Женитьбы папаши Олифуса - Дюма Александр (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Народ отвечает:
— Мы не хотим, чтобы вы уезжали. Нам хотелось немного пошуметь, только и всего. Мы это сделали, и теперь мы удовлетворены. Да здравствует король!
После чего король и народ расстаются, чрезвычайно довольные друг другом.
Всю дорогу Биар повторял: «Будьте уверены, когда приедем в Брюссель, я покажу вам нечто такое, чего вы никогда не видели».
И я, гордец, слыша это обещание, только пожимал плечами.
Я раз десять был в Брюсселе, и во время этих десяти поездок я видел Парк, Ботанический сад, дворец принца Оранского, церковь святой Гудулы, бульвар Ватерлоо, магазины Мелина и Кана, дворец принца де Линя. Что можно было там еще увидеть?
Как только мы приехали, я попросил Биара показать то, что он обещал.
— Пойдемте, — коротко ответил он.
И мы отправились — Биар, Александр и я.
Наш проводник остановился у двери довольно красивого дома, расположенного рядом с собором, и без колебаний позвонил.
Отворил слуга.
Вид его меня поразил: концы его пальцев были окровавлены, жилет и панталоны буквально покрыты перьями или, вернее, пухом самых разнообразных птиц.
Кроме того, он странно двигал головой: вращал ею, словно птица-вертишейка.
— Друг мой, — обратился к нему Биар, — не будете ли вы так любезны сообщить вашему хозяину, что иностранцы, находящиеся в Брюсселе проездом, хотели бы видеть его коллекцию?
— Сударь, — ответил он, — моего хозяина нет дома, но он поручил мне принимать посетителей в его отсутствие.
— Ах, черт! — воскликнул Биар и затем добавил, повернувшись ко мне: — Это будет менее забавно, но все равно — войдем.
Слуга ждал. Кивнув ему, мы последовали за ним.
— Обратите внимание на его походку, — сказал Биар. — Это тоже редкость.
В самом деле, славный малый, который нас вел, имел не человеческую, а птичью походку и более всего своими движениями напоминал сороку.
Сначала мы пересекли квадратный двор, где встретили кота и двух или трех аистов. Кот смотрел недоверчиво; аисты, неподвижно стоявшие на длинных красных ногах, казались спокойными.
Пока мы шли через двор, я не видел в слуге ничего особенно примечательного, не считая вращения головы, о котором мы уже упоминали, и важности, с которой он переставлял ноги.
Он выступал, как я уже упомянул, с какой-то сорочьей степенностью.
Но вот мы добрались до сада.
Это было нечто вроде ботанического сада, квадратного как и двор, но более просторного; на грядках, разделенных проходами, чтобы легко было ухаживать за растениями, было множество цветов, снабженных ярлычками.
Едва мы вошли в сад, как походка нашего проводника изменилась.
Теперь он не шествовал, а подпрыгивал.
С расстояния в три или четыре шага он замечал насекомое, гусеницу или жука; тут же, непередаваемым образом изогнувшись, он с сомкнутыми ступнями делал два-три мелких прыжка вперед, затем один прыжок в сторону; встав на одну ногу, он одновременно наклонялся и, ни разу не промахнувшись, хватал насекомое двумя пальцами, бросал его на землю в проходе и, опустив ту ногу, которую до сих пор держал на весу, всей тяжестью своего тела давил его.
Меньше секунды проходило между обнаружением, поимкой и казнью насекомого.
Покончив с этим, он перепрыгивал в тот проход, где находились мы.
Затем, заметив еще одного вредителя, он снова проделывал ту же операцию, и настолько проворно, повторяю, что мы могли, не останавливаясь, продвигаться к квадратному павильону, представляющему первую часть экспозиции.
Дверь его была открыта настежь, и весь он был заставлен ящиками.
С первого взгляда мне показалось, что все эти ящики наполнены зернами. Я подумал было, что попал к ученому садоводу, и приготовился увидеть интересные разновидности гороха, фасоли, чечевицы и вики; но, подойдя ближе и внимательно вглядевшись, понял: то, что я принимал за зерна, было глазами орлов, ястребов, попугаев, соколов, воронов, сорок, скворцов, дроздов, зябликов, воробьев, синиц — словом, всевозможными птичьими глазами.
Казалось, это разные заряды — от пуль в одну двенадцатую фунта до мельчайшей дроби.
Благодаря какому-то химическому составу, несомненно изобретенному хозяином дома, все эти глаза сохранили свой цвет, плотность и, я бы даже сказал, свое выражение.
Но, вынутые из орбит и лишенные век, все они смотрели со злобной угрозой.
Над каждым ящичком табличка сообщала, каким пернатым эти глаза принадлежали раньше.
О Коппелиус, доктор Коппелиус, фантастическое порождение Гофмана, вы все просили глаз, красивых глаз; здесь, в Брюсселе, вы нашли бы то, что так настойчиво разыскивали для своей дочери Олимпии.
— Господа, — обратился к нам проводник, сочтя, что мы достаточно ознакомились с первой коллекцией, — не угодно ли вам пройти в галерею воронов?
Мы наклонили головы в знак согласия, и он повел нас дальше.
Ни одна галерея в такой степени не оправдывала свое название, как эта. Представьте себе длинный коридор, шириной в десять футов и высотой в двенадцать, с окнами, выходящими в сад, и стенами, которые сплошь покрыты прибитыми к ним воронами, распростертыми, с развернутыми крыльями, вытянутыми шеями и лапами.
Птицы составляли причудливые розетки и удивительные рисунки.
Одни из них почти рассыпались в прах, другие находились в разных стадиях разложения, иные были совсем свежими, а некоторые еще бились и кричали.
Их было, вероятно, восемь или десять тысяч.
Я с признательностью повернулся к Биару: в самом деле, ничего подобного мне еще видеть не доводилось.
— И что же, — спросил я у проводника, — ваш хозяин собственноручно потрудился изобразить на стене все эти кабалистические фигуры?
— О да, сударь! Никто, кроме него самого, не прикасается к его воронам. Воображаю, как бы ему понравилось, если бы кто-нибудь себе это позволил.
— Что, ему со всей Бельгии доставляют сюда воронов?
— Нет, сударь, он сам их ловит.
— Как! Сам их ловит? И где же?
— Вон там, на крыше.
И он показал на крышу, где я в самом деле увидел какое-то устройство, но не мог различить его деталей.
Я очень люблю охотиться на птиц, хотя мое увлечение не переросло в такую страсть, как у нашего почтенного брюссельца. В молодости я пользовался манками и ловушками, и способ охоты, применяемый хозяином дома, меня заинтересовал.
— Но, послушайте, — сказал я слуге, — объясните мне, как это удается вашему хозяину, ведь ворон — самая умная птица в мире, хитрая, догадливая и недоверчивая.
— Да, сударь, старые методы охоты на них им известны: это ружье, чилибуха, рожок с клеем — но только не бас.
— А что может бас?
— Разумеется, сударь, ворон может не доверять человеку, держит ли тот в руках ружье, или ничего не держит, но какие подозрения может вызвать у него человек, играющий на басе?
— Так ваш хозяин, подобно Орфею, привлекает воронов музыкой, играя на басе?
— Не совсем так.
— А как же?
— Я сейчас вам объясню: у моего хозяина есть предатель.
— Предатель!
— Да, ручной ворон. Видите, вон тот негодяй, что прогуливается в саду.
И он показал на прыгавшего по аллеям старого, седого ворона.
— Он встает в четыре часа утра.
— Ворон?
— Нет, мой хозяин. Ворон! Разве ворон спит? Днем и ночью у него глаза открыты: замышляет недоброе. Я уверен, что это не настоящий ворон — это демон. Так вот, мой хозяин поднимается до рассвета, в четыре часа утра, спускается в халате, сажает этого старого негодяя, ворона, на середину сетки, растянутой на крыше в другом конце сада, привязывает к своей ноге веревку, прикрепленную к сетке, берет свой инструмент и начинает играть» Любовную лихорадку «; ворон кричит; вороны церкви святой Гуцулы это слышат, летят сюда и видят, что их старый собрат клюет сыр, а человек играет на басе. Вы понимаете, эти твари, ничего не подозревая, садятся рядом с предателем. Чем больше их слетается, тем сильнее выводит смычком свои» рам-там-там» мой хозяин. Потом он внезапно — хлоп! — дергает ногой, сетка закрывается, и дурачки попались. Вот и все!
