним хоть какое-то развлечение, задумал превратить обряд в увеселительную прогулку. За последние десять лет законы становились все более суровыми, пока, наконец, правительство пуритан не запретило все, что хоть сколько-нибудь напоминало развлечение. Сначала законами пытались пренебрегать, но потом генерал Кромвель – или, как он именовал себя, лорд-протектор, – установил надзор. Вооруженные отряды следили за соблюдением законов, налагая на ослушников огромные пени (штрафы) или даже подвергая их тюремному заключению.
Дом Морлэндов претерпел немало страданий. Большая часть поместья была конфискована в наказание за роялистскую деятельность его хозяев, пени возросли по той же самой причине и за продолжение запрещенных англиканско-католических служб в домовой церкви Морлэндов. Большую часть фамильного столового серебра и драгоценностей продали для уплаты пеней, и теперь было бы трудно наскрести еще что-нибудь. Страшнее всего оказалось нападение на церковь, совершенное несколько лет назад, когда вооруженные солдаты ворвались в нее во время ранней обедни. Они разрушили алтарь, забрали сосуды и из скамей устроили во дворе костер, на котором сожгли ризы, напрестольники и молитвенники.
Все это было ужасно, но еще хуже оказались последствия для членов рода. Хозяина дома Морлэндов, Эдмунда, разбил паралич, когда он пытался спасти старинную деревянную статую Благословенной Девы. Он еще хромал, не оправившись от первого удара, поразившего его в прошлом году, и второй удар убил его: Эдмунда нашли в церкви Богородицы, он лежал ничком и собственным телом прикрывал статую. Старый священник, отец Майкл Мойз, был заключен в подземелье, и никакие уговоры и деньги не помогли освободить его. Для этого старика тяготы жизни в заточении оказались слишком суровыми – на следующую зиму он умер.
Немедленно последовала еще одна смерть. Хиро Гамильтон, мать Кита-младшего, была настолько потрясена случившимся, что в ужасе ожидала второго нападения на церковь в Шоузе. Она умерла во сне две недели спустя, и все в доме были убеждены, что ее погубил страх. У самой Мэри, в то время беременной, начались преждевременные роды. Ребенок родился очень слабым и прожил менее двух лет. В этих испытаниях и постоянном страхе Ральфу удавалось всех поддерживать. Страшные события оборвали его радостную, беззаботную юность – началась обремененная ответственностью зрелость. Отец Ральфа покинул поместье Морлэндов после смерти Мэри Эстер; препоручив дела сыну, он переселился в Лондон. Когда умер Эдмунд, Ральф стал полноправным хозяином поместья Морлэндов. Ответственность была тяжкой, но Ральф всегда сохранял свою природную жизнерадостность, и постепенно члены семьи стали все больше полагаться на Ральфа, поддерживающего в них надежду в эти трудные времена. Сам Ральф не проявлял ни малейшего признака боязни или напряжения, кроме одного раза, в прошлом году, когда он услышал весть о смерти лорда Кромвеля: при этих словах Ральф воскликнул «Слава Богу!», упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал.
Мэри взглянула, как он скачет рядом с ней на Рыжем Лисе – крупном гнедом жеребце. Ральф был высоким, больше шести футов, крепко скроенным мужчиной, с широкими плечами и длинным, сильным телом, и при этом не казался грузным, обладая кошачьей гибкостью и грациозностью движений. Своей внешностью он во многом напоминал деда – такими же серебристыми волосами, большими серыми глазами, тонким греческим профилем и золотистой кожей, но если Эдмунд походил на холодную, надменную статую, то лицо Ральфа светилось мягким юмором. В его серых глазах мерцали золотые искры, взгляд был по-кошачьи таинственным, длинные линии морщинок вокруг глаз свидетельствовали о смешливости, а уголки чувственных губ постоянно приподнимала улыбка.
Когда Мэри Моубрей впервые увидела Ральфа, ей было четырнадцать лет. Через месяц они поженились. Мэри родилась и выросла на границе Англии и Шотландии; ее дом стоял у Эмблхоупа, на унылой и бесплодной равнине между Северным Тайндейлом и Редесдейлом. Отцу Мэри принадлежало большое поместье; сам он погиб в последнем бою войны, близ Карлайла. Мать Мэри приходилась сводной сестрой Сэмюэлу Симондсу, который женился на старшей дочери Мэри Эстер Морлэнд, Анне. Когда мать Мэри умерла, Сэм Симондс стал опекуном девочки, привез ее в свое поместье Белл-Хилл в Кокетдейле – место более обжитое, чем Эмблхоуп, но такое же дикое и пустынное.
Мэри исполнилось четырнадцать, когда вся ее жизнь неожиданно изменилась, и настолько круто, что почти год девушка пребывала в состоянии замешательства, доходящего до шока. Сэм весьма деликатно сообщил ей, что подыскал неплохую партию. Как единственное дитя своего отца, Мэри наследовала его состояние, и найти жениха для нее не составило труда. Мэри предстояло выйти замуж за Ральфа Морлэнда, возможного наследника всего громадного состояния Морлэндов. Сама по себе новость не огорчила девушку, ибо она всегда знала, что когда-нибудь ей придется выйти замуж; потрясение вызвали слова о том, что утром она должна будет уехать в Йоркшир, а свадьба состоится уже через месяц.
Сэм и вооруженный отряд сопровождали Мэри до Йорка. В те неспокойные времена, отправляясь в долгий путь по дикой земле, необходимо было брать с собой охрану, но Мэри в ее смятении показалось, что эти вооруженные люди везут ее в темницу. Эта мысль преследовала Мэри весь первый год в Йоркшире. Здесь все казалось девушке чужим – зеленая, болотистая земля, незнакомые люди; Мэри чувствовала себя подавленной и ненавидела Йоркшир. Всю прежнюю жизнь она провела на дикой, открытой всем ветрам равнине, пустынной и молчаливой, а теперь ей приходилось привыкать к густонаселенным низменностям. До сих пор ее ничего не заставляли делать, и Мэри проводила время в верховых и пеших прогулках и охоте на равнине и холмах. Теперь же ей приходилось постоянно сидеть дома, выполняя умопомрачительное количество дел. Одним махом Мэри превратили из беззаботной девчонки в хозяйку огромного дома со всеми обязанностями, которые налагало это звание.
Ее выдали замуж за огромного, шумного, сильного мужчину, который пугал Мэри. Какой бы несчастной она ни была, деваться оказалось некуда, и она ушла в себя, укрылась за неподвижной маской, погребла свой страх и смущение под плитой надменного достоинства, приличествующего ее новому положению и удерживающего всех окружающих людей на почтительном расстоянии. Странно, но единственным человеком в доме, который понимал ее чувства, оказался Эдмунд. Хотя он сам родился и вырос в доме Морлэндов, его отец приехал из Нортумберленда, из Тодс-Нов, от которого был только час езды до Эмблхоупа, а мать Эдмунда привезли с диких торфяников Берни, из Стирлингшира. Эдмунд унаследовал любовь своих родителей к одиночеству и сам был чрезвычайно скрытен. Между ним и Мэри зародилась странная молчаливая симпатия, и девушка обнаружила, что в моменты, когда она чувствовала себя особенно подавленной и несчастной, она находила утешение у Эдмунда, ибо с ним она могла спокойно посидеть и помолчать, не опасаясь, что кто-нибудь потревожит ее. Ральф заметил ее взгляд и улыбнулся.
– С тобой все в порядке? – поинтересовался он. – Обязательно скажи мне, если почувствуешь недомогание.
Она кивнула, не улыбнувшись в ответ, ибо ее надменное выражение лица стало привычным.
– Мне хорошо, – проговорила Мэри.
– Отлично! Я знаю, Лия не хотела, чтобы ты ехала с нами, но мы не будем спешить, к тому же мы так давно не были на прогулке! Не думаю, чтобы тебе это повредило.
