Серебро закамское - Лещенко Василий Юрьевич (книги без регистрации TXT) 📗

— Братья, нас не зря называют хариджитами — борцами за справедливость. Халифские войска преследовали нас, как собак, и мы подняли против них знамя борьбы. У нас только один путь — с Бабеком.

— Разве мы не песчинки в сравнении с огромным войском краснознаменных?- спросил смуглолицый воин по имени Малик. — Чем мы сможем помочь им?

Эмир задумался, сдвинув брови, и ответил не сразу.

— Армия Бабека нуждается в оружии. Кое-что мы сможем собрать для него среди наших сторонников в Северном Иране. Но этого мало. К оружейным мастерским халифа сейчас не подступиться. Их усиленно охраняют. В городах ищейки халифа вынюхивают все подозрительное, и подземные тюрьмы забиты до отказа. Если бы даже мы имели возможность купить оружие, то где взять для этого деньги? Наша казна пуста, Малик?

— Да, мой эмир.

Второго соратника эмира звали Хусейном. На нем был тонкий шерстяной кафтан, из-под расстегнутого ворота которого виднелась кольчуга. К широкому кожаному поясу были подвешены длинный узкий меч и кинжал с дорогой рукоятью. У Хусейна был вид профессионального воина, умудренного опытом многих опасных схваток. Его лоб и левую щеку пересекали два глубоких шрама, придававших лицу суровое выражение. Небольшие карие глаза под кустистыми бровями оживились при упоминании оружия.

— Нам могут помочь неожиданность и смелость, — сказал Хусейн. — Мои люди войдут в город под видом купеческого каравана и займут арсенал.

— А потом за вами закроют городские ворота и перережут, как кур, в этом каменном мешке, — неодобрительно бросил Малик.

— Для такой операции у нас мало людей, — согласился с ним эмир.

Казалось, без всякой связи с предыдущим разговором он обратился к Хусейну:

— Верно ли, что среди местных огнепоклонников у тебя много друзей?

— Да, мой эмир.

— Не потому ли, что они иноверцы?

— Нет. Эти люди — храбрые и честные воины, которые борются, как и мы, против халифа.

Эмир легко вскочил на ноги и сделал несколько шагов по палатке. Неожиданно он остановился напротив Хусейна и, глядя ему в глаза, негромко сказал:

— Ты возглавишь дальний поход. О плане поговорим завтра.

Хусейн забирался в горы все глубже, в самую неприступную часть Табаристана, свободную от войск халифа. Никаких дорог здесь не существовало, за исключением пастушеских троп. Хусейна сопровождали всего десять воинов. Проводником отряда был Хуршид.

За всю дорогу они лишь однажды встретили нескольких горцев в наброшенных на плечи лохматых козьих шкурах и в таких же остроконечных шапках. Обменявшись с Хуршидом гортанными криками, горцы опустили приготовленные к бою большие луки и исчезли среди скал так же незаметно, как и появились перед отрядом.

Замок возник перед глазами неожиданно. Его стены высились на недоступной скале, на которую вела узкая извилистая дорога. Два молчаливых горца в железных шлемах и кольчугах встретили отряд у подножия горы и провели его к воротам, окованным толстыми листами меди. Тяжелые ворота медленно раскрылись, и отряд очутился перед толстой железной решеткой, которая поползла вверх на гремящих цепях.

Вечером хозяин замка устроил в честь гостей пышный ужин, на который собрались его родственники, друзья и вассалы. В длинном парадном зале были разостланы ковры. На них стояли большие серебряные подносы с грудами сочного мяса, источающего острый аромат чесночной приправы. Слуги принесли высокие узкогорлые серебряные кувшины, наполненные душистыми винами. Перед каждым из приглашенных поставили серебряную тарелку на невысокой кольцевой ножке.

Драгоценная посуда мерцала и переливалась синеватыми бликами в полутьме огромного зала, разгоняемой светом факелов и бронзовых светильников. То тут, то там в колеблющемся свете виднелись на поверхности сосудов изображения злобно скалившихся крылатых чудовищ с телом птицы и головой пса. Воины-хариджиты с беспокойством переглянулись, произнеся вполголоса: «С нами аллах!»

Они помнили, как однажды мулла рассказывал им о содержащемся в хадисах корана запрещении изображать живые существа, и не сомневались, что мастеров, нарушивших этот запрет, ждет после смерти страшная кара аллаха.

Один Хуршид вел себя невозмутимо. Он многое знал о тайнах веры огнепоклонников. Его род восходил к персидским военачальникам, служившим еще при дворе могущественного шахиншаха сасанидской державы Хосрова Парвеза. Став мусульманином после завоевания арабами почти всего Ирана, Хуршид, как и многие персы, мечтал вернуть своей стране былой блеск и славу самой сильной державы на Востоке.

На спокойном лице Хуршида было невозможно прочитать его тайные мысли. Он начал рассказ о сказочном звере-птице, поразившем воображение его товарищей по оружию:

— Местные предания называют это чудовище Сэнмурвом. Оно живет на священном дереве, растущем в огромном озере. Говорят, что семена этого дерева исцеляют людей от зла. Когда Сэнмурв поднимается ввысь, из дерева вырастает тысяча веток. Когда он садится, ветки ломаются, и семена с них падают вниз. Сэнмурва считают существом священным, хранящим людей от злых дэвов, и персы никому не прощают его оскорбления…

В этот момент раздался певучий звук рога, и в пиршественном зале появился хозяин замка Рустам, названный в честь легендарного героя иранцев. Узкий кафтан с открытым воротом обтягивал его сильную стройную фигуру. Шаровары были заправлены в мягкие остроносые сапоги с продольным разрезом вдоль высокого голенища. На голове была островерхая шапка-кулах с гербом рода, а на лбу — золотая диадема с двумя рядами великолепных индийских жемчужин. Диадема и кулах указывали на принадлежность их владельца к шахскому роду.

Все столпившиеся в зале люди встретили Рустама поклоном. Он ответил приветливым кивком головы и пригласил предводителя хариджитов занять почетное место по правую руку от него. Все остальные расселись за столом в соответствии с занимаемым положением и властью. Знатные расположились ближе к хозяину замка, другие — дальше от него.

Рустам подал знак, и пиршество началось. После нескольких кубков вина лица гостей раскраснелись и заблестели от пота. Виночерпии мигом наполняли опустевшие кувшины. То в одном, то в другом конце стола возникала шумная беседа, которая обрывалась очередным тостом. Красивый молодой человек, сидевший недалеко от хозяина замка, поднял серебряную чашу и, блестя веселыми глазами, воскликнул:

— Друзья, вспомним незабвенного поэта Абу Нуваса, воспевшего в стихах пир и веселье и изгнавшего из многих сердец скуку бренного мира.

Услышав громкие возгласы одобрения, юноша начал стих:

Многие из гостей посмотрели на чаши, стоящие перед ними. По дну одних сосудов мчались на распластавшихся в летящем галопе конях царственные всадники в пышных зубчатых коронах, безжалостно поражая стрелами стада диких быков, благородных оленей и пугливых газелей. На других — всадники вступали в единоборство со львами, тиграми, барсами и дикими кабанами.

Хуршид вспомнил детство и сокровищницу деда, в которой он видел несколько серебряных чаш с охотничьими сценами. Там же хранилась толстая книга, из которой Хуршид узнал о могучих шахиншахах Ирана из сасанидского рода — знаменитых Хосроях, Каваде и Шапуре. Они не раз потрясали стены крепостей кичливой Византии и добивались покорности от сильных орд кочевников, вторгавшихся в Иран с востока. Картины боев перемежались в книге описанием невиданных по роскоши пиров и великолепных охотничьих забав в царских парадизах — специальных охотничьих парках. Помнится, дед рассказывал, что драгоценную посуду из царских сокровищниц посылали соседним государям и своим вассалам как свидетельство богатства и мощи правителей Ирана.