Адъютант его превосходительства - Северский Георгий Леонидович (читать книги регистрация .txt) 📗
Тут же на булыжной мостовой, поближе к длинной тополиной тени, чадили мангалы с ведёрными кастрюлями, и торговки привычно-зычными голосами зазывали откушать борща, потрохов с кашей или горячей кровяной колбасы. Неподалёку своевольной стайкой сидели на корточках беспризорники с нарочито бесстрастными лицами, ожидая нечаянной удачи. Чуть подальше, на привозе, пахло навозом и сеном — тут степенные, домовитые селяне торговали прямо с бричек свининой, птицей, мукой.
Кольцов терпеть не мог базаров и все же сейчас вынужден был пробиваться сквозь эту вопящую и отчаянно жестикулирующую толпу, потому что здесь был кратчайший путь к трамвайной остановке.
— Нет, вы только подумайте! — требовательно тронул его за рукав возмущённый человек в пенсне. — За жалкий фунт сала этот тип без стыда и совести требует с меня полумесячное жалованье!
Сидящий на возу крестьянин, лениво усмехаясь, объяснил:
— А на кой ляд мне твои гроши? Гроши ныне — ненужные… Пшик, одним словом. Дай мне хотя бы две швейные иголки да ещё шпульку ниток, и я тебе за милую душу к этому шмату сала добавлю ещё шось…
И вдруг совсем близко раздался пронзительный крик. Увлекая за собой Кольцова, грузно стуча сапогами, толпа повалила на этот крик, окружила причудливо перепоясанного крест-накрест патронами-лентами здоровенного детину, растерянно озирающегося вокруг. Рядом с ним причитала женщина:
— Горжетку из рук выхватил!
— Ох, бандюга! Он и вчера таким же манером…
— Управы на них нет!..
— Лисья горжетка, почти новая!.. От себя оторвала, для детей! — искала сочувствия толпы женщина, мельком остановившись заплаканными глазами на Кольцове.
Толпа распалялась все сильней, люди размахивали руками, плотнее окружая стоявшего с нагловатым видом грабителя. А тот вдруг, резким движением надвинув на глаза кепку, выхватил из кармана лимонку и занёс её над собой.
— А ну, разбегайсь!.. — закричал он неожиданно тонким, бабьим, голосом. — Подорву всех в три господа бога вашего!
Кольцов внимательно взглянул в расплывшееся лицо детины, увидел маленький, перекошенный яростью рот, лишённые цвета глаза. «Этот может, — подумал Павел, — вполне может рвануть». И, стараясь глядеть бандиту в глаза, двинулся на него. Тот вобрал голову в плечи, ещё крепче сжимая в руке гранату. Глаза его беспокойно метнулись по лицу Кольцова:
— Тебе шо?
Кольцов коротко взмахнул рукой. Бандит, громко охнув, как мешок, полетел на мостовую, граната осталась в руках у Кольцова.
Через несколько минут упирающегося грабителя уводил подоспевший патруль, а к Кольцову торопливо подошёл тот самый человек в пенсне, который возмущённо торговался с крестьянином.
— Посмотрите туда! — сказал он заговорщически, движением глаз показывая на двоих в штатским. — Те двое фотографируют, и я слышал, разговаривают не по-нашему, не по-российскому.
Действительно, двое в штатском, судя по одежде, иностранцы, как-то странно суетились поодаль. Один из них, более высокий, загораживал спиной своего спутника, а тот из-за спины навскидку щёлкал фотоаппаратом.
Павел подошёл к ним и властно спросил:
— Кто такие?
— О, сэр, мы имеем мандат! — торопливо отозвался один из иностранцев, высокий, сухощавый, с квадратной челюстью. — Да-да, документ от вашей власти! — Он готовно достал документы, протянул их Кольцову и чуть высокомерно представился: — Корреспондент английской газеты «Таймс». А это, — англичанин с гостеприимной улыбкой указал на своего товарища, — это мой французский коллега… э-э… знаменитый корреспондент еженедельника «Матэн». Наши читатели… как это… очень интересуют себя, что происходит в России.
Кольцов стал просматривать документы. Но они оказались в порядке — всевозможные печати подтверждали это. Кольцов вернул документы владельцам.
— Чем вас мог заинтересовать этот мародёр?
— Уличная сценка… жанровый снимок… всего лишь… — поспешно объяснил англичанин, но глаза его смотрели обеспокоено.
Корреспондент еженедельника «Матэн» произнёс несколько фраз по-французски и уставился на Кольцова. Англичанин с готовностью перевёл:
— Мой коллега говорит, что он, э-э, намерен дать материал о ваших… как это… — тут англичанин досадливо щёлкнул пальцами, — продовольственных затруднениях. Он говорит, что это заставит капиталистов раскошелить себя… и они пришлют вам много-много продуктов…
— До рождества как будто ещё далеко, господа, зачем же сочинять святочные рассказы?! — отрезал Кольцов и, резко повернувшись, пошёл к трамвайной остановке. Не мог знать он тогда, что у этой мимолётной встречи будет продолжение, необычное продолжение, едва не стоившее ему жизни…
Часов в десять утра Кольцов отыскал на площади Богдана Хмельницкого дом, указанный в предписании Житомирского военного комиссариата. Прочитал чётко выведенную надпись, извещавшую о том, что здесь помещается Всеукраинская Чрезвычайная комиссия, и, невольно одёрнув видавший виды командирский френч, поправив ремни снаряжения, с подчёркнутой подтянутостью вошёл в подъезд.
В вестибюле его встретил юноша в студенческой куртке. Они прошли в ногу, как в строю, через небольшой зал, где двое пожилых красноармейцев деловито возились с пулемётом. Над ними, прямо на стене, размашистыми, угловатыми буквами было написано: «Чекист, твоё оружие — бдительность». Так же в ногу поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Сопровождающий открыл перед Кольцовым дверь, обитую чёрным, вязкого отлива коленкором.
Из-за стола поднялся и пошёл навстречу Кольцову худощавый, с ввалившимися щеками человек. Его глубоко запавшие глаза, окаймлённые синевой, улыбчиво смотрели на Кольцова.
«Какие знакомые глаза! — мгновенно промелькнула мысль. — Кто это?» А худощавый человек протянул уже руку и весело произнёс:
— Ну, здравствуй, Павел!
И тут Кольцова озарило: да это же Пётр Тимофеевич! Пётр Тимофеевич Фролов! Павел радостно шагнул ему навстречу…
И опять память вернула Кольцова в былые, далёкие, тревожные, дни, когда, расстреляв мятежный «Очаков», царские власти напустили на Севастополь своих ищеек. Те денно и нощно рыскали по усмирённому городу, вынюхивая и высматривая повсюду ускользнувших от расправы бунтовщиков.
В одну из ночей Павел проснулся от чьего-то сдержанного стона. Возле плотно зашторенного окна стоял таз с водой, рядом лежали ножницы и пучки лечебной травы. Мать бинтовала руку и плечо бессильно привалившемуся к стене темноволосому мужчине. Когда Павел с любопытством посмотрел на него, он тут же натолкнулся на пристальный, цепкий взгляд светло-серых глаз. Мужчина морщился. Но, поймав мальчишечий взгляд, улыбнулся и подмигнул Павлу. А глаза его продолжали оставаться неспокойными, страдающими.
Мать сказала Павлу, что Пётр Тимофеевич пока поживёт у них в тёмной боковушке-чулане. Летом там спал Павел, а зимой держали всякую хозяйственную утварь. И ещё мать строго-настрого наказала, что никто не должен знать о человеке, который будет теперь жить у них.
Фролов отлёживался в боковушке, и вскоре Павел стал проводить там все свободное время, слушая его рассказы об «Очакове», о товарищах — рабочих доков и ещё о многом-многом другом…
Как же изменился Пётр Тимофеевич с тех пор! Лицо потемнело, осунулось, грудь впала, спина ссутулилась. Лишь в глазах ещё резче обозначилась все та же, прежняя, дерзновенная решительность.
Они крепко обнялись. Пётр Тимофеевич перехватил взгляд Кольцова.
— Что, постарел?.. Война, понимаешь, не красит. — Он развёл руками и перешёл на деловито-серьёзный тон: — Ну, садись, рассказывай, как живёшь? Как здоровье?
— Здоровье?.. Здоров, Пётр Тимофеевич!
— Ты ведь недавно из госпиталя?
— Заштопали как следует. Не врачи, а прямо ткачи. — Кольцов улыбнулся, присел возле стола. — В госпитале мне сказали, что звонили из Киева, спрашивали. Никак не мог придумать, кто бы это мог интересоваться моей персоной…
Осторожным, незаметным взглядом Фролов тоже изучал Павла. Сколько ему лет? Двадцать пять, должно быть! Не больше! А выглядит значительно старше. Френч со стоячим воротником, безукоризненная выправка. Подтянут, широк в плечах…
