День гнева (Недобрый день) - Стюарт Мэри (читаем книги онлайн .txt) 📗
Одеты обитатели хижины были и впрямь небогато. Бруд ходил в короткой тунике с множеством заплат, а поверх нее — в овчинной телогрее без рукавов, которая и зимой и летом хранила его от ветров и непогоды на море. Ноги его были замотаны во много слоев тряпок. Бесформенное платье Суды, всего лишь мешок из домотканого полотна, было подпоясано куском веревки, такой же, какие она плела для сетей своего мужа. И ее ноги тоже были замотаны тряпками. Но позади хижины, вытащенная далеко за линию прибоя, отмеченную темными наносами водорослей и присыпанную осколками битых ракушек, лежала добрая лодка, не хуже, а то и получше любой другой на острове, и сети, выложенные для просушки на валуны, были гораздо лучше тех, что мог бы сплести сам Бруд. Сети были иноземной работы и из волокон, которые ни за что не достать на северных островах; обычно такая оснастка не по карману была бы нищей семье. Собственные неводы Бруда, скрученные вручную из тростника и из случайно выброшенных на берег кусков канатов с потерпевшего крушенье корабля, тянулись с крыши хижины до тяжелых камней-грузов. На веревках сушилась выпотрошенная рыба с последнего улова и две тушки крупных морских птиц, бакланов. Высушенные и приправленные моллюсками и морскими водорослями, бакланы станут запасами на долгую зиму. Лучшую же трапезу, однако, обещала полудюжина куриц, выискивавших себе пропитание вдоль линии прибоя, и коза с тяжелым выменем, которая паслась на просоленной морскими ветрами траве.
Стоял ясный день начала лета. Май на островах показывает свой нрав не хуже любого другого месяца, но тот день был полон солнечного света и теплого мягкого ветра. Камни на берегу лежали серые, лазурные и розовато-красные, море мирно взбивалось о них сливочной пеной, каменистый пляж за прибоем пестрел розоватыми губчатыми водорослями, а скудный луг выше украсился первоцветами и красными смолевками. На всех до единого уступах утесов, окружавших залив, теснились морские птицы, громко ссорившиеся и пререкавшиеся из-за мест гнездовий, а ближе, на полосе гравия или даже на самом лугу, сидели на гнездах или носились вдоль прилива пятнистые кулики. Воздух звенел от птичьих криков. Даже попытайся кто подслушивать у двери хижины, он все равно не услышал бы ничего, кроме грохота моря и гомона птиц, но за пологом оленьей кожи царила все та же вороватая тишина. Женщина ничего не сказала, но на лице ее по-прежнему можно было прочесть, что ее переполняют дурные предчувствия. Вот она снова подняла руку, чтобы утереть рукавом глаза.
— В чем дело, женщина? — раздраженно произнес ее муж. — Неужто ты горюешь по старому чародею? Что бы ни сделал Мерлин для Артура и людей с большой земли своим волшебством, нам-то что за дело? К тому же он был стар, и даже если поговаривали, что он никогда не умрет, на поверку вышло, что он все же смертен. О чем тут плакать?
— Я не о нем плачу, с чего бы? Но мне страшно, Бруд, мне страшно.
— Что, за нас?
— Не за нас. За него. — Она глянула на колыбельку, где мальчик, уже проснувшийся, но еще сонный от послеполуденного сна, тихонько лежал, свернувшись калачиком под одеялом.
— За него? — удивленно переспросил рыбак. — Почему? В будущем его теперь может ждать только добрая доля. И нас тоже. Если нет больше Мерлина, врага короля Лота — поверить тому, что болтают, — так и этого мальчонку считают погибшим, что теперь может угрожать ему или нам за то, что держим его у себя? Пожалуй, теперь можно перестать оглядываться по сторонам, как бы кто его не увидел и не стал задавать ненужных вопросов. Может, теперь он сможет выходить из хижины, играть с другими детьми, а не цепляться за твою юбку весь день, чтобы с ним нянчились. Тебе все равно не удержать его взаперти надолго. Он давно уже перерос свою колыбель.
— Я знаю, знаю. Этого-то я и боюсь, ну как ты не понимаешь? Боюсь его потерять. Когда настанет время Ей забрать его от нас…
— С чего бы это? Если она не забрала его, когда пришла весть о смерти короля Лота, то с чего ей теперь его забирать? Послушай, жена. Когда почил ее супруг король, ей самое время было потихоньку позаботиться о том, чтоб и его бастарда тоже не стало. Вот тогда и мне было не по себе. Если уж на то пошло, так это маленький принц Гавейн теперь по закону король Оркнейских островов, но пока жив этот мальчонка, бастард он или нет, почти на… на сколько?. , на год старше принца, найдутся те, кто скажет…
— Кое-кто слишком много болтает, — отрезала Сула со столь явным страхом, что Бруд встревожено шагнул к двери и, отогнув полог, выглянул наружу.
— Что на тебя нашло? Никого тут нет. Да и будь здесь кто, все равно бы он ничего не услышал. Ветер поднимается, и прилив на верхней точке. Послушай.
Но Сула только покачала головой. Она во все глаза глядела на дитя. Слезы ее высохли, но когда она заговорила, голос ее был едва громче шепота:
— Нет, не снаружи. Никто сюда не подберется так, чтоб птицы не оповестили нас криком. Это здесь, в доме нам надо быть осторожнее. Погляди на него. Он уже больше не младенчик несмышленый. Он слушает и, иногда я готова поклясться, понимает каждое наше слово.
Протопав к колыбели, рыбак глянул вниз. Лицо у него прояснилось.
— Что ж, если не понимает теперь, скоро станет понимать. Боги знают, он у нас ранний. Мы сделали то, за что нам заплатили, и даже больше. Помнишь, какой это был хилый младенец, когда его нам отдали? А теперь, только посмотри. Любой может гордиться таким сыном. — Он отвернулся и взял посох, прислоненный у двери. — Послушай меня, Сула, если б недоброе могло случиться, оно давно бы уже случилось. Если б кто желал ему зла, нам давно бы уже перестали платить. Так что не мучь себя. Тебе нет причин бояться. Женщина кивнула, но даже не поглядела на мужа.
— Да. Глупо было с моей стороны. Осмелюсь сказать, ты прав.
— Пройдет еще пара лет, прежде чем юный Гавейн станет забивать себе голову делами королевств и королевских бастардов, а к тому времени о нашем, может, и позабудут. А если это будет значить, что денег нам больше не видать, кому до этого дело? В моем деле мужчине всегда сгодится помощник.
— Ты хороший человек, Бруд, — с улыбкой подняла глаза Сула.
