Невольники чести - Кердан Александр Борисович (книги бесплатно читать без txt) 📗
Свиделись… Была еще одна встреча, последняя, на дороге в Арзрум.
Обезображенный труп Грибоедова, бывший три дня игралищем тегеранской черни, можно было узнать только по руке, некогда простреленной пистолетной пулей.
Говорят, смерть русского посла, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела ничего ужасного, томительного. Она была мгновенна и прекрасна. Как жизнь поэта…
Может, оттого Пушкину все не верится, что нет больше в живых этого человека, добродушие, озлобленный ум, самые слабости и пороки которого как неизбежные спутники человечества были необыкновенно привлекательны! Или же оттого кажется немыслимой смерть Грибоедова, что осталась его комедия «Горе от ума»? Осталась и будет жить, как живет все истинно талантливое, побеждая хулу, непонимание и само время.
Пушкин вдруг неожиданно широко улыбнулся, повинуясь свойственной ему смене настроений. И впрямь: трагическое и смешное – рядом! Пришла на ум характеристика, данная Грибоедовым общему их знакомцу – графу Толстому, прозванному Американцем:
Что-что, а держать речь Федор Иванович – мастак! Говорит крупно, отчетливо, зернисто. Даже когда трунит или морочит дурака. Это свойство и привлекло когда-то к нему Пушкина.
Их познакомил много лет назад князь Вяземский. До отъезда поэта в Кишинев они с Американцем оставались добрыми приятелями. Потом эта глупая сплетня Толстого в письме Шаховскому. Ссора на расстоянии. Эпиграммы. А по возвращении в Москву желание очиститься окончательно – стреляться!
Слава Богу, дело уладилось. Соболевский, Чаадаев помирили их. Не потому, конечно, что Пушкин испугался. Он верил в свой рок, в Провидение.
Еще в годы службы в ведомстве графа Нессельроде баронесса Киргоф на знаменитой колоде «Тарот» нагадала юному Пушкину, что ему уготована очень долгая жизнь, если в тридцать семь лет он не будет убит на дуэли белым человеком, приехавшим на белой лошади… В канун ссоры с Толстым Александру Сергеевичу не было и тридцати. К тому же граф отнюдь не белокур, а черен, кучеряв, как цыган, и, самое занятное, – терпеть не может белых лошадей! Значит, не в его руку вложит Судьба смертоносный ствол… Хотя Толстой – прекрасный стрелок и далеко не робкого десятка. Подозревать его в трусости – нелепость! Весь свет знает черный список противников, уложенных Американцем наповал на многочисленных дуэлях.
Нет, не страх примирил их тогда.
Летом двадцать шестого – слишком велики были потери в кругу общих друзей и знакомых: казни, ссылки, каторга.
Глупо пополнять этот список бессмысленной жертвой!
Отношения восстановились быстро. После примирения Пушкин любил послушать побывальщины графа. А тот, словно искупая нанесенные поэту обиды, тешил его своими необыкновенными историями, софизмами и парадоксами, излучая какой-то магнетизм.
Александр Сергеевич и сейчас помнит, как, поигрывая двусторонним индейским кинжалом, Американец рассказывал ему о хвойных дебрях Аляски, о сверкающей вечным голубым льдом вершине вулкана Эчком, горячо уверяя, что лично взбирался на сию неприступную высоту. Тут же клялся образом святого Спиридона – покровителя рода Толстых, что во время странствий по Америке индейцы избрали его своим царем и никак не хотели отпускать от себя.
Пушкин, безусловно, был осведомлен о той неблаговидной роли, которую сыграл граф Федор Иванович в первой кругосветной экспедиции россиян, доходили до него слухи, что Американец-де вообще в Америке не был…
И все-таки Толстому хотелось верить. В буйных выходках графа, в полуправдоподобных его рассказах слышалась Пушкину какая-то родственная нота: удивившему развратом четыре части света человеку мерзко в удушливой пустоте и немоте русской жизни, он протестует, рвется на волю, по-своему откровенно и страстно.
Вероятно, и это обстоятельство тоже послужило их окончательному примирению, сделало его таким прочным, что именно графу поручил Александр Сергеевич самое сокровенное – сватать за него Наталью Гончарову.
Сватовство было не совсем удачно, но не по вине Толстого. И хотя напрямую Пушкину отказано не было, тоска сжала тогда его сердце своей когтистой лапой, заставила бежать из Москвы на Кавказ, под пули горцев. Но и опасности долгого пути не остудили мечты о неповторимой Натали.
Если мечтаешь страстно – желание исполнится!
Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец, милая смиренница – она стала его женой, матерью его детей, подарила ему свою юность… А душу? Круг мыслей замкнулся, вернул Пушкина в кабинет в доме Волконской, к тем проблемам, от которых он попытался было удрать нынешним утром, вскрыв незнакомый пакет.
«Черт догадал меня бредить о счастии, как будто я для него создан!» – горько усмехнулся он.
Да и что такое счастье? Высшая гармония духа, озарение, ожидание милости Божьей или само течение жизни человеческой, со всем, что ее наполняет, от рождения до тризны?
Ему уже тридцать семь. Роковой, если верить гаданию, год. Белый человек где-то близко. Надо спешить, успеть – впереди еще столько замыслов, столько работы! И видно, сама фортуна посылает ему в руки рукопись путешественника, видевшего Новый Свет, переплывшего океан, который мечтал исследовать Петр Великий.
А может быть, от рукописи об Америке протянется какая-нибудь связующая нить на Камчатку, о которой сам недавно задумал написать статью, делая выписки из книги Крашенинникова?
Так уже не раз бывало. Стоит только начать углубляться в какую-то тему, как случай-Бог тут же подбрасывает ему самые необходимые материалы, факты, характеры.
Прав, кто сказал: история принадлежит поэту!
Пушкин извлек рукопись Хлебникова из пакета и положил ее перед собой.
Часть первая
На краю океана
Глава первая
Бобр неожиданно высунул из воды неподалеку от противоположного берега свою усатую морду. Степенно, важно, по-барски выбрался на сушу и застыл настороженно.
Абросим Плотников, проверявший устроенные поселенцами запруды, остановился поглазеть на редкого даже в этих девственных краях зверя. Присел на корточки: и впрямь – вылитый старый граф Иван Андреевич. Сытый, холеный… В какие дебри памяти увели бы Абросима воспоминания, неизвестно, но тут его внимание отвлекло другое: у ног работного быстрое течение пронесло белое орлиное перо.
Откуда оно здесь? Перо скрылось из виду, увлекаемое потоком. Досадуя на себя, Абросим вдругорядь посмотрел в сторону бобра. Но зверь исчез.
Повинуясь неясному чувству, Плотников отпрянул в заросли ивняка.
Мгновение спустя из-за речного изгиба на стремнину выскользнули три колошенских бата – лодки-однодеревки, в каждой по двадцать – двадцать пять тлинкитов с короткими широколопастными веслами.
Во встрече с индейцами ничего необычного не было. Сразу за речкой начинаются охотничьи угодья рода Ворона, и колоши вполне могли здесь выслеживать лося – они именно так и охотятся на лесных великанов, с воды, чтобы легче было доставлять туши к своим становьям.
Но что это? Обнаженные по пояс тела и невозмутимые лица покрыты узорами киновари – боевой раскраски. Смоляные волосы гребцов украшены перьями, точь-в-точь такими, как проплывшее у ног Абросима. У большинства индейцев за спиной – резные деревянные маски. Все вооружены.
